Школа выживания

С тех самых пор все смешалось в маленькой эстонской деревушке: исполнительная власть, церковь, национальный (он же интеграционный) вопрос и простые человеческие отношения.

«На сегодняшний день мы, выходит, тоже принадлежим церкви. А прописаны на территории сельсовета, на территории этой деревни. Интересно, под какой елкой? Я здесь как бездомная. Я хочу, чтобы меня вернули в нормальное человеческое состояние. Я считаю, что 7 лет назад было организовано преступление против меня и моего ребенка. И все эти годы со страхом жду, что в любой момент может кто-то прийти и выгнать нас из этого дома», — говорит Галина. Она уверена, что за ее спиной — заговор, участниками которого являются некоторые жители деревни, церковный приход и чиновники волостной управы.

Чужая

Галина переехала в деревню Выхма из Таллинна. Было это в далеком 1988 году. Как теперь принято говорить, еще в советское время. Жизнь сложилась так, что пришлось оставить благоустроенную квартиру в Ыйсмяэ неизлечимо больному мужу и уехать с трехлетним сыном практически в никуда. Почему именно эту деревню выбрала на жительство? Да потому, что подруга Галины купила неподалеку дом и предложила ей переехать сюда.

Так привыкшая к обеспеченной жизни городская женщина «на шпильках и в замшевом пальто» оказалась в деревенской глуши. Здесь ее поселили в самом никудышном деревенском доме — здании бывшей школы, заброшенном и никому в то время не нужном.

И предоставили работу – в коровнике. Деревенские «спецы разговорного жанра» судачили: «Да ее хватит месяца на три, не больше. Скоро обратно уедет». Не уехала.

Что значит быть чужой, Галина сполна ощутила здесь, в глубинке: «В городе совсем не так, там я даже не задумывалась о какой-то национальной проблеме». В деревне же только 3 года назад ее стали называть по имени. До этого она была просто «venelanna» — русская, не похожая на других. Единственная во всей деревне, да пожалуй, и в волости.

«Мы будем с тобой бороться»

Основные проблемы начались в 1993 году. Когда Вихулаская уездная управа своим решением от 8 апреля передала бывшее здание Выхмаской школы в бесплатное пользование Илумяэскому лютеранскому приходу. По акту приемки-передачи. О том, что в доме проживают люди, в акте нет ни слова. Хотя и указано: «Со зданием и имуществом приемщик ознакомлен и имеет представление об их состоянии». Живущих в доме мать с сыном «приемщик», видимо, в процессе ознакомления в упор не разглядел. Но потеснил. Прежде занимавшая дом целиком семья оказалась на одной его половине. Другую занял дьякон. Впрочем, через некоторое время съехал. В другой дом, отдельный, который у него имелся.

«Недогадливая» Галина о факте «приемки-передачи» узнала после деревенского собрания, куда ее особенно-то и не звали. Зато на нем сформулировали такое предложение: Галина переезжает, а дьякон дом покупает. Куда женщине переехать, конкретных предложений не поступило. В другую развалюху или вообще вон из деревни – решай сама. Главное – чтобы из дома выметалась.

Попытки женщины возмутиться творящимся за ее спиной беззаконием замечены окружающими не были. Настолько, что акт о свершившейся в 1993 году «деревенской революции» (иначе не назовешь) она получила на руки лишь 11 февраля этого года. Причем после неоднократных обращений к разным участникам событий. Примечательно, что одно из писем было отправлено в волостную управу (тогда старейшиной была Хильма Мянник) еще в 1995 году. Да здравствует бессмертная бюрократия!

Впрочем, возмущение женщины все-таки было замечено, хотя и весьма своеобразно. Деревенские «робин гуды» сказали Галине: «Мы будем с тобой бороться, ты ничего здесь не получишь». И ненавязчиво так подкрепили аргументом: «В нашей стране всякое случается, а ты здесь одна».

«А я не хочу бороться. Я хочу только, чтобы меня забрали у церкви обратно. Если я буду принадлежать церкви и дальше, они меня съедят. Я обвиняю власти в том, что они нас с сыном продали. Именно так. Передали церкви пустой дом. Как будто мы с сыном здесь никогда и не жили. Выходит, что у нас здесь нет абсолютно никаких прав.

Теперь я готова обращаться куда угодно. Меня хотят морально задавить. Если я сама себя сейчас не реабилитирую, мой сын и через 50 лет будет доказывать свою правоту...»

Путаница с документами

Волостной старейшина Тыну Асмуссаар предлагает Галине приватизировать ту часть дома, где она живет (то есть одну из двух квартир). И ссылается при этом на то, что приватизировать две квартиры, на которые дом разделен после инвентаризации еще в 1991 году, женщина не имеет права. В то же время он не смог предъявить ни Галине, ни корреспонденту акта инвентаризации.

Председатель ревизионной комиссии Уно Ыунапуу находит, что при оформлении документов допущено множество ошибок. Из чего можно сделать вывод, что вообще передача дома в собственность прихода противозаконна.

Если следовать логике, раз имеются неточности, выходит, документы недействительны. Но теперь неудобно волостной управе, которая попала в крайне неприятную ситуацию.

Говорит Галина: «Нынешний волостной старейшина сказал мне: «Это ошибка сельсовета, подавай в суд, ты выиграешь, а мы тебе заплатим судебные издержки». Да дело-то не в этом. Я же обратилась к ним. Почему я должна подавать в суд? Это ведь их проблема».

Кстати, приватизировать квартиру Галине стали предлагать только после вмешательства члена Рийгикогу Урмаса Лахта. «Урмас Лахт — единственный, кто отнесся ко мне как к человеку. Все те годы, что я ходила по инстанциям, я чувствовала себя пустым местом. Как будто меня вообще нигде нет. Именно он заставил председателя сельсовета немножко шевелиться».

Сам г-н Лахт находит — вопрос в том, что дом был передан церкви с нарушениями, но приватизировать, поскольку в доме две квартиры, Г.Криворучко может только ту, в которой она сейчас проживает.

К вопросу о состоянии дел с документами в сельсовете. Штамп о прописке в паспорте Галины: «Деревня Выхма. Дата прописки 07.10.1997». Далее – «Исправлено, верно 26.02.1988».

Ошибочка вышла. Очередная, уже ставшая системой.

«Зачем церкви этот дом?»

Не все жители деревни испытывают удовлетворение по поводу передачи дома во владение церкви. Соседка Галины Марью Паюсте не одобряет действий сельсовета и церкви:

«Не понимаю, зачем нужна эта глупость, такие решения? Ведь она живет здесь уже давно. Мы все видим, что здесь происходит. Пусть возьмут любой пустой дом, если им так нужно. Что они прицепились к этой бывшей школе? Совершенно постороннюю женщину прописали в этом доме, в другой квартире как сторожа. Кого сторожить – Галину? Дайте и нам сторожа, пусть нас охраняет. Мы тоже живем в здании бывшей школы. Но нам же позволили приватизировать дом целиком. Абсурд. Хотя в нашей деревне так и есть: живешь молча – хороший человек...»

Предполагаю, что не только в этой деревне.

Справка. От церкви до спорного дома напрямую, если прыгать по вспаханным полям, километра полтора. А если не прыгать и воспользоваться дорогами, то и того дальше.

Ну и при чем здесь интеграция?

А при том. Нам без устали повторяют, что интеграция – это, в первую очередь, владение госязыком. Заговори – и проблем никаких не будет. Галина свободно владеет эстонским языком. Ее прекрасно понимают. Сын Максим с трехлетнего возраста слышит вокруг эстонскую речь. Учится в эстонской школе (иноязычных поблизости просто нет). Но... и матери, и сыну постоянно напоминают, что они не такие. Как считает Галина, все их проблемы тоже от этого.

У Галины паспорт серого цвета. Собиралась получать гражданство. Сдала экзамен на знание конституции. Впереди — еще и экзамен на знание госязыка. Галина вполне логично задается вопросом: «Почему нужно еще и знание языка доказывать. Я что, на китайском конституцию сдавала?» Галина решила эстонское гражданство не брать, хотя и родилась в Эстонии, и говорит на местном языке. А просто обидно. И понять ее можно.

Максим практически другой родины, кроме деревни Выхма, не знающий, хотя и учится в эстонской школе, тоже должен сдавать экзамен на гражданство. Таковы законы. Верны ли и справедливы ли — другой вопрос. Шестнадцатилетний эстоноязычный мальчик, который по-русски пишет с трудом, говорит: «Я не буду получать эстонское гражданство. Мне не нравится то, что происходит в этом государстве».

Так что такое на самом деле интеграция – процесс овладения государственным языком или все-таки ощущение принадлежности к Родине? И гордость за эту принадлежность.

Любовь СЕМЕНОВА.
Фото автора.

P.S. Половина дома, по всей видимости, будет возвращена церковью обратно. Во всяком случае, на состоявшемся 9 апреля заседании волостной управы этот вопрос стоял 7-м пунктом. Но только половина. Кто будет проживать в другой половине дома, волостной старейшина ответить затруднился.