|
|
Молока я так и не купилНа "Литературе и кино" в Гатчине Евгений Дога - свой человек, приезжает сюда почти каждый год и всегда ужасно занят, потому что ежедневно у него встречи, концерты. И ни разу не видел его уставшим или не в духе. Когда знаешь, что тебя любят, усталости не чувствуешь.- ...Так вот, половина действия в фильме "По муромской дорожке" проходила в Китае под а-ля китайскую музыку, которую мне и предстояло сочинить. И мне было интересно, все время пытаюсь быть учеником, меня устраивает. Когда меня называют мэтром, шучу: я не метр, а сантиметр.Учеником быть лучше, есть куда расти, можно ошибаться. А мэтр всегда упирается в потолок, хочешь прыгнуть выше - не получается ничего, кроме набитых шишек. Мы про Лотяну с вами начали. Он привел меня во вторую консерваторию - цыганскую. Прошли их перед нами - тысячи, группами, по одному. Он летел на одном самолете я - на другом, он в один конец страны, я - в другой, находили цыган практически везде и буквально по крупицам собрали для "Табора" команду талантливых исполнителей. Вообще-то, тогда я мало знал их фольклор, необычный мир. А надо сказать, к нашей затее они относились ревностно, им казалось странным, что двое молдован хотят коснуться цыганских тайн. Я же старался со своей классической школой внести какой-то порядок в их песни. И из них исчезло самое важное - цыганскость. Потому что тайна цыганских песен кроется как раз во внешнем хаосе. Ведь там самым естественным образом переходят с одного подголоска на другой, третий, десятый, и в этом вся прелесть. И все, оказывается, не случайно, так складывалось веками у них. Так при чем порядок? Но чтобы это понять, снова пришлось многое пройти, через себя пропустить, самому нужную формулу вывести. Теперь могу утверждать: прошел, сам чувствую, теперь меня трудно переубедить, можно только дополнить. Уверен, и знаю, о чем говорю, что до этого на таком уровне цыганской музыкой никто не занимался. И, слава Богу, что сделанное тогда сегодня во всем мире и узнается, и слушается. - Евгений Гаврилович, вы так уважительно относитесь к национальному искусству. Но ведь лучшее в искусстве чаще всего вненационально. - Так это только на первый взгляд. К сожалению, так редко случается и никогда не запрограммировать, что вот сяду сегодня и буду писать шедевр, смешно... Музыка вальса, скажем, из "Ласкового зверя" родилась за несколько десятилетий до того, как зазвучала. Уже "Ритмы города" вышли за пределы штампов, которые называются национальными. В Японии, кстати, их несколько десятилетий считали лучшей советской инструментальной пьесой. А возьмите "Сонет для клавесина", который так любят играть дети, какой он принадлежности национальной? По-моему, кроме генов, что тебе даются предками, есть и другие, которые распространяются, как радиоволны, находя нас. В вальсе из "Зверя", наверно, присутствует что-то от космической генетики. Но эта энергетика тоже не просто так складывается, она суммарная. Вообще-то, по моему глубокому убеждению, я музыку не сочиняю, только ее записываю. Уверен, она существует вокруг нас, а мне выпало счастье или несчастье записать. Кто мне скажет, откуда она пришла, если, наверно, была всегда? Ведь то, чего нет, не может появиться, это же ясно. - Так получилось, что вальс возник, когда вы работали над Чеховым. А если бы это был Толстой или Куприн, была бы другая музыка? - Естественно, другая. Вот вчера звучали мои романсы на стихи Брюсова, Бальмонта. Я, что же,сочинил эту музыку? Ничего подобного. Заявить подобное было бы наглостью. Терпеть не могу, когда говорят: я написал музыку на стихи Шекспира. Е-мое, коллега Шекспира, под ручку с ним прогуливается, посмотрел бы в зеркало, как выглядит рядом с титаном, космическим пришельцем по сути. Далек от кокетства, когда каждый раз заявляю: я расшифровал, извлек музыку из стихов Цветаевой или Бальмонта. Более того, другой музыки на такие стихи быть не может, зачем насиловать, придумывать? Почувствуй только и извлеки, что уже до тебя написано. Мне ближе, когда чувствуют, а не слышат. - Вы стихи для романсов сами отбираете? - Бывает по-разному, но чаще всего стараюсь найти сам. Я и сам писал когда-то стихи, потом бросил это дело и правильно сделал, зачем засорять и так сильно засоренную нашу культурную среду. И потом, сейчас это просто, многое издано, можно найти, прочитать, извлечь. Бывает, что меня заносит, но все равно стараюсь записать. Когда работали с Лотяну над "Анной Павловой", "Танец Огня" на улице пришел, возле гостиницы, я запомнил только свое состояние. Осталось записать, и хорошо получилось. А в "Ласковом звере" после вальса ничего не получалось, потому что хотел написать еще лучше, пошел неправильно. А лучше писать не надо было, требовалось другое. И это другое нашлось лишь через полгода по дороге в молочный магазин. Молока в тот день не купил, надо было быстрее вернуться и записать. Это было самое начало фильма, когда в музыке вроде что-то есть, а вроде и нет, когда она состояние передает. Собственно, искусство и есть форма передачи состояния. - Помню, видел один спектакль про войну, где на фронт провожали молодых ребят под музыку вашего вальса. Получается, что он ложится не только на чеховский сюжет? - Понимаете, это же не вальс, это же рассказанная история, тут вся сложность для исполнения. Когда играют вальсок, то не дай Бог - все испоганят. Лотяну изначально говорил, размахивая руками: понимаешь - и есть что-то, и нет. Да как же нет? Это я к тому, что, по моему глубокому убеждению, музыка в нашем мире играет совсем не прикладную роль, она самостоятельна, действующее лицо, клубок неразрешимых состояний, круговерть, нерасшифрованная энергетическая масса. Потому и нельзя творчество запрограммировать, можно только задачу поставить. - А исполнители открывали в вашей музыке что-то для вас неожиданное? - Исполнителей я создаю сам, всегда знаю, какими им надо быть в каждом случае. София Ротару состоялась впервые с моим "Белым городом". Хотя она пела и другие мои вещи. Песня получила вторую премию, первой не давали, на конкурсе, посвященном 50-летию СССР. И решили отправить ее на "Золотого Орфея". Но не просто так, а с достойным исполнением. Я говорю: вот она, есть София Ротар, у нее тогда была такая фамилия, молдавская, Ротар. Нет, вы что, нам нужна хорошая певица. Я уже в Болгарии в жюри фестиваля сидел, а Софии все не было, никак не могла визу получить. Приехала, наконец, вся потрепанная, на нервах. Но приз получила. После этого впервые в жизни принимала участие в получасовой передаче "Музыкальные встречи" на телевидении. Потом дважды исполняла "Город" на "Песне года", потому что ничего другого у нее не было, "Город" стал ее трамплином. После этого можно было петь и "Лаванду", и все, что хочешь. "Лаванду" впервые смог бы спеть кто угодно, Пупкин или Тютькин, и никто бы не заметил, а так спела Ротару, которая лауреат "Золотого Орфея","Песни года" и прочего. Потом София предпочла другое. Не имею к ней никаких обид, каждый выбирает свой путь сам, за тебя жизнь никто не проживет. Она так решила, и на здоровье, правильно сделала. А мне потребовалась замена ей, я - романтик, не знаю, таким себя считаю, хоть это и не так, может. Мне страсть нужна, драматургия, смысл. Я жесток в отношении авторов современных, давлю их и терзаю, хочу совершенства. И всех просил найти красивую-красивую голосистую девушку, люблю, чтобы певицы были красивыми. Говорю про певиц, потому что мужиков недолюбливаю, поражаюсь вкусам девиц, которые любят красавцев. (Хохочет.)У меня мужчины редко поют, всего несколько случаев. И привели мне девушку тонкую, как соломинка, красавицу, лучшей в Кишиневе в те времена не было, обалденную. Это была Надя Чепрага. Писал для нее долго, тяжело шло, требовалось много работать, многое ушло в корзину, но без этого тоже невозможно. Твой исполнитель - тоже подарок судьбы. Мои песни и Кобзон пел, и Пугачева. Но не мое творчество определило их судьбу, и не их исполнение стало определяющим для моей биографии. Почему ваших песен не поет Пугачева, спрашивают меня. Не хочет, отвечаю, и не поет, что ей нравится, то и поет. Я же ищу певца, которого сам выберу. Если его нет, то придумываю. А когда с Юрием Васильевичем Силантьевым первый раз репетировали "Белый город", попросил сыграть еще раз и услышал в ответ: "Ты что -Вагнер?" А занимались музыкой на открытие и закрытие Олимпиады, снова выбрал оркестр Силантьева, он играл безукоризненно, музыкант, конечно, блистательный. И тогда Силантьев говорил: "Давай еще раз сделаем, теперь еще раз". Потом подходит: "Дога, ты же хорал сделал!". - Мы с вами все про музыку да про музыку... - Других вещей не понимаю. Не понимаю, как можно на что-то отвлекаться, курить, чтобы отвлечься, вроде от волнения, выпить, чтобы отвлечься. Если отвлекаюсь, то для музыки. Или сладкого. Люблю сладкое, могу съесть невероятно много сладкого... Николай ХРУСТАЛЕВ. |