Активно набиравшая обороты все лето предвыборная президентская кампания в Эстонии со всего маху стукнулась о непробиваемую стену замка на Вышгороде. Рийгикогу даже не приблизился к возможности избрать президента в своих стенах. Самое примечательное состоит в том, что и неожиданностью это не стало ни для кого. То, что конституционная норма, предполагающая избрание президента страны депутатами парламента, ведет в тупик, было ясно еще до того, как проявили себя первые кандидаты в президенты.
Государственное устройство Эстонской Республики родилось зимой 1991-92 годов в муках компромисса между оставшимся от прежних времен Верховным Советом и самопровозглашенными Комитетами граждан. Конституционная Ассамблея, составленная из депутатов ВС и КГ, и подготовила ныне действующий Основной закон, пытавшийся, с одной стороны, восстановить утерянное наследие довоенной Эстонии, а с другой — подогнать эстонские реалии под демократические традиции ушедшей за полвека далеко вперед Европы. Гибрид получился внешне вполне красивый, по-европейски добротный, но слишком теоретический. Практическая политика оказалась куда приземленнее.
Для парламентской республики вполне приемлемо избрание президента, чьи функции ограничиваются представительством и выполнением посреднических ролей между ветвями власти. В Эстонии же буква закона почти сразу пришла в противоречие с реальностью. Нетрудно припомнить, как Леннарт Мери вступал в конфликт и с парламентом, и с правительством, пытаясь проводить почти самостоятельную внешнюю политику или отстаивая собственное право на кадровое руководство армией. Не был он и «послушен», когда дело доходило до представления парламенту, например, кандидатуры канцлера права. Тень президента видна была и за смещениями командующих Cилами обороны. За девять лет все привыкли, что наш президент отнюдь не ритуальная фигура и просто «организатор диалога» или «строитель мостов» между партиями, ведомствами, гражданами и т.д. и т.п. Президент — ключевой политик Эстонии, записано это в законе или нет.
Негласно признаваемая важная роль президента и стала источником отчаянных конфликтов как внутри правящей коалиции, так и в среде оппозиции, чей именно кандидат, человек, обладающий какими качествами, должен быть поддержан на выборах. Будущие ставки, на опыте Леннарта Мери, оказались столь высоки, что многопартийная демократия Эстонии оказалась в принципе не способной на соглашения и компромиссы. И дело тут не в людях, не в мечте Тунне Келама возглавить Эстонию, не в напоре Эдгара Сависаара, не желающего поступиться своей креатурой, не в хитроумном расчете реформистов, уповающих на руководителей городов и сел. В условиях нашей многопартийности избрание президента двумя третями парламента просто невозможно.
На словах парламентарии придерживались установленной законом процедуры, а на деле основные партии вели избирательную кампанию так, как будто президента будет избирать весь народ. Инстинкт подсказывает политикам, что избиратели так и не согласились отдать право выбирать главу государства 101 депутату Рийгикогу. Точно так же, пока политологи рассуждают о партийных программах и о том, что грамотный гражданин должен в них разбираться, партийные вожаки предлагают голосовать за личностей, переманивая потенциальных «сборщиков голосов» из одной партии в другую. Да и в конце концов, Эстония слишком мала, чтобы человек удовлетворился лишь телевизионным образом президента или депутата парламента. В нашей стране можно каждого увидеть своими глазами и потрогать своими руками.
Год за годом наши парламент и правительство оказываются где-то в конце списка государственных и общественных институтов, которым доверяет народ. Природа многопартийной демократии такова, что закулисные маневры в коридорах власти, без которых никакой парламент обойтись не сможет, всегда будут вызывать раздражение и неприязнь у желающих ясной и простой политики граждан. Запрограммированная неудача с выборами президента парламентом — благо для будущего главы государства, ибо на него уже не падет густая тень беспринципной политической торговли между фракциями Рийгикогу, хотя привкус горечи и память о том, что простые жители Эстонии опять оказались в роли статистов, останутся.
