Для начала определимся с приоритетами и нормами: имена детей, подростков и некоторые обстоятельства преступления в данной публикации изменены — в соответствии с существующими законами. Судебное заседание, как и положено, было закрытым, а многие документы уголовного дела недоступны для посторонних глаз. Что касается морали и этики, то предлагаю распространенное суждение «дети — цветы жизни, они сами ни в чем не виноваты, а виновато равнодушное общество и их поганцы-родители» считать аксиомой, не требующей новых подтверждений в каждой заметке про детские преступления. Здесь есть совершенно своя, конкретная проблема. Ведь пресловутая «подростковая жестокость», на которую взрослые привыкли сетовать в таких случаях, обычно прямолинейна, как проспект, и является в конечном счете самозащитой. А в данном случае речь пойдет о некоей изощренности, даже извращении. И о женской дружбе, если позволите.
«Нагуляется — сама вернется»
Пусть она будет Ирочка. Мы, вероятно, окажемся первыми, кто назвал эту девочку уменьшительно-ласкательным именем, хоть и ненастоящим. Дети столичных окраин схожи всегда в одном: они выглядят старше и как-то крупнее своих «центровых» ровесников. Если Ирочка говорила, что ей уже пятнадцать, никто даже не сомневался. А до пятнадцати оставалось полтора года...
Коплиская окраина. В семье еще четверо. Без отца. Нищета. Ссоры. По всем поводам и вообще без поводов. Но она — дитя. Она все еще плачет от обид, разрабатывает, уткнувшись распухшим от слез носом в подушку, план мести. Сама месть выглядит просто: «Вот уйду (умру), и вы пожалеете!» Не пожалеют, конечно. Обзовут дурой да потаскухой, ну решат: нагуляется — сама вернется. Она это знает, еще сильнее жалеет себя, еще горше плачет. Еще яростнее ссорится с матушкой — до драки. И уходит.
Уходит ранней весной, сразу после каникул. Легкая курточка, боевой макияж, в ушах сережки от разных пар, сигарета в зубах. Весной таких бродяжек на железнодорожном вокзале и в окрестностях много. Они ударяются в бега от опостылевших семей, как только чуть теплеет. К зиме многие вернутся домой.
Ирочка о возвращении пока не помышляла. Она вообще пока ни о чем особо не задумывалась. Просто выживала — от начала дня до первого сна. Эти первые бродяжьи дни получались все очень разными. Вот в тот вечер, например, 12 апреля, она выпивала с Аней и Толяном прямо под открытым небом, недалеко от железнодорожных путей.
Он был ее ровесником, Толик-то. Но это — чистая формальность. Пацаны вообще медленнее растут и взрослеют. Зато Аня была совсем уже взрослой девицей. На самом деле ей недавно исполнилось четырнадцать, но смотрела она на ребят, с которыми здесь якшалась, как-то уж по-матерински. Те безоговорочно слушались ее, Анну из блатного Копли, учащуюся профессионально-технического училища. Ирочка же решила, что все дело в возрасте, вот на всякий случай и прибавила себе годочков. Пятнадцать — это звучит солидно...
«Хорошая» идея
Ирочку разморило от крепкого самогона и костерка. Она прилегла прямо на землю — чуть поодаль, чтобы не мешать новым приятелям. Сквозь полудрему почувствовала, что кто-то дотрагивается до нее, что-то шепчет, дергает за плечо. Это был Толик. Он лез целоваться, но получалось как-то неуклюже. Сосед все время просил и настойчиво требовал «этого».
Само по себе происходящее ей показалось нелепицей. Любовь? Здесь? С этим пацаном? Любовь она представляла себе несколько иначе... Толян еще пару раз неловко навалился, но мгновенно и безропотно отстал, стоило только прикрикнуть и дать коленкой под зад.
Следователям потом пацан скажет, что его подучила Анна. Вот так прямо и предложила сделать «это» с Ирой — надо же, мол, лишить ее девственности. А Толик что? Толик — пожалуйста! Если честно, такая идея ему понравилась. Правда, сам бы он до такого никогда не додумался бы. Ни-ни! Но коль уж Аня говорит...
Анна громко засмеялась, когда он снова подошел к костерку и пожаловался, что не смог ничего сделать, и запустила в его адрес такой матюк, что Толику стало совсем не по себе. И он принялся оправдываться, даже попросил помочь. Аня пожала плечами и поднялась.
Ира уже снова спокойно посапывала. Анна молча стала расстегивать на ней штаны, и пока та спросонок сообразила, что происходит, новая приятельница уже вытряхнула ее из брючек и трусов, навалилась на плечи, придавила голову к земле. И все повторяла, что вот надо, дескать, время подошло лишиться девственности.
Ирочка извивалась, как угорь. Толян дергал ширинку, путался в одежде, Аня на него орала, чтоб пошевеливался. И надо было сильно извернуться, чтобы усесться девчонке на живот. Какой уж там секс?! Толик «лишал Ирочку девственности», елозя голой попой по животу. Процессом продолжала руководить всезнающая Анна. Она крепко держала случайную знакомую за руки, и та стонала от боли при малейшем движении.
Вскоре подоспел ровесник и приятель Толяна Лешка. Аня тут же включила его в игру: он стал держать Иру, а Аня пыталась разжать ей стиснутые челюсти. Новая роль сильно не понравилась Толику, хотя и с ней он справлялся не очень-то успешно. К тому же было страшно: глупая девчонка могла его попросту сделать инвалидом.
Плата за утраченное
В самый разгар возни, когда Толян с Лехой уже не замечали ничего вокруг, Аня вдруг громко кому-то крикнула во тьму: «Эй, хочешь кайф словить?»
Это был вполне уже созревший верзила по имени Александр. Во всяком случае, так он назвался детям. Вопросу он не удивился. Недолго думая, спустил штаны, присел над обезумевшей Ирой, а потом... потом так же спокойно застегнулся и отправился восвояси.
Анна приподняла девочку с земли, внимательно осмотрела, что там у нее в ушах, и выдернула одну сережку — серебряную. Другая, обычная, ее не заинтересовала. Ире она подала брюки, но тут же стала сдергивать с нее курточку. А затем они ее прогнали. То есть она бы и сама убежала, но вслед они крикнули ей страшное проклятие: чтобы больше не появлялась на вокзале, а то... Теперь Ира знала, что случится, если она ослушается Анну. И вернулась домой.
Был суд. Закрытое заседание. Судили Анну, Толика, поскольку им на момент совершения преступления уже было больше четырнадцати, а вот Александра так и не нашли. Поди ищи его теперь!
Ирина мама заявила, что ей жалко дочкиной курточки. Суд потому и решил, что родители Анны выплатят за утраченное 150 крон. А сама Аня осуждена условно. С исполнительным сроком в два года. Такое же наказание получил и Толян, однако его он будет отбывать за колючей проволокой.
Трудный возраст
Вы, конечно, назовете сейчас их «детьми со дна», насмотревшимися всякого за свое нелегкое детство. На это вообще легко списывать любые катаклизмы. Но ведь на самом деле такое уголовное дело — лишь вариант популярной школьной истории о дружбе и вражде. О взрослении девчонок. Когда одна, признанная королева и атаманша, вдруг понимает, что рядом появляется другая — соперница. И чудовищно злится, что друзья-мальчишки, которые никогда всерьез-то не рассматривались, глядят на ту, другую, совсем по-новому. И появляется желание отомстить.
Месть будет дикой, средневековой. И дикость ее не будет зависеть от воспитания и происхождения девочки, от времени и социального строя. Помню, как в далекой юности мои соседи по коммуналке изуродовали каблуками лицо симпатяшке — новенькой, которая сразу понравилась одному любимцу всего нашего двора.
Когда же злодеям всего этого показалось мало, они позвали девушку в парк на танцы, где часто «тусовались» цыганки. Последних они подговорили заворожить красавицу, навести на нее порчу. Не получилось...
А когда две наши одноклассницы года полтора спустя после предыдущего события влюбились в одного и того же второгодника, наиболее «впечатлительная» из них организовала «преследование другой с целью изнасилования». Соперницу вынуждены были по улицам водить за ручку родители.
И ведь это были дети из самых обычных семей, которые потом стали самыми обычными взрослыми — мамами и тетями. Просто они переживали трудный возраст. Когда уже мечтается, но все вокруг говорят, что это грязно и стыдно. И получается вот такая перверсия чувства, попросту говоря, извращение.
