Преобразование объединения «Рес Публика» в партию примечательно уже хотя бы тем, что вывело из политического забвения имя профессора Рейна Таагепера. Того самого Таагепера, которого еще 10-12 лет назад здесь все почитали за отца сценария восстановления эстонской независимости. Именно независимости, а не реставрации довоенного государства.
Ореол известного калифорнийца заметно поблек в глазах местных ревнителей национального возрождения, когда стало ясно, что он далеко не безоговорочно разделяет этноцентристские настроения, присущие тем кругам, которые сформировали партию «Исамаа» и ПННЭ, позже слившиеся в известный нам «Исамаалийт». Более того, Таагепера позволил себе роскошь подвергнуть сомнению целесообразность повсеместного внедрения эстонского языка. Предвосхитив нынешние пока безуспешные поиски универсального товарного знака, способного сделать Эстонию узнаваемой во всем мире, Таагепера еще десять с лишним лет назад предложил воспользоваться уникальностью эстонских горючих сланцев и единственным в мире научно-исследовательским институтом. Этот институт, поскольку сланцев предостаточно во всем мире, мог бы стать признанным международным научным центром. Но не стоит, заметил он, надеяться на то, что ради нескольких месяцев работы в таком институте ученые из других стран кинутся одолевать сложности эстонской грамматики. По примеру многих других центров работа в таком институте должна вестись на английском языке. Другое высказывание, которое не смогли ему простить, касается межэтнических отношений. Таагепера — не помнится, в связи с чем — высказался одобрительно по поводу интернациональных браков как способа обновления национального генофонда. И это в то время, когда в верноподданническом пылу выходящий на русском языке журнал «Радуга» переименовал свою постоянную рубрику «Интеррадуга», лишь бы не раздражать слух и глаз правоверных хоть каким намеком на возникшее в пику Народному фронту Интердвижение.
Политика и история не признают сослагательного наклонения. Но не исключено, что возьми десять с лишним лет назад верх взгляды, которых до сих пор придерживается Таагепера, не возникла бы потом необходимость в приглашении к нам Миссии ОБСЕ, а сегодня — споров о том, укладывать ей чемоданы или остаться.
Кстати, родившаяся в недрах правительственных кабинетов идея делегировать функции международного наблюдателя бюро министра народонаселения Катрин Сакс более чем сомнительна, как и то, если эти функции в порядке открытого конкурса будут перепоручены какой-то общественной организации из так называемого третьего сектора. Если страна, которой неоднократно ставилось в вину несоблюдение прав человека и ущемление национального меньшинства, сама станет финансировать контроль над этими вопросами, то где гарантия независимости организации, получившей государственный подряд на этот контроль?
Наши сегодняшние властители упорно настаивают на том, что корни (и ключ к решению) межобщинного конфликта внутри Эстонии — это незнание русскоговорящим меньшинством эстонского языка. И внесенные в Закон о выборах либеральные поправки, мол, сводят на нет нужду в дальнейшем пребывании здесь Миссии ОБСЕ. На самом деле известно, что напряженность возникла не на языковой почве, а из-за принятия Закона о гражданстве в редакции 1938 года. Вследствие этого за пределами официального общества осталось более трети жителей республики.
Была ли в этом какая-то особая необходимость? Ежели исходить из интересов ПННЭ и «Исамаа», то да. Граждане Канады или США, Швеции или Австралии, никогда не бывавшие в Эстонии, но происходившие от предков-эстонцев, получили право участвовать в парламентских и президентских выборах в сентябре 1992 г. Они могли также создавать политические партии и избираться на государственные должности. А почти 40 процентов тогдашнего постоянного населения в решающий момент становления демократической государственности какого-либо права голоса были лишены.
Все эти законодательные и политические меры встретили отрицательное отношение со стороны многих эстонцев и неэстонцев, мотивированное как демократическими принципами, так и политическим благоразумием. Однако все они решительно отстаивались, исходя из логики национального государства и мощного комплекса связанных с этой логикой доводов правового и морального характера. Один из таких доводов — это до сих пор усиленно эксплуатируемый миф, будто, придя в законодательное собрание, русские депутаты тут же стали бы призывать к возвращению в состав если не Советского Союза, то России. И тогда, мол, уж точно исчезнут с лица земли и эстонцы, и их язык.
Были ли на тот момент основания для таких страхов? Таагепера считает, что практически никаких. Для Эстонии обстоятельства были относительно выгодными, в первую очередь в силу имеющих первостепенное значение для страны дружественных отношений с Россией. Когда Эстония в августе 1991 года провозгласила свою независимость, Россия признала это через два дня, до того, как это сделали страны Европейского сообщества и США.
О том, что не было никакой необходимости оставлять за бортом нового государства столь значительную часть ее лояльного населения, свидетельствуют не только результаты проведенного перед объявлением суверенитета референдума. Без голосов русских жителей его итог не был бы столь впечатляющим. О лояльности говорят и результаты различных социологических опросов и замеров общественного мнения.
В конце восьмидесятых - начале девяностых годов на здешних русских упорно навешивались ярлыки «мигрантов», «чемоданников» и т. д. Однако проведенные в это же время исследования показали: 43,4% всех опрошенных русских были уроженцами Эстонии, а свыше 80% прожили в Эстонии более 10 лет. И лишь около 7 процентов к тому времени прожили здесь менее 3-5 лет.
Любопытны данные еще одного социологического исследования — самосознание русских в Эстонии (апрель 1992 г.).
На вопрос - «Кем вы себя ощущаете?» - 50 процентов ответили, что гражданином Эстонии, 33 процента — гражданином СССР. Были среди предложенных вариантов и другие привязки, в том числе и такая, как «Русский житель Балтии». Все это объясняется тогдашними реалиями. Но в любом случае местная доминанта в самоощущении здешних русских очевидна.
Что касается предпочтений в вопросах выбора гражданства, то они таковы. 49 процентов опрошенных русских заявили, что остановились бы на эстонском подданстве, и лишь 12 процентов — на российском. Только 20 процентов живущих здесь сказали, что в случае принудительного выбора между гражданством Эстонии и какой-либо иной страны они отказались бы от эстонского гражданства. 38 процентов заявили, что оставили бы эстонское гражданство, а 40 процентов оказались в затруднении и сказали, что пришлось бы подумать.
В любом случае, все эти замеры умонастроений русских, проведенные в период восстановления эстонской государственности, убеждают в том, что тогда были налицо все предпосылки сделать здешних русских лояльными гражданами эстонского государства. При условии предоставления всем гражданам права участия в политическом процессе. Важные элементы сотрудничества между эстонцами и русскими, признают специалисты, сохранялись до 1990 года. А уже через год многие стали задаваться вопросом, а не идет ли страна к внутреннему этническому конфликту, который может вылиться в конфликт международный?
Страх перед тем, что бескровное противостояние может вылиться в открытый конфликт, и привел к тому, что по настоянию ряда государств Эстония пригласила сюда Миссию ОБСЕ.
Что же касается языковой проблемы, то принятый в январе 1989 года Закон о государственном языке подразумевал, что по истечении двух лет с момента принятия закона все занятые в сфере услуг и торговле будут обязаны знать два языка — эстонский и русский, а еще через два года все официальное делопроизводство будет переведено на эстонский язык. Сегодня уже ясно, что государство не смогло (или не захотело?) обеспечить выполнение этого закона ни через два, ни через десять лет. Хотя массовая запись на курсы эстонского в 1990-1991 гг. свидетельствует о том, что, как заметил один из западных наблюдателей, «многие русские склонны ассимилироваться в большей степени, чем желают их ассимилировать эстонцы». Поэтому обязательства властей в свете Закона о языке остаются в силе. Это надо помнить, как помнить и очень актуальную для нас истину. Логика национального государства, как бы привлекательна она ни была, опасна тем, что может увести в сторону от логики демократии.
Если смотреть на прошедшее десятилетие через призму проблем русского меньшинства, то это, по мнению профессора Рейна Руутсо, «во многих отношениях потерянное время».
Таагепера эти потери предвидел. Предвидел, что Эстонию покинет лишь небольшая часть так называемых «оккупантов» или «колонистов». Предвидел, что прежде всего это будут образованные и предприимчивые люди, которым есть куда ехать и на кого найдется спрос. В череде предсказаний-предупреждений много такого, чего одержимые идеей деколонизации национал-радикалы не захотели услышать. Кстати, прообраз программы интеграции был разработан в 1993 году, но тогдашним правительством (вспомните, кто одержал победу на выборах 1992 года) был отвергнут как опасный. Сегодня, потеряв по собственной вине столько лет, официальные власти пытаются этой самой программой козырять. И свести все проблемы прав русского меньшинства к одной-единственной — языковой.
Преобразование объединения «Рес Публика» в партию примечательно уже хотя бы тем, что вывело из политического забвения имя профессора Рейна Таагепера. Того самого Таагепера, которого еще 10-12 лет назад здесь все почитали за отца сценария восстановления эстонской независимости. Именно независимости, а не реставрации довоенного государства.