Ювенальные печали

Бедность не лучший педагог жизни. Наверняка в бедной среде родилась пословица: от тюрьмы да сумы не зарекайся. То, что наше общество при всех показателях роста ВВП остается бедным, не секрет. Бедность сопряжена с семейным неблагополучием. Она не цементирует семьи. Испытание ею проходят не многие. А разрушенные семьи — это неблагополучие детей и подростков, крайним выражением которого становится детское бродяжничество и подростковая преступность. Казалось бы, многие факторы, определяющие молодеющую год от года преступность, известны. Казалось бы, еще немного усилий, и, вооруженные этим знанием, мы ее одолеем.

Но до результатов все еще далеко. И дело не только в тех формах обуздания подростковых правонарушений, что традиционно существовали и существуют у нас. Дело еще и в принципиальном отношении общества к ювенальному возрасту. Нам легче считать подростковый возраст изначально трудным и трудности его одолевать исключительно изоляционистско-карательными мерами. Сечь розгой проще всего, но результативней ли? Кто и когда говорил у нас о ювенальном законодательстве? Слов таких даже не слышали. Оттого-то, написав множество законов, гармоничных с европейскими, мы весьма успешно умудрились сохранить традицию карательных отношений со сбившимися, не нашедшими стержня и опоры в жизни подростками.

Какие доказательства тому нужны? Они не только частный опыт и наблюдения каждого из нас. Они имеют уже форму уникального научного исследования — итога четырнадцатилетнего наблюдения префессора Юри Саара, отследившего судьбы нескольких сотен неблагополучных подростков начиная с 1985 года. Срок вполне достаточный и результаты вполне убедительные, чтобы доказать обществу неэффективность изоляционистско-карательного воздействия на неблагополучных мальчиков и девочек.

Об исследовании профессора рассказала газета Eesti Paevaleht. Итог, к которому пришел г-н Саар, наблюдая судьбы людей, подростками попавших в спецшколы и Вильяндискую колонию, с конца застоя до периода расцвета безграничного либерализма, неутешителен: подавляющее большинство (90 процентов) юных правонарушителей стали впоследствии настоящими преступниками. А наши спецучреждения для несовершеннолетних не были и так и не стали очагами перевоспитания и социальной адаптации юных правонарушителей. Наши нынешние спецшколы мало чем похожи на центры помощи и реабилитации. Если прежде в них могли отправить подростков на достаточно длительное время, то теперь по закону несовершеннолетнего правонарушителя можно направить в спецшколу лишь на год. Не учебный, а календарный. Что само по себе уже абсурд, хотя бы с той точки зрения, что, попав в спецшколу в январе, подросток выбывает из нее в следующем январе же. При этом имеется в виду, что он из спецшколы немедля направляет свои стопы в обычную основную школу для прохождения положенного курса базовых наук. Чего-чего, а такого в реальной жизни, как вы догадываетесь, не случается.

Кроме того, спецшкола никак не решает ни социальных, ни семейных проблем, откуда тянутся корни всего подросткового неблагополучия. Если же обратиться к выкладкам профессора Саара, то они таковы: из 317 подростков, находившихся в 1985 году в Синдиской спецшколе и Вильяндиской колонии для малолеток, к 1999 году уголовному наказанию подверглись 289 человек, то есть более девяноста процентов. В начале исследования подросткам было по 14-17 лет. Большинство из наблюдаемых профессору отследить было достаточно просто — они сидели по тюрьмам. Редкие выбивались в нормальную жизнь. И только благодаря тому, что у них было куда вернуться из тюрьмы.

Обычно, отбыв время в спецшколе или колонии, подростки возвращаются в ту же среду, из которой сюда попали. А это не пряничный домик. Половина ребят, оказавшихся в спецшколе или колонии, была из распавшихся семей, у большинства были братья или сестры. К симптомам раннего неблагополучия профессор отнес то, что курить большинство из них начало до десятилетнего возраста, а пить (половина) — лет в 13-14. Профессор установил определенную закономерность в их последующей уголовной карьере: преступления, что совершали «выпускники» спецшкол и колоний вскоре по освобождении, были значительно серьезней тех, что приводили их к первому наказанию. Срабатывали окружающая среда и те резкие изменения, что случились в самом государстве. Профессии, освоенные в школе и колонии, никому не были нужны, отталкивало и клеймо «колониста» на биографии.

Все эти научные заключения для неблагополучных подростков из поколения, на которое выпали годы социального и государственного перелома, остаются в силе и по сегодня. Более того, воспитатели-практики из спецшкол, занимающиеся сегодняшними неблагополучными подростками, считают, что, проведи исследование сейчас, результаты оказались бы более удручающими.

Сегодня ситуация осложнена безработицей, а в сцешколы попадают уже крайне запущенные дети, можно сказать, уже вжившиеся в асоциальный образ жизни — в воровство, бродяжничество. Тех центров помощи и реабилитации, что у нас есть, не хватает, чтобы стать настоящей опорой тем, кто вышел из спешколы. Никто не занимается и родителями неблагополучных подростков, если, конечно, они не безнадежны. По наблюдению практиков из спецшкол, у нас растут не только династии воров, но и династии воспитанников спецшкол, когда через заведение проходят из семьи все дети — от велика до мала.

И не спецшколы в том виноваты, что эффективность их чуть выше нулевой отметки. Причины неэффективности следует искать вне их стен. С другой стороны, навыка существования в нормальной жизни спешколы тоже не дают. Да разве их усвоишь за год, если предшествующий стаж асоциальной жизни подростка иногда значительно превышает годовой срок. Чтобы карьера преступника не маячила в перспективе у юного правонарушителя, видимо, одной изоляции его от общества тут недостаточно. Требуется привить ему навыки законопослушной жизни и дать возможность реализовать их. Так итожит публикацию редакционный комментарий газеты.

Справедливо. Но недостаточно. Общество обязано тоже принять на себя долю собственной вины перед неблагополучными подростками. И вообще пересмотреть свое отношение к данному возрасту. У нас же общий подход к детям (если судить по всем проводимым реформам, в том числе и здравоохранения), как к просто недотянувшим в росте взрослым. Оттого-то и нет у нас в стране даже понятия о ювенальном законодательстве. Да, приняли Декларацию прав ребенка. Но конкретными законами, охраняющими права детей и подростков, не подкрепили. Забыли? Не сочли нужным? А ведь цивилизованное общество не только осознает, но практически реализует свою ответственность за благополучие судеб своих детей. У нас же дело не идет дальше удивления: почему детей так мало родится? Подарочными пакетами новорожденным, рекламными кампаниями «Не бей ребенка!» их на свет не выманишь. На страже интересов детей и подростков должны стоять особые законы, которыми общество оберегает их от перспектив стать изгоем или бросить всем криминальный вызов.

Т.А.