Беспризорное будущее

Тринадцатилетний мальчик не хочет жить дома. Чем не устраивает его удобная трехкомнатная ласнамяэская квартира, в которой живут мама и сестренка и где у него есть своя комната, неясно. Но вот уже второй год Леша периодически из дома исчезает. Не на день или на два. Он не бывает дома месяцами.

Куда они могут уходить?

Еще несколько лет назад уход подростка из дома считался событием из ряда вон выходящим. Теперь такими фактами никого не удивишь. Права ребенка, подкрепленные Конвенцией, расширились до необъятных пределов. Детские протесты по поводу и без повода частенько выливаются в громкое хлопанье дверью и уход из дома в неизвестном направлении. Не известном для родителей. Дети в основном четко знают, куда направляются. Леша тоже шел в определенном направлении — к старшему «другу».

Маме о месте своего периодического пребывания Леша рассказал совсем недавно, когда, отловленный полицейским патрулем, был доставлен домой. Оказывается, жил он все то время, пока не находился дома, в отдаленном районе города у некоего 23-летнего Н. Что связывает взрослого парня с несовершеннолетним подростком, можно только догадываться. Леша утверждает, что ничего плохого Н. ему не сделал, но по некоторым обрывочным фразам определенные выводы напрашиваются. Ибо такого рода «опекунство» ни с чем иным, кроме как с подозрениями в использовании подростка для определенных потребностей, не ассоциируется. И основания для таких подозрений имеются.

Какие основания?

Во-первых, у мальчика появился мобильный телефон. Этот телефон, по словам Леши, подарил ему его старший «товарищ». За какие особые заслуги? Мама Леши мобильник у него изъяла. Зато начались странные звонки на домашний телефон. Если трубку берет Лешина мама, связь прерывается.

Во-вторых, мальчик каждый раз после отлучек появляется дома не в той одежде, в какой он из дома уходит. Одежду Леше дает опять же Н. Для чего? Возможно, для того, чтобы мальчика на улице по приметам не узнали сотрудники полиции. Ведь ребенок находился в розыске.

В-третьих, если «друг» ни о чем плохом в отношении мальчика не помышлял, то почему ни разу не напомнил ребенку о том, что ему надо ходить в школу, почему, зная домашний телефон, не позвонил матери мальчика, чтобы хотя бы успокоить сообщением, что сын жив и здоров?

В-четвертых, мама Леши, пытаясь хоть что-то узнать, задавала мальчику наводящие вопросы. Из ответов узнала, что в квартире у Н. периодически жили разные мальчики. Еще там имеется компьютер и дигитальный фотоаппарат. В подробности мальчик не вдается. Возможно, какие-то моменты, связанные с использованием ребенка в противозаконных целях, имелись. Но разве тринадцатилетний мальчик расскажет об этом кому бы то ни было? Здесь примешиваются и стыд, и боль, и страх.

Догадываться о том, что могло случиться с мальчиком и почему он так зависит от взрослого человека, можно. Делом занимается полиция. Но доказать факт педофилии чрезвычайно сложно, если нет неопровержимых доказательств. А мальчик недоговаривает. И свидетелей нет.

Сейчас у мальчишки «домашний» период — помывка и отъедание. Надолго ли? Не до тех ли пор, пока не позовет Н.?

Что делать с ребенком,

уже вкусившим прелестей и улицы, и денег, и даже такой вот неподходящей «дружбы»? Чтобы оторвать ребенка от взрослого приятеля, его по меньшей мере нужно от него изолировать. Держать под замком в квартире — не выход. Ребенок в любом случае должен выходить, хотя бы даже в школу. Спецшкола, где русский мальчик мог бы жить и учиться (в обычную школу он не ходит уже давно), в республике только одна — в Тапа. Рассчитана школа далеко не на всех мальчиков Эстонии, ведущих подобный образ жизни. Таких ребят, к сожалению, становится все больше, а мест в единственной в стране спецшколе чуть больше 80. И свободных мест нет.

Уже давно ходят упорные слухи о закрытии некоторых школ, о сокращении преподавателей. Часть слухов воплощена в жизнь. Другие — в стадии готовности. Может быть, стоит подумать не о закрытии школ, а о перепрофилировании имеющихся? Если у нас, по чьему-то особому мнению, такой излишек общеобразовательных школ, может быть, некоторые из них сделать специализированными, предназначенными для детей с различными проблемами? Ведь несмотря на то, что количество детей у нас в стране уменьшается, проблемы их воспитания становятся более значительными.

Беспризорный монах

«Монахом» называют уличного мальчишку, который живет в Ласнамяэ. Имени его никто не знает. Есть ли у него родители — неизвестно тоже. Возраст мальчишки определить невозможно. На вид лет десять. Хотя вполне может быть и тринадцать, и пятнадцать. Левая рука прячется в рукаве грязной куртки. Из этого можно сделать вывод, что мальчишка токсикоман. Второй вывод — ребенок никому не нужен. Кроме, пожалуй, преступников.

Любовь СЕМЕНОВА.