Рост экономики: в чью пользу и за чей счет?

Все выше, и выше, и выше

Ходил в позднебрежневскую эпоху такой анекдот: посетитель в поликлинической регистратуре ищет врача, специалиста по «ухо-глазу». Потому что заметил у себя странное заболевание: слышит отовсюду одно, а собственными глазами видит совсем другое. В таком примерно положении сегодня находится немалая часть нашего населения: печать полна бодрыми официальными заявлениями об экономическом росте и всемирно признанных успехах Эстонии, а большинству семей сводить концы с концами становится все труднее.

Официальные лица не врут. Внутренний валовой продукт растет, инвестиции растут, о чем свидетельствуют в изобилии публикуемые статистические данные. Поэтому не стану забивать статью цифрами, тем более, что есть значительно более понятный читателям показатель роста: графика строительных кранов. При экономическом спаде девяносто восьмого года краны замерли, а потом исчезли из городского пейзажа. В середине прошлого года они снова появились, а нынешней осенью нет места в центре Таллинна, откуда не видна была бы работающая крановая стрела. Но давайте приглядимся, что строят?

Торговые комплексы из тех, названия которых на Западе начинаются со слов «супер», «гипер», «макси»; жилые дома в таллиннском сити из тех, что на Западе определяют, как место на расстоянии «сухой подошвы» от банков и центральных зданий госбюрократии. А потом краны перемахивают многоэтажные жилые районы и снова расчерчивают небо в новомодных коттеджных районах «новых эстонцев» и «новых русских».

Инвестиций в «реальный сектор экономики», проще говоря, в производство, как не было в годы спада, так почти нет при нынешнем подъеме. Не растет производство, следовательно, нет роста рабочих мест (строители, правда, получили работу в Таллинне), не снижается безработица, и особенно безработица среди высококвалифицированных специалистов. В результате нет заметного роста заработной платы. То есть, по статистике, средняя зарплата растет, но в соотношении с ростом индекса потребительских цен увеличения реальной зарплаты почти не наблюдается, а если соотнести динамику зарплаты с ростом цен в торговле, то она даже падает. Посмотрите на это сравнение за III квартал 1999 и 2000 годов, выполненное на основе данных последнего, десятого номера сборника «Эстонская статистика».

Что действительно растет, так это разрыв между доходами наиболее и наименее обеспеченных семей (между крайними т.н. децилями, экономический смысл которых читатели, наверное, понимают, поскольку термин мелькает в печати довольно часто: все семьи страны делятся по доходу одного члена семьи на десять разрядов – децилей). В июле - сентябре 2000 года (более поздних данных пока нет) месячный доход на члена семьи в нижнем, первом «дециле» составлял 457 крон и меньше, а в десятом – от 6302 крон и больше. То есть разница почти четырнадцатикратная. Но хуже того - за последние два года средние - четвертый, пятый, шестой - децили неуклонно смещаются к первому - малообеспеченному, составляя соответственно 1428; 1611; 1790 крон. Даже в предпоследнем, девятом дециле месячный доход на члена семьи – 3391 крона. То есть не успев образоваться, нищает средний класс.

Освободив с начала 2000 года юридических лиц от подоходного налога, государство создало предпосылки для инвестирования. По крайней мере, на тот миллиард крон, что раньше забирался казной, инвестиции обязаны были увеличиться. Дальше, по логике законодателей, должны появляться рабочие места, и... пошло-поехало общественное благоденствие. На деле средства инвестируются только в недвижимость, и дальше некоторого роста рабочих мест в строительстве дело не идет. Производство не только не расширяется, оно сокращается. Нет сбыта. Статистика беспристрастно свидетельствует: безработица с 9,7% в 1995 году выросла до 10% в 1998-м, потом достигла 12% в I квартале и 13% в IV квартале 1999-го и дошла до 14,8% в I квартале и 13,2% во II квартале, а затем составила 12,8% в III квартале 2000 года.

Падает производство сельхозпродукции. За пять лет, с 1995-го до 2000 года, производство говядины сократилось на 60%; молока на 27%, яиц на 23%. Впервые за последние годы в 2000 году падает потребление даже автомобильного топлива. Сокращение потребления бьет, в первую очередь, по малому бизнесу, не имевшему резервов. Но в 2000 году удары по нему наносит еще и стремление законодателей ускоренным образом распространить на местного товаропроизводителя евростандарты (опасность, о которой несколько лет говорили экономисты–«евроскептики», становится явью). Обязательная стандартизация производства по т.н. системе ISO обходится, например, для строительной фирмы в полмиллиона крон. Работать лучше она от обладания удостоверением не станет. Но уже пошли конкурсы, участие в которых такую сертификацию предусматривает. А как только мода на «евроудостоверенных» распространится, на строительном рынке станет свободнее: весь малый строительный бизнес «загнется», выбросив на рынок труда более тысячи безработных. Мелкие магазины погубят в следующем году не гиганты отрасли. Их закроют санитарные требования, узаконенные парламентариями. Потому что городская подвальная торговля и малые сельские магазинчики не найдут нескольких сотен тысяч крон для приведения своих помещений в соответствие с утвержденными требованиями (чтобы быть, как «в Европе»). Таллиннское горсобрание добивает малый бизнес на рынке таксоперевозок. Уничтожается недавно принятыми нормами малый туристский бизнес.

Получающие в результате правительственной линии «карт-бланш» крупные и монопольные структуры тоже страдают от падения спроса, но пока еще не настолько, чтобы осознать необходимость делиться доходами. Один высококвалифицированный медик возмущался недавно: «О чем думают держатели рынка медикаментов? Бешеную прибыль качали, но им все мало. Руками власти перекрыли доступ не только дешевых российских лекарств, но и болгарских, и индийских. Еще прошлой зимой можно было купить мазь от насморка, сделанную в Эстонии. Стоила она несколько крон. Сегодня тот же состав мази продается только в германской упаковке. Стоит коробка 27 крон».

Цену обеспечиваемой государством монополии мы все можем определить по ожидаемому падению с начала 2001 года стоимости междугородных переговоров. К этому времени заканчивается предоставленная государством монополия «Ээсти телефона». На рынок переговорных услуг выходят еще несколько операторов, и, оказывается, можно снижать цены почти вдвое (при этом новые операторы отнюдь не в ущерб себе, станут работать). Да и сам «Ээсти телефон» включился в ценовую конкуренцию. Целесообразность принятого много лет назад решения, позволившего качать из карманов пользователей телефонов деньги по максимуму, вероятно, скоро станет предметом широкой экономической дискуссии; для нас этот пример важен, чтобы показать реальную цену государственной поддержки крупного бизнеса, примеры которой не надо искать только в начале девяностых; они появляются постоянно.

Жить станет веселей?

Есть два способа управления социально-экономическим пространством: когда государство снимает все преграды для сильных и когда оно, в тех или иных пределах, берет у самых сильных и отдает слабым. Принцип «отнять и разделить» совсем не обязательно связан только с нашим прошлым. В Европе, куда мы так стремимся, перераспределение доходов ведется постоянно и в будь здоров каких размерах. Налоги дифференцируются таким образом, что у самых богатых отнимается до 40% дохода (во Франции, например). Налоги на наследство доходят до пределов, когда выгодней его не получать. Немалыми налогами облагается собственность. И все это, вместе взятое, называется социально ориентированной экономикой. Между прочим, Германия по конституции «социальное государство» (хочу напомнить, что до семнадцатого года российские эсдеки готовили «социальную» революцию).

Социально ориентированная экономика наряду с прочим решает также проблему активного спроса. Рынок нищих не только погубит средний класс, но в конечном счете не позволит наращивать богатства вообще. На Западе к пониманию необходимости делиться шли через кризисы и социально-экономические потрясения. У нас, возможно, все впереди.

Нельзя примитивно воспринимать идею дифференцированного налогообложения, только в качестве динамической шкалы подоходного налога. Отнюдь. Кого, например, из получающих месячный доход более десяти тысяч крон волнует, с какого налогооблагаемого минимума у него берут налог: с 800 крон или с 1000? А для казны несколько сот миллионов можно найти. Впрочем, подоходный налог вообще можно не трогать. Почему у нас существует более пяти лет в законе, но не введен налог с наследства? Где эстонский налог на собственность? (Исключая и в случае с наследством, и по отношению к имуществу квартирную собственность.) В таллиннском городском бюджете не хватает денег на жилищные дотации пенсионерам. Однако в самом богатом городе республики не использованы все возможности земельного налога, в том числе в районах концентрации банковских зданий.

Эстонии необходима государственная программа борьбы с бедностью. Перераспределение налоговой нагрузки с физических лиц, живущих на зарплату (как происходит сейчас), с увеличением налогообложения физических лиц, получающих доход на капитал или доход от имущества – только один из разделов такой программы. Туда же включаются мероприятия по снятию помех для малого бизнеса. Речь идет не о финансовой помощи, а только о признании жизненных реалий. В этом смысле вступление в Европейский союз все-таки средство, а не цель. Не зря ведь каждое международное собрание, ускоряющее процессы глобализации, завершается побоищем протестующей молодежи из небогатых стран. Кто-нибудь в Эстонии прилюдно анализировал, почему столько противников у международной торговой организации или концентрации управления экономикой в ЕС? Является ли, к примеру, первоочередной задачей эстонской власти защита интересов «Микрософта», «Адидаса» и других владельцев мировых торговых марок от незаконного их использования? История с принятием повышенных требований для городских такси - характерный пример пренебрежения интересами малого бизнеса в угоду крупному капиталу. А насчет защиты собственного мелкого товаропроизводителя и говорить неудобно: столько сказано, хотя ничего реального не сделано.

Программа повышения покупательной способности населения представляет собой центральную для нашей экономики задачу, совпадающую с социализацией политики в целом. А что при этом получится со вступлением в ЕС, дело десятое (хотя одно другого не исключает тоже).

Шоковая терапия приказала долго жить в большинстве восточноевропейских государств. Сначала либералов отлучили от власти в Польше, потом в Венгрии и в Чехии. Сильно пришлось скорректировать политику Германии по отношению к восточным землям. Как теперь видно, отчаянная борьба с либералами завершается не в их пользу даже в России (где еще год назад жестко блокировал любое движение влево либерально-криминальный ельцинский режим).

В Эстонии до прошлого года социально ориентированные силы не играли существенной роли во властных структурах, чему немало способствовала разная национальная ориентация этих сил. Но политический ландшафт меняется. Появилась в правоцентристской властной коалиции Таллинна левоориентированная ОНПЭ. В конце года впервые на политической арене две эстонские партии вместе с русской партией осмелились сделать заявление против чрезмерного ускорения вступления Эстонии в Евросоюз. Несмотря на хождение в таллиннскую власть, на своем декабрьском съезде ОНПЭ подтвердила свою левую ориентацию, усилив социальную направленность некоторых пунктов программы и подняв роль программных установок в уставе партии.

Сейчас от поведения депутатов всех уровней, избранных в органы законодательной власти от Объединенной народной партии, а также ее назначенцев в исполнительной власти будет зависеть, прозвучат ли громко требования смены экономической линии. Шанс сделать это и заявить себя среди ведущих политических сил нарождающейся новой тенденции на следующих выборах, где, скорее всего, произойдет смена приоритетов, у ОНПЭ появился, и сейчас станет видно, будет ли он использован.

Экономика не сможет развиваться без покупателей. Без них не получится никакого экономического подъема. Сколько бы ни рассказывали официальные лица, какое счастье жить в развивающейся Эстонии, число людей, считающих несчастьем иметь такое счастье, растет. Эстонская экономика имеет возможности роста, но только при одном условии: сначала надо обеспечить рост покупательной способности основной массы живущих здесь людей.

Владимир Вайнгорт,
доктор экономических наук.