Государство начинает и...

Последний в ушедшем году и даже тысячелетии опрос общественного мнения подвел малоутешительный для всех нас итог. Индекс доверия к власти и всей политической системе оказался рекордно низким. “За”, случись устроить судьбоносное голосование в конце 2000 года, проголосовал бы лишь один из четырех опрошенных. Остальные же высказали свое решительное несогласие со всем тем, что сегодня происходит, и с теми силами, которые за этим происходящим стоят.

Хотя рекордно низкий процент доверия к власти и произвел почти что шокирующий эффект, сюрпризом он для тех, кто следил за “температурным графиком” общественного мнения, не стал. Даже с учетом того, что еще в мае прошлого года все процентные показатели были в норме. За считанные месяцы рейтинг президента понизился на 13 пунктов, парламента - на 12, а правительства - на 15 пунктов. Дело в том, что с 1996 года наблюдается неуклонный рост числа тех, кто убеждается в своем бессилии перед государством. Последнее выражается в неспособности повлиять на ход дел в стране, за свободу и независимость которой они еще совсем недавно боролись и мечтали, что, восстановив собственное государство, они смогут сами за себя все решать.

Не будем сейчас говорить о том, насколько наивны такие надежды вообще. На волне митинговой демократии, которой на определенном этапе отличается любая революция, а такие, как наша “поющая”, тем более, подобного рода надежды неизбежны. Особенно, если учесть, что мечтали избавиться от произвола союзного центра, который, казалось, никак не был способен учесть местные особенности и специфику и пытался сам решать, где что на местах производить, строить, сносить, как называть улицы и сорта печенья, определять длину лыжных палок.

Иллюзии контроля над властью, пусть даже негативного, подпитывались опытом, полученным в последние советские годы, когда удалось победить в “фосфоритной войне”. Тогда и центр, и само эстонское правительство отказались от строительства в районе Раквере фосфоритного рудника. Впрочем, если кто помнит, тогдашний глава правительства Бруно Сауль, ставший мишенью ополчившейся против фосфоритов общественности, не уставал повторять: строительство может начаться лишь в случае, если ученые представят доказательства полной его безвредности для окружающей среды. Сегодня многие ветераны той войны склоняются к мысли о том, что, разразись она сегодня, победу у Тоомпеа было бы вырвать куда сложнее, чем более десяти лет назад у Москвы. Более того, они не исключают полного поражения. Почему? А потому, что именно летом этого года общественность получила несколько наглядных уроков того, что тягаться с родной властью бессмысленно. Например, случай с передачей Нарвских электростанций американской компании “НРГ Энерджис”. Были и пикеты, и митинги, и сбор подписей и даже сомнения президента по поводу целесообразности передачи стратегической отрасли иностранному капиталу. Но власть поступила так, как сочла нужным. Аналогичным образом она же поступила и с железной дорогой.

Эти два эпизода, пришедшиеся на минувшее лето, и объясняют резкое падение индекса доверия как к законодательной, так и исполнительной власти. Они добились своего в единоборстве с общественным мнением и получили в ответ то, что в данной ситуации для народа является единственным способом прореагировать на действия своих избранников.

Политическая практика жаркого лета 2000 года в концентрированном виде отобразила то, что было изначально заложено в систему демократического эстонского государства. В Конституции записано, что носителем власти является народ. Но знать и помнить об этом обязаны, видимо, лишь те, кому предстоит сдавать натурализационный экзамен при получении гражданства. А получив его и вместе с синим паспортом право избирать и быть избранным, об этой строке Конституции лучше забыть. Или вспоминать о ней пореже. По примеру наших политиков, не чаще одного раза в четыре года, когда состоятся очередные выборы в парламент.

Гражданин может уходить

Во время выборов главный и единственный носитель власти может заявить о своих правах и реально повлиять на власть. Даже не столько во время выборов в широком понимании, а лишь в момент голосования. Но как только бюллетень исчез в щелке урны на избирательном участке, гражданин может успокоиться. Он сделал свое дело, и он может уйти.

Не будем пересказывать все положения нашего выборного законодательства, сводящего к минимуму властные полномочия народа. На эту тему написано более чем достаточно и еще будет написано примерно столько же, если не больше. Архаичная и мало кому понятная система подсчета голосов даже в момент выборов сводит на нет властные полномочия большинства избирателей. А уж про полную неподотчетность избранного депутата тем, кто за него голосовал, и говорить нечего.

Эти два названных выше момента и позволяют говорить о полном отчуждении народа от власти, от государства. Данные проведенного “Саар Полл” опроса показывают: сегодня 88 процентов граждан считают, что народным избранником ровным счетом начхать на то, что люди о них думают. Примерно таков же процент считающих, что с избранием в парламент кандидаты в депутаты полностью утрачивают связь с народом.

Если же говорить о конкретных институтах и ветвях власти, то тут итоги еще круче. 90 процентов считают, что они никак не могут повлиять на президента, 89 - на правительство. Несколько ниже этот показатель в отношении власти, которая ближе, - муниципальной. Здесь процент изверившихся колеблется в пределах 60. Хотя законодательно и на уездно-волостном уровне депутаты своим избирателям также неподконтрольны, тут сказывается, видимо, то обстоятельство, что они чаще и больше на глазах у своих сограждан, не пребывают в своего рода башне из слоновой кости, из которой многие мелочи жизни если и видны, то в исключительно в радужно-пасторальных тонах.

Титульная нация тоскует по “сильной руке”

Все замеры общественного мнения, которые проводятся в Эстонии, обычно дифференцируют отношение к той или иной проблеме как представителей коренного большинства, так и преимущественно славянского меньшинства. В вопросах, связанных с политическими реалиями, последние проявляют, как правило, больше негативизма и недовольства. Основания вполне понятны: значительная часть меньшинства вынуждена пробивать себе путь к тому, что эстонцы здесь имеют с рождения. Это и гражданство, и язык и как следствие этих двух факторов шанс на достойное место в истеблишменте. Шанс почти что приравниваемый к естественным правам одной группы населения и весьма проблематичный для другой. Обусловленный политико-социальными реалиями негативизм некоренного меньшинства - буде на то заказ - всякий раз мог быть подан как образчик чуть ли не генетически присущего русским тяготения к красному тоталитаризму и неизбывной тоски по утраченной роли “старшего брата”.

В опросе, проведенном под занавес года, эстонцы и русские впервые за все эти годы поменялись местами. По твердой руке, способной навести порядок в стране, затосковали представители титульной нации. Сторонники были и раньше, но среди эстонцев их стало впервые больше, чем среди русских.

Кому-то этот результат показался поводом для того, чтобы начать вновь малевать в красно-коричневых тонах призрак тоталитаризма. На самом деле, народ тоскует не по нему, а хочет ощутить себя субъектом власти.

Если бы все действительно сводилось к тоске по прошлому и лидеру с твердой рукой, проблему можно было бы решить так, как она в свое время разрешилась в России. Гарант реформ Ельцин смог выиграть президентские выборы у коммуниста Зюганова лишь потому, что имиджмейкеры первого сообразили припугнуть народ очередями за колбасой, которыми были отмечены годы правления коммунистов. Такая частность, что оба кандидата в те времена состояли в одной и той же партии и кормились из одного и того же распределителя, отошла на второй план. Как и то, что при коммунистах деньги на дефицитную колбасу у народа были, тогда как сейчас... Впрочем, это детали бытия соседнего государства, нам малоинтересные.

Охота за голосами

И эстонцы, и русские в Эстонии в большинстве своем тоскуют по порядку оттого, что они вместо субъекта власти являются объектом. Объектом ловли голосов, начинающейся всякий раз, как наступает сезон подготовки к очередным выборам - парламентским, муниципальным. Что до голосов русских обладателей синих паспортов охочи здешние русские партии, это вполне понятно, так как им больше не на кого рассчитывать. И появление новой - русско-балтийской - партии не может не наводить на определенные размышления.

Во-первых, о том, что в стане русского политического движения в Эстонии не все ладно. Неладно с самого начала, когда появилась возможность обзавестись своей или своими партиями. Поэтому о степени влияния этих партий на умы и настроения русской общины говорить сложно, равно, как и о том, насколько полно эти партии помянутые настроения выражают. С другой стороны, крайне сложно даже при сверхвнимательном изучении программных документов существующих партий найти принципиальные различия между ними. Появление на этом фоне еще одной партии - русско-балтийской - также ясности не внесло: все те же тезисы и те же параграфы. Разница, может быть, лишь в терпимо-благосклонном отношении к ее рождению со стороны правящего большинства, точнее, партии “Исамаалийт”. Считающаяся наиболее последовательным носителем национальной идеи в этноцентристском ее понимании “Исамаалийт” совершенно спокойно восприняла посягательства на основы политики в области государственного языка и предоставления гражданства, которые прозвучали на учредительном съезде партии из уст лидера руссо-балтов Сергея Иванова и были отражены в программных документах новой партии. Такая терпимость тем более поразительна, поскольку правящее большинство в парламенте мало склонно к даже внешним проявлениям уважения к любым иным мнениям, кроме своих.

Еще более поразительна скорость, с которой эта партия прошла процедуру регистрации, - менее двух месяцев. Этим не может похвастаться никакая другая уже существующая партия, тем более русская.

Данной снисходительности может быть одно объяснение. Оно вытекает из негативного опыта, накопленного “Исамаалийтом” в деле ловли голосов русских избирателей, особенно тех, кто помоложе. Найти нескомпрометированного в глазах русскоговорящего обладателя синего паспорта кандидата в исамаалийтские избирательные списки крайне сложно. На эстонца тоже не клюют. Единственный способ - создать “свою” русскую партию. Свою в том смысле, что она после выборов может войти в коалицию и таким образом обеспечит иллюзию национального многообразия и плюрализма не только в оппозиции, но в рядах правящего большинства.

Другая сверхзадача - оттягать у других партий голоса. Причем не только у русских, но и у вызывающих наибольшее беспокойство центристов. Последние, как известно, не только пользуются серьезной поддержкой у многих русских избирателей, но и являются единственной эстонской партией, позволившей себе роскошь усадить в парламент двух русских депутатов - Владимира Вельмана и Михаила Стальнухина. Насколько реально переманивание голосов, сказать сложно. Сложно даже однозначно утверждать, что сегодня за депутата эстонского парламента готовы проголосовать все те же 4370 человек, что отдали ему предпочтение в марте 1999 года. Дело в том, что тогда они все-таки голосовали за кандидата от Объединенной народной партии, а не отпочковавшегося раскольника. Да и сам личный рейтинг Иванова за это время претерпел некоторые изменения.

Выиграет ли русский избиратель от появления на политическом небосколоне еще одной силы? Вопрос сложный. Эстонский избиратель, имеющий возможность выбирать между полутора десятками партий и близких к ним объединений, чувствует себя проигравшим.

Александер ЭРЕК.
Рис. Олимара КАЛЛАСА.