Умники и умницы, или Женский взгляд на злобу дня

За словом бабы в карман не лезут: скоры на сказку и присказку, на загадку и пословицу, да и скажут иной раз так кстати, кругло да спокойно, что и не поверишь: ты ли слышал, баба ли сказала, заметил один местный фольклорист довоенных времен. На злобу дня у них исскусство выражаться отточенное. Пока джентльмены острят мысли о материях идеальных, рассуждая «и вообще...», дамы быстро уловят главное и выскажутся толково и аргументированно.

Примеры? Пожалуйста. Пока Мярт Кубо в SL Ohtuleht нижет бисер на тему «кому быть новым президентом и будущим премьером», взвешивая и оценивая шансы Тоомаса Сави, Сийма Калласа, Тунне Келама, Андреса Таранда, Сийри Овийр, Матти Пятса и Пеэтера Тульвисте, Кадри Якобсон тут же рядом на странице набросала животрепещущие строки в связи с новой мегазарплатой главы больничной кассы, которая отныне равняется годовому заработку рядовой медсестры. Действительно, сопоставление впечатляющее. Оно тем более выразительно на фоне того факта, что у столицы не нашлось всего миллиона крон, чтобы по инициативе тех же безденежных медсестер создать в городе консультационный центр для хронических больных, которых в больницах наших уже не держат и которые вынуждены лежать в домашних условиях.

А в другой газете, Eesti Paevaleht, председатель Центрального союза профсоюзов Кади Пярнитс эту же тему развивает, но под иным углом зрения.

Корни проблемы резких несоответствий в поощрении труда она видит в том, что наши лидеры государственного уровня никак не освоят искусства управления. Кстати, в этом их постоянно укоряют и ревизоры-представители Европейского союза, оценивая, как мы делаем шаги сближения с ЕС. Ну, не овладели. И овладевать этим искусством, похоже, не хотят. Зато с двойными стандартами счета у них все в порядке.

Профсоюзы с трудом добились от правительства повышения уровня минимальной заработной платы до 1600 крон, что в итоге дало прибавку крон в 100-170 к зарплатам тех бюджетников, кто занимает низкооплачиваемые должности. Зато парламент, недолго споря, привязал зарплаты министров совсем не к минимальной, а к среднестатистической по стране зарплате, отчего заработок министров с 20 тысяч поднялся нынче почти до 26 тысяч крон. Мало того, теперь и представительские расходы членов правительства (они могут составлять 20 процентов от должностного оклада) освобождены от подоходного налога, что, считай, прибавка к зарплате еще тысяч пять крон.

Не может бюджетник жить на подножном корму

Факт выглядит особо вызывающим в ситуации, когда зарплаты десятков тысяч служащих-бюджетников не повышались последние три-четыре года, хотя рабочая нагрузка у них явно увеличилась, не говоря уже о том, как увеличились расходы по жилью, транспорту и пр. Все эти люди трудятся за две-три тысячи крон, не имея ни служебных авто, ни мобильных телефонов, ни других благ. О какой мотивации труда у таких служащих может идти речь? Редкий из них сохраняет позитивное отношение к делу и лоялен к своему работодателю. Но при этом ни один недовольный выразить свой протест не может. Бюджетнику бастовать запрещено.

Привычный для общего слуха аргумент законодателя — в бюджете денег нет — критики не выдерживает. Бюджет — отражение политической воли правящей коалиции. В чем же причина такого пренебрежительного отношения к госслужащим? Вопрос звучит исключительно риторически. В ответ — тишина. Наверху никого, кроме себя, не слышат, а внизу выражать протест опасно. Правительство очень устраивает такое положение, хотя запрет на выражение недовольства в каких бы то ни было радикальных формах явно противоречит принципам Международной организации труда (МОТ).

Еще в 1999 году профсоюзы представили коалиционному правительству проект поправок в закон, ограничивающий право госслужащих. Инициатива профсоюзов до законодателей так и не дошла.

Правительство наше любит поговорить о важности и необходимости социального диалога, но решения предпочитает принимать только в свою пользу. Так, на переговорах о заработной плате оно пожелало, чтобы профсоюзы одобрили правительственный замысел создания резерва средств поощрений по результативности труда. Это означало бы, что в руках каждого министра оказалось бы до 100 миллионов крон фонда заработной платы его ведомства. А где гарантии, что эти миллионы опять же не уйдут на поощрение верхушки? Профсоюзы не согласились. О каких поощрениях за результативность работы может идти речь, когда не существует даже критериев оценки той самой результативности, а об участии представителей служащих в распределении поощрений нигде ни слова.

Подошло время правительству крепко задуматься над тем, как долго люди будут работать на энтузиазме, а оно само будет пренебрегать наукой добросовестного управления.

Долго ли еще плясать по дудку «рыночников»?

Еще один озабоченный женский вопрос политолога Ииви Массо, навеянный ей последними горячими спорами в связи с намерением правительства отменить пассажирское железнодорожное сообщение на некоторых внутренних линиях.

Почти драматический конкурс приватизации Эстонской железной дороги определил-таки победителя, посулившего подыскать дороге огромные инвестиции и обеспечить ей прибыль. Ставится чисто хозяйский вопрос: зачем на фоне будущих прибылей хозяину дороги требуются еще и государственные дотации, на которые, как всем уже втолковано, у правительства денег нет? С точки зрения пассажира, дорога хороша, когда по ней быстро и дешево можно добраться до пункта назначения. Перевозчику же выгодно, когда вагоны полны. Рост цен на перевозки сокращает число пасажиров. Тут о выгоде и невыгоде можно рассуждать много и долго. Кое-кто у нас уже записал железную дорогу в романтическую историю прошлого. А в это время в развитых странах железнодорожное сообщение все больше вытесняет как самолеты, так и автобусы, поскольку оно для экологии безвредней, надежней и удобней.

Но о чем бы ни шли в последнее время дискуссии, все они до скучного похожи. С одной стороны, из уст руководства мы слышим об успехах экономического развития, а с другой, как только речь заходит о необходимых инвестициях, зарплатах, социальном обеспечении и инфрастурктуре, раздается: денег нет. Нет уже денег на железнодорожное сообщение, которое существовало даже в царские времена. Все считают это катастрофой, а правительство, довольное собой, и слушать ничего не желает. Тем более когда произносятся слова про прогрессивное налогообложение.

Противостояние налогообложению богатых нам объясняют тем, что это спугнет хороших специалистов и они уедут из страны. Но если взять пример с Норвегией, пригласившей наших медсестер на работу, то он говорит о том, что не только специалистами ограничиваются нужды государства, ему и другая рабочая сила требуется. И получается, что наша медсестра с ее зарплатой в пару тысяч крон за рубежом нужнее нашего высокооплачиваемого руководителя фирмы. И мотиваций к отъезду у медсестры больше. Теперь заволновались, что при этом государство потеряет деньги, потраченные на их обучение. Разве это волнение не повод подумать, что правомернее было бы взять налоги с высокооплачиваемого фирмача побольше, чтобы достойней оплатить труд медсестры, тогда бы и она не уезжала?

Процесс глобализации, действительно, ограничивает возможности небольшого бедного государства проводить самостоятельную экономическую политику. И именно потому вопросы: где проводить грань между возможным и неизбежным, как и как долго малое государство должно плясать под дудку «рыночников», сколько оно в состоянии сделать в защиту благосостояния собственных граждан — должны стать предметами серьезного общественного разговора.

Международная экономическая свобода — не оправдание тому, что решения, принимаемые под настроения инвесторов, навязываются остальным людям как единственно возможные и безальтернативные.

Когда вместо диалога и обстоятельных разъяснений власть корит народ за глупость и занимается самохвальством непопулярных собственных решений, неудивительно, что наступает кризис демократии. Суть политики не изменится, если не изменится способ ее осуществления. Хорошо, если в Европу будет входить такая Эстония, где и руководители, и избиратели будут понимать, что демократия — это не сдача бюллетеней в избирательные урны в день выборов того, кто потом будет вершить дела «по собственному усмотрению».

Т.А.