Господин Учитель

- Господин Леези, вам, директору Французского лицея, конечно, знаком модный нынче термин - keelekumblus (глубокое погружение), я имею в виду метод изучения иностранного языка. Вам самому, насколько я знаю, пришлось познакомиться с этим обучением вовсе не добровольно.

- Это было 25 марта 1949 года, когда меня на девять лет кинули в это “глубокое погружение”, прямо в вагоны и - в Сибирь. Там, кроме нас, эстонцев, разделили общую судьбу и русские, и поволжские немцы, и латыши, и другие “добровольцы”. Оттуда мы вернулись диссидентами, попав в страну большевиков, где даже дети были “красными”. Моя мама, учительница, помогала мне преодолевать все трудности, в том числе и языковые. Может, благодаря Сибири, как ни странно это звучит, у меня, сааремааского паренька, сформировалось другое восприятие мира, шире и глубже, что ли, чем у обычного островитянина.

- Как у сааремааского мальчишки родилась вдруг страсть к французскому языку?

- Я инфицирован этим вирусом через роман Льва Толстого ”Война и мир”. Герои романа, как правило, говорили на нескольких языках, я был удивлен и решил заняться своим образованием. После окончания школы поступил в Тартуский университет. Французская литература, кино, шансонье не прошли бесследно, оставив глубокий след на нашем поколении. А учителем я хотел быть всегда, так что после завершения учебы стал преподавать французский язык, и если бы не мой окончательный выбор в пользу педагогики, то, наверное, мог стать и неплохим юмористом, такая возможность у меня тоже была.

- Ваша юность прошла в общем-то в закрытом обществе, каковы были первые впечатления от встречи с “живым” французским языком, и когда это произошло?

- Сперва у меня действительно были искусственно выученный язык, стандартные фразы, зазубренные блоки, обороты, вначале я все время переводил в голове. Первый опыт общения произошел в Таллинне сразу после окончания университета в качестве переводчика на международном турнире по шашкам. Но я лелеял мечту о Париже, и она осуществилась в 1973 году, по линии “Спутника” меня включили во всесоюзную группу филологов. Мой Париж оказался таким же, каким был в мечтах.

Прошло почти тридцать лет, как я преподаю французский язык. После возрождения лицея, а он был закрыт почти пятьдесят лет, меня пригласили на должность директора. Я не сразу дал согласие, решил посоветоваться с мамой, она ведь у меня педагог. Поехал на Сааремаа.

Она мне сказала: “То, что тебе предлагают, очень тяжелая и ответственная работа, и я тебе не советую, но если твой патриотизм по отношению к профессии до того окреп, что ты не можешь вести иную жизнь вне стен этой школы, то соглашайся”.

- Ваша школа слывет элитарной, в чем это выражается?

- Здесь очень много компонентов, и я согласен, чтобы называли элитарной ту школу, которая дает реальное, истинное образование. У нас муниципальная школа, нет никаких взносов, государство обеспечивает нас точно так же, как и всех других. Школьное здание, построенное в 1937 году в стиле функционализма в самом центре города, - не только одна из самых красивых построек в Прибалтике, оно имеет очень славное прошлое. Выпускники лицея - лучшие представители интеллигенции Эстонии. Воссоздавая эту школу, я не мог опускать планку ниже, нужно соответствовать своему прошлому.

- А трудно поступить в ваш лицей?

- Каждый имеет право, но мы в отличие от других школ набираем второй класс. Ребенок должен уже уметь писать и читать на родном языке, ибо ему предстоит очень большая нагрузка - три иностранных языка! Нашим детям нужно чуть больше трудиться, чем другим. Да, можно сказать, что школа элитарная, но в то же время эта очень тяжелая школа. И вот такой труд, добавочное напряжение сопутствует элитарности.

- В некоторых школах теперь не изучают русский язык, а у вас он в программе?

- Конечно, и открыли мы школу девять лет назад уже с русским.

В первый год обучения вводим французский, потом русский, чтобы малыш привык к кириллице, и только потом, в третий год мы предлагаем английский. Мы готовим интеллигенцию - вот моя цель.

Сейчас модно провозглашать, что, мол, мы должны подготавливать молодежь к жизни, чтобы она могла конкурировать на рынке труда.

Но у нас иное, я готовлю интеллигенцию, и ни о каком рынке, ни о какой конкуренции слышать не хочу, хоть убейте. После лицея поступают на медицинский, на юридический, на экономику - мир открыт для них, а иностранный язык - это только инструмент, орудие.

- Кажется, что вы человек несовременный, в каком веке вам бы жилось комфортнее?

- Да, вы правы, эта современная жизнь не по мне, как будто я родился не в то время, попал не на ту планету. Может, мое время где-то между двумя мировыми войнами, а может, я лучше ощущал бы себя гражданином первой Эстонской Республики. Не нравятся мне все эти учреждения, эти люди, которые без оглядки распоряжаются нашими судьбами. И чиновники, и идеологи какие-то одинаковые, как были в коммунистическое время, тот же тип, то же мышление, вот уже и толстеть начинают, этакие “paksud”. Всего прошло немного времени, а они опять развелись, довольные и сытые, это “paksud” чуть не провалили кампанию против Национального музея изобразительного искусства. Произведения талантливейших эстонских художников пылятся в погребах, где к ним нет никакого доступа, нация не имеет возможности видеть произведения своих художников!

Вот он, реальный показатель культуры - какой срам!

- Встречаете ли вы тех, с кем прошло детство в Сибири?

- Когда я вернулся из моего “детства”, мне было всего двенадцать, но все те, кто там побывал, приобрели иммунитет против зловещей заразы - национализма, мы, жертвы того режима, страдали одинаково, и эстонцы, и русские, точно так же, как и остальные. Я не со всем согласен, что у нас сейчас происходит в отношении других национальностей, нельзя унижать человека.

- Неужели нужна общая беда, чтобы люди сплотились?

- В истории всегда так было, вспомним хотя бы Столетнюю войну, когда народ пошел за Жанной д’Арк. А когда наша “поющая” революция произошла, мы вышли на улицы и встали в цепь, со мной рядом и русские были. Это было так недавно, неужели забыли? Стояли и отстояли, а свобода досталась не всем.

- Но все же детям нашим повезло, они получили в наследство не тоталитарное государство, и будущее в их руках. Что вас волнует в современных подростках как учителя?

- Против того, что мы делаем общими усилиями в школе, как ни странно это звучит, выступает само общество. В три часа за ребенком закрываются двери лицея, и его на железном заборе, словно вороны, поджидают дилеры и соблазняют дурманом. Потом он идет домой, включает телевизор, и ему предлагают низкопробные агрессивные антихудожественные программы. Книгу вытесняет компьютер, но пройдет десять-пятнадцать лет, и он войдет в свою нишу, как в свое время лопата или утюг, всего лишь необходимый инструментарий, помогающий человеку выразить себя, облегчающий его быт. Не появятся в статье новые гениальные мысли только потому, что ее отпечатали на компьютере. Мое мнение, что сейчас придают некое сверхценное значение появлению компьютера,“что-де грянет новое время, новая эпоха информатики”. А где же тогда эта “новая генерация” сверхразвитых людей, ведь там, на Западе, уже давным-давно все это появилось, внедрено и было доступно. Какие плоды это принесло, где та страна, в которой люди достигли невиданных высот, в которой информатика произвела переворот в мышлении?

А книга никуда не пропадет, всегда во все времена были те, кто не читал. Правда, было время, совсем недавно, когда много покупали, но не читали. Высшая интеллигенция - весьма незначительная часть населения, это явление всегда в меньшинстве. Умные люди не очень активны в политическом смысле, наверх они не попадают, чтобы туда попасть, нужна наглость, не совместимая с интеллигентностью.

Голос глупых всегда громче, поэтому мы и слышим их бредовые мнения, что исчезнет книга, что наступит конец старой культуры, что новая цивилизация переместится вся в Интернет.

Нашим детям трудно разобраться во всех премудростях, и задача учителей помочь, научить мыслить, образовать...

- В жизни человека очень важен образ первого учителя, не менее важен любимый учитель. Хочу пожелать, чтобы вам никогда не было совестно за своих питомцев, а они, вспоминая свою школу, с гордостью бы говорили - мы ученики Лаури Леези.

Ярослава ЧУДНОВСКАЯ.
Фото Александра ПРИСТАЛОВА.