Хорошая смерть

В преклонные лета многие люди, считавшиеся атеистами, вдруг становятся религиозными, имея в виду предстоящее путешествие в гости к Богу. Другие приобретают болезненную мнительность и беспокоят врачей, близких своими мрачными предчувствиями о близкой кончине. Третьи стараются уйти от забот беспокойной жизни в придуманный, нереальный мир зомбирующих мыльных опер — бесконечных никчемных сериалов. И все же многие люди не испытывают страха и ужаса смерти и, скорее всего, боятся «переходного» периода: возможных мук и длительного процесса умирания. Поэтому случаи мгновенной смерти с оттенком скрытой зависти комментируют примерно так: «Вот легкая (хорошая) смерть: вечером легла спать и не проснулась». На такую, пожалуй, многие согласились бы.

Проблема эвтаназии вновь всплыла и стала обсуждаться в прессе после того, как парламент Голландии легализовал ее. И хотя она еще не утверждена сенатом, в других странах создан серьезный прецедент. Голландия вообще «сверхвольная» страна, в которой не преследуют за наркоторговлю, проституцию, где церковь освящает однополые браки... Возникла опасность, что эвтаназия, которую некоторые преподносят как завоевание и атрибут демократии, может разгуляться по другим странам, ибо почва для этого весьма благоприятна. Так, например, опрос врачей Эстонии показал, что против эвтаназии 48%, а 40% — за. А в России 49% врачей в возрасте до 30 лет высказались за эвтаназию, что же касается студентов-медиков Московской медицинской академии им. И.М.Сеченова, то только 18% против эвтаназии, а 78% — за. Хочу надеяться, что столь высокий процент в первую очередь обусловлен тем, что вопрос поставлен в чисто абстрактном, если хотите, теоретическом плане. Если бы, скажем, вопрос был сформулирован примерно так: «Уважаемый! В случае тяжелого заболевания вашего отца, матери, мужа (жены), ребенка, близкого друга... вы сами готовы осуществить эвтаназию, то есть убить Имярек?» И еще: «В случае тяжелого заболевания вы согласны, чтобы ваши близкие покончили с вами?» Не сомневаюсь, что процент высказавшихся за «хорошую смерть» был бы значительно ниже.

Непонятно, почему в тяжелейших случаях эвтаназию должен осуществить врач? Почему кислород не перекроет умирающему его любимая супруга (супруг), его дочь (сын), внук (внучка)?! Или, скажем, лучший друг?! Не сомневаюсь, что врач, согласившийся на это убийство больного, должен тут же лишаться диплома. Ибо само это убийство оставит неизгладимый след в памяти и психике этого эскулапа. Он тут же станет кем угодно, но только не врачом, который на пороге деятельности присягал самому Гиппократу и заявлял, что «в какой дом я ни войду», я буду делать все, чтобы облегчить участь больного. Недопустимо даже то, к чему сегодня прибегают (судя по прессе) некоторые врачи. Установив, что больной находится при смерти, стараются сэкономить дефицитные лекарства и дают, что подешевле. По-моему, никогда врач не должен терять надежду на исцеление и обязан до последней минуты обнадеживать больного. Медицина знает случаи, когда умерший вдруг «воскресает» во время своих похорон. Известны случаи полного излечения рака даже в терминальной стадии, когда «вдруг» рассасываются опухоль и все ее метастазы... Известны случаи, когда утопленник, извлеченный из воды через 30 и даже более минут, после реанимационных мероприятий возвращается к нормальной жизни, хотя по всем медицинским канонам мозг человека погибает без кислорода через пять минут...

Уже древняя медицина имела свою притчу, согласно которой врач учил больного: «Нас трое: ты, я и болезнь. Если ты и я объединимся, то мы победим болезнь. Если же ты объединишься с болезнью, то я ничем не смогу тебе помочь». Третий вариант — объединение врача с болезнью — даже не рассматривался! Ибо врач — всегда помощник жизни, а не смерти.

Сторонники эвтаназии — адепты смерти и, значит, сторонники смерти самой врачебной специальности как таковой.

Семен УМАНСКИЙ.