Оппозиция зовет к сотрудничеству

Доктор экономических наук, профессор Янно Рейльян родился на юге Эстонии, в Вырумаа, почти на границе с Латвией. Родители были полеводами в колхозе, растили, кроме Янно, еще двух сыновей и дочь. Один из братьев — Виллу — сидит сейчас рядом с Янно в зале заседаний Рийгикогу. Оба — в Народном союзе (Виллу — его председатель), оба — в оппозиции. Родительский хутор, отобранный при советской власти, возвращен семье. Там сейчас заправляет старший брат, занимающийся деревообработкой (непосредственно сельский труд себя не окупает), хотя десяток гектаров все-таки обрабатывается. До избрания в Рийгикогу профессор Рейльян был деканом экономического факультета Тартуского университета, он и сейчас заведует там кафедрой внешней экономики, читает лекции, ведет докторантов, магистрантов. В семье трое детей. Дочь — гордость отца — докторант экономического факультета Тартуского университета, сама преподает, старший сын на третьем курсе того же факультета, а младший — шестиклассник. Выходит, Янно Рейльян, вдобавок к своей профессии, хорошо знает жизнь школы, университета, села и ... парламента. Братья Рейльяны — заметные представители оппозиции.

— Г-н Рейльян, недавно на страницах нашей газеты вы попробовали подвести итоги миллениума, а проще говоря, итоги прошедшего 2000 года. Ваш вывод неутешителен: раскол и несбалансированность в обществе углубились, вера населения в демократическое и правовое развитие страны катастрофически убывает. Между тем, на недавней пресс-конференции в Министерстве экономики утверждалось, что страна идет верным курсом в море рыночной экономики, ВВП растет. Примерно 6-процентный рост ожидается и в первом году нового тысячелетия. А что касается недовольства населения, то директор Института конъюнктуры Эстонии Марье Йосинг склонна считать: люди слишком уж эмоционально рассматривают критерии благополучия как своей семьи, так и государства в целом. Действительно, эмоции у всех разные. У медсестер, зарабатывающих 12-20 крон в час и пытающихся с помощью забастовки увеличить эту ставку до 25 крон, — одни эмоции. У юриста, который за получасовую консультацию берет 300 крон, при том никакой ответственности — совсем другие эмоции. Возможен ли в таком случае объективный взгляд на реформы? И если возможен, удались они или нет?

— Разговоры об излишней эмоциональности эстонцев в оценке условий их жизни абсолютно несостоятельны. Эстонцы всегда были и остаются народом уравновешенным и спокойным. Но если медсестра получает на руки за месяц чистыми 2 тысячи крон и половину из них, а то и больше, она должна заплатить за коммунальные услуги, то, естественно, ей есть от чего волноваться. К тому же в доме ребенок, которого нужно растить-кормить. Надо ли говорить, что не только медсестры живут сейчас так тяжело. А пенсионеры? А безработные? А крестьяне? Воспитатели детсадов замечают, что в понедельник хлеба, который подают не порционно, уходит в два-три раза больше, чем в другие дни.

Только около 16 процентов семей заявляют, что могут позволить себе откладывать деньги на покупку товаров длительного пользования. 20 процентов — в долгах, как в шелках, а 62 процента семей еле сводят концы с концами. Да, статистика показывает, что наш ВВП растет. На 5-6 процентов в прошлом году. 5-6 процентов прогнозируется и на этот год. Но если ВВП растет, почему это не отражается на самочувствии людей? Почему пенсионерам не повышают пособия? Почему библиотекам сокращают ассигнования на покупку книг? Почему рост богатства достается абсолютному меньшинству народа?

— Выходит, реформы в Эстонии не удались?

— Давайте сначала зададимся вопросом, что мы называем успехом реформ.

— Тогда уж зададимся вопросом, что мы называем реформами...

— Если за последние десять лет рождаемость в Эстонии сократилась в два раза, если маленький эстонский народ вымирает, то есть ли какой-то другой критерий посильнее этого? Важнее всего — человек. Люди. Их жизнь. Если она улучшается, значит, реформы удались. Если ухудшается, значит, не удались. А рост ВВП... Третий год подряд правящая коалиция сокращает государственные инвестиции, которые очень нужны школе, университетам, правоохранительным органам...

— Вы писали, что наш парламент не выполняет сейчас своей роли, ибо перестал быть местом, где балансируются интересы разных слоев населения. Оппозиция и коалиция бьются, словно глухой со слепым. Тем не менее есть политологи, которые считают виновной в таком положении и оппозицию, жалующуюся, что к ее критике, к ее разумным предложениям власть не прислушивается. Раз оппозиция не умеет договариваться с властью, говорят эти политологи, значит, ее политика неквалифицированна.

— Мы вообще не жалуемся, мы просто констатируем факт. Оппозиции ведь не хуже от того, что к ней не прислушиваются. Хуже коалиции, потому что мы уже перестали выступать со своими предложениями (зачем биться головой об стену), и, значит, власть потеряла в Рийгикогу голос критики, отчего законы будут хуже, чем могли бы быть. Игнорируя парламентскую оппозицию, власть игнорирует народ. Ведь и коалиция, и оппозиция — представители народа. А люди придерживаются разных взглядов, имеют разные интересы. Предприниматель всегда и при всех обстоятельствах хочет побольше прибыли. Наемный работник всегда хочет побольше зарплаты. Это объективные противоречия. Для того-то в демократическом обществе и существует парламент, чтобы ломать голову над тем, как сбалансировать эти интересы, чтобы все стороны были более-менее довольны. Если нет стремления эти интересы балансировать, нет и демократии. А то, что при голосовании правящая коалиция берет верх, это правильно. Так и должно быть, она победила на выборах. Победим мы, будет иное голосование. В демократическом обществе ответственность за то, чтобы все были довольны, несет сильная сторона. Не слабая.

— У нашей парламентской оппозиции подрезаны крылья. Ведь для того, чтобы она чувствовала себя уверенной, она должна быть поддержана оппозицией внепарламентской — профсоюзами, средствами массовой информации. Профсоюзы у нас слабенькие, и тому есть немало причин. А СМИ... Они, конечно же, критикуют власть, но делают это достаточно туманно и невнятно, зато оппозицию просто демонизируют, особенно отдельных ее лидеров. Как бы вы охарактеризовали отношения наших СМИ и оппозиции?

— Сегодняшнее эстонское общество, с какой стороны ни посмотри, еще нельзя назвать сформировавшимся гражданским, демократическим обществом. Особенно если посмотреть на средства массовой информации. Вопрос даже не в том, звучит ли слово оппозиции в прессе. Вопрос в том, хотят ли, могут ли сами журналисты давать объективную информацию в полном объеме или они становятся орудием пропаганды. В нынешней Эстонии нет нейтральной журналистики, нет прессы в ее демократическом понимании. Это легко объяснимо, ведь наша печать находится в руках иностранного капитала, хорошо знающего свои интересы. Да, оппозиционные авторы тоже публикуются. Но вы же сами знаете, что материал в газете можно подать и так, и эдак, один можно расположить на видном месте, а другой упрятать подальше, в уголок, да еще и набрать шрифтом помельче. К тому же известно: на общественное мнение оказывают существенное влияние журналистские комментарии.

— Но журналист — тоже человек, и мнение его, конечно же, субъективно. Главное, чтобы читатель, зритель, слушатель мог ознакомиться с разными точками зрения, если таковые в обществе существуют. Ознакомиться и сделать свой вывод. Свой выбор. Не испытывает ли оппозиция потребность в своей прессе?

— В нормальном демократическом государстве средства массовой информации служат всему обществу. Если СМИ хотят быть четвертой властью, они должны быть в оппозиции к правительству. Не в том смысле, что все время его критиковать. Но — контролировать. Потому что всегда нужно контролировать тех, в чьих руках рычаги управления — деньги и власть. Оппозиция не имеет ни денег, ни власти. Ее можно контролировать только в моральном аспекте. Если наши СМИ и впредь будут орудием пропаганды власть имущих, в Эстонии так и не будет создано демократическое общество, а противоречия между различными группами населения еще более обострятся.

— Куда подевалась эстонская интеллигенция? Где они, эти совестливые интеллектуалы, которые должны подать свой голос в защиту униженных и обездоленных?

— Эстонская интеллигенция раскололась. Когда перед обществом была одна ясная цель — независимость, интеллигенция боролась за нее вместе с народом. После обретения независимости интеллигенция вроде бы вообще потеряла ориентиры. Одни просто куплены и живут хорошо...

— Это прежде всего вышедшие на пенсию бывшие члены Рийгикогу — Энн Пылдроос, Арво Валликиви, Прийт Аймла...

— Да, эти люди решили свои проблемы, а других у них, наверное, и не было. Вторая часть интеллигенции потерялась, растворилась в обществе, ведь писатели, художники не могут теперь прожить только сочинительством, только творчеством. А третья часть... думает. Сейчас ведь надо думать иными категориями, иметь более глубокие знания о народе и его проблемах. Похоже, такие знания еще не накопились. К примеру, раньше интеллигенция протестовала против засилья русского языка. А сейчас молчит, как будто все в порядке. Но ведь не в порядке же! Раньше все опасались русского капитала. А как насчет западного? Какая разница, с Востока оккупация или с Запада? И та, и другая нежелательны.

— Теперь это называется глобализацией... Кстати, Эстония в советское время была, если можно так сказать, гораздо более эстонской, чем сейчас, в условиях свободы.

— В условиях свободы — вот парадокс — с этим оказалось намного труднее. Когда ты в тюрьме, то постоянно думаешь о свободе, мечта о ней преследует тебя ежедневно, ежечасно. Но вот ты свободен. И приходит некто, мистер Икс, который говорит: я куплю у тебя, за большие деньги куплю, немножечко свободы. И мистер Игрек приходит с тем же предложением. И покупают. И продают. Выходит, мечту о свободе отнять нельзя, но купить ее можно? Наверное, это и есть золотая клетка.

— В своих публикациях вы не устаете повторять: люди должны уяснить, что участия в политике им не избежать. И всех зовете на выборы. Но не идеализм ли это? Раньше людей принуждали подписываться на газеты-журналы, всех заставляли голосовать. А теперь свобода. У тебя есть право прийти на выборы. Но есть право и проигнорировать их. Увы, увы, многие этим правом пользуются весьма охотно. Потому что убеждены: от их голоса мало что зависит. Или вовсе ничего не зависит.

— Я по образованию экономист-математик, моя стихия — бухгалтерия, так что идеализмом я не грешу. Люди должны понять, что политика — это хорошее или плохое освещение в школе, возможность или невозможность школьнику сидеть за уроками на сытый желудок, это посыпанная или не посыпанная песком скользкая дорога, это удобное или неудобное расписание автобуса, сносная или мизерная зарплата. Политика — это наша повседневная жизнь. И потому сказать, что я не испытываю интереса к политике, равносильно тому, что сказать: я не испытываю интереса к жизни. К своим детям, их будущему.

— Не созрело ли наше общество для большой дискуссии на тему прошедшего десятилетия и его итогов? Дискуссии сродни тем, что происходили на телевидении во времена «поющей революции»?

— Безусловно, такая дискуссия необходима. Ведь мы должны жить с ясной перспективой, осознавая, куда идем, чего хотим и как этого достичь.

— Правительство часто говорит, что его намерения благородны, а мысли чисты, как слеза младенца. Вот только денег ни на что не хватает. Знают ли те, кто критикует правительство, где их взять?

— Знают. И тут мы возвращаемся к началу нашего разговора. Как же так: ВВП растет, богатство накапливается, а денег нет? Когда я спрашиваю у правительства, почему сокращаются расходы на социальные нужды, я не получаю внятного ответа, ибо нет аргументов. То, что я отстаиваю, не мною придумано. Это политика Европы, Европейского союза, которую европейцы выработали и проводят со времен окончания Второй мировой войны, когда победила демократия. Эстония сегодня не беднее, чем послевоенная полуразрушенная Европа. У нас есть фундамент для развития. Нелепо думать, что ничего страшного не произойдет, если наши старики еще два-три года посидят полуголодными. Вот, мол, поднакопим средств и дадим им поесть. Так говорит наше правительство, но так не имеет права думать ни один человек.

— Иногда мне кажется, что у нашего правительства обозначился кризис здравого смысла. Как же иначе можно объяснить переезд отдельно взятого Министерства образования из Таллинна в Тарту? Полстраны еле сводит концы с концами, а г-н Лукас меняет адрес...

— Еще один пример — идея премьер-министра о следующих выборах через Интернет. На инфочасе в Рийгикогу даже Март Нутт, состоящий с премьером в одной партии, спросил, не пострадает ли при таких интернет-выборах демократия. Выборы — это ведь не механическое нажатие кнопки, это совсем другой процесс. Как обеспечить, чтобы гражданин, который голосует, был в этот момент абсолютно независим и неподконтролен? Вот в чем вопрос.

— Спасибо за беседу.