Cтрана разбитых надежд

Публикация известного специалиста-суицидолога Айри Вярник в газете Postimees уже не первая. Как и предыдущие, она на тему, казалось бы, умозрительную — о жизни и смерти. Но исследователь не поэт. В исходных позициях своих размышлений он конкретен, и у Айли Вярник свои цифры.

За девятилетие возрожденной независимости мы расплатились ужасающей статистикой насильственных смертей и самоубийств.Таким способом мы потеряли более 23 тысяч человек, подавляющая часть из которых (80 процентов) — мужчины. Для такой маленькой страны с населением чуть более миллиона подобные потери могут быть невосполнимы. Значит, относиться к ним следует со всей серьезностью.

Если нашу статистику в относительных цифрах сопоставить с данными других европейских государств, то окажется, что по числу самоубийств (их у нас на сто тысяч жителей приходится 160) мы троекратно опережаем Северные страны, четырехкратно страны ЕС и пяти-шестикратно Голландию и Британию.

При том, что причины добровольного ухода из жизни кроются где-то в потемках человеческой психики, в человеческих эмоциях, разобраться в них не только возможно, но и необходимо, считает Айри Вярник. Под давлением каких чувств человек уходит из жизни? Классический ответ: чувства безнадежности, бессилия, вины и униженности.

Айри Вярник пишет жестокую фразу о том, что именно такие чувства культивировали годы свободы, когда утратили надежду те, кто отстаивал свои убеждения, когда разочаровались те, кто надеялся на более зажиточную жизнь.

У постсоциализма два рода бессилия, считает автор. Первый берет начало в советском времени, когда подавлялась любая инициатива, реальная ответственность и чувство долга. Догадливый понимал: проживет и без них. Второй род — новорожденный современными политиками, не стесняющимися публично заявлять: тот, кто не преуспел, безнадежный, не способный, лодырь.

Известно, если человеку постоянно внушать, что он свинья, он вскоре захрюкает. Если талдычить про неспособность, то таковым себя и почувствует. А что будет, если человек, не вписавшийся в представления апостолов новой рыночной веры, совестлив? Если он лишен условий, где приложить свои пусть скромные умения? Если просто по натуре не пробивной и не может добиваться цели любой ценой? Какие мысли начнут роиться в его голове? Нетрудно догадаться.

Кое-кто полагает, что за экономический успех надо платить высокую цену. Как специалист Айри Вярник утверждает, что прямой взаимозависимости между экономической ситуацией и количеством самоубийств нет. Зато есть взаимосвязь через область, так сказать, неосязаемую, нематериальную. В тех странах, где все люди связаны некоей общей идеей, статистика суицидов невелика. В этом смысле для Эстонии самыми благополучными были годы с 1986-го по 1989-й, когда небывало низким был уровень насильственных смертей, а детей рождалось очень много.

Сегодня нас друг с другом мало что связывает, про общность идеи и говорить не приходится. С точки зрения специалистов, статистика самоубийств — зеркальное отражение отношений между отдельно взятым человеком и государством. Таким же отражением является и стресс. Эмоциональный настрой человека складывается под влиянием всего того, что его окружает, под влиянием той жизненной среды, которую создают государство и его исполнительные органы. По мнению автора публикации, государство несет ответственность за качество жизни своих граждан и за преждевременные их смерти.

Самую большую тревогу вызывает тот факт, что за последнее десятилетие явно проступила тенденция увеличения количества самоубийств среди молодых людей в возрасте 20-25 лет.

Тема эта особая. И причин можно называть множество: начиная от потока жестокой информации, идеологии наслаждения и успеха любой ценой, до домашних страхов и жестокости отношений в молодежных компаниях.

Но одна из причин в наших конкретных условиях просматривается четче остальных — наркомания. И рост преступлений на ее почве.

Причины взрыва

Их анализирует в газете Eesti Paevaleht комиссар службы наркорасследований столичной префектуры полиции Рене Бертинг. Взрывной рост статистики комиссар объясняет прежде всего изменениями в работе полиции. По сути полиция сама же и подняла ее, начав активно выявлять и регистрировать наркоманов. На тех, кто «засветился» с наркотиками дважды, заводилось уголовное дело. Таким вот образом преступлений на почве наркотиков за 2000 год было зарегистрировано более полутора тысяч, то есть почти в пять раз больше, чем в позапрошлом году.

Но как бы тщательно ни велся учет, отрицать, что наркотиков у нас появляется все больше, невозможно. Они становятся все доступней. Появились они у нас отнюдь не в прошлом году. Мы уже лет десять живем бок о бок с ними. А комиссар пишет, что у нашей наркополиции все еще нет традиций и опыта борьбы с ними. Правда, несколько крупных подпольных лабораторий по производству амфетамина все же накрыли, а в сотрудничестве с зарубежными коллегами задерживали очень крупные партии зелья как по сию, так и по ту сторону границ.

Тем не менее поток наркотиков к нам нарастает. Комиссар считает, что они «вошли в моду» и никакие назидания о быстром возникновении наркозависимости не помогут, как и та профилактическая работа, что сейчас ведется и больше похожа на пропаганду наркотиков, чем профилактику их распространения.

Как человек силового ведомства Рене Бертинг видит меры борьбы со злом прежде всего в ужесточении уголовной ответственности сопричастных наркоторговле, в предоставлении больших прав наркополиции в части досудебного расследования. Правда, только ужесточением Уголовного кодекса проблемы не решишь. Комиссар ратует за создание единой наркополиции. Но под это требуются дополнительные кадры, техника и главное — деньги. С ними, как известно, у нас большая напряженка. Но если борьбу с наркоманией и наркопреступностью ставить государственным приоритетом, то вопрос о деньгах должен быть немедленно снят.

Тут комиссар прав. В противном случае статистика смертности среди молодежи, ранних добровольных уходов из жизни будет только умножаться.

Т.А.