Через несколько дней, как сообщают информационные агентства, начнутся работы по подъему затонувшей атомной лодки «Курск». Уже как будто все готово, водолазы, которые будут работать на глубине, фактически уже в пути. И снова мы думаем о погибших моряках, тех, что остались в разрушенных, залитых водой отсеках.
Тогда, год назад, мы в отчаянии бросались к телевизорам, радио, надеясь, все еще надеясь, что в затонувшей лодке кто-то жив, что еще можно кого-то спасти. Тем более что в первые дни — помните? — были сообщения о сигналах, будто бы подаваемых с полумертвой лодки. Хотя страшно было представить себе, что кто-то там, в глубине, в заливаемых водой, полуразрушенных отсеках мучительно умирает, задыхаясь от недостатка воздуха и до последней своей страшной минуты надеясь, что помощь сверху придет. А она все не шла... И вспоминаются горькие слова одного из флотских офицеров, сын которого остался там, на дне. Он говорил, что надеется, изо всех сил надеется, что сын погиб сразу, в самые первые минуты, что ему не пришлось мучительно умирать, задыхаясь и замерзая в беспощадной этой, страшной темноте. Но теперь-то мы знаем, что не все погибли сразу. В кармане того мальчика — лейтенанта, тело которого потом все же подняли на поверхность, оказалась записка. И хотя ее содержание почему-то не посчитали нужным сообщить полностью, все же понятно, что еще несколько часов часть моряков все-таки оставалась в живых. И вот теперь, мертвые, они вернутся на сушу...
Всю жизнь свою, как и вообще моряки-подводники, они исчисляли не по годам, а по «автономкам», и жизненное пространство свое измеряли не квадратными метрами, а ходовыми милями... Подводники — вообще опасная профессия. За подвиги свои, рекорды и свершения, зачастую неизвестные людям, миру, они расплачиваются порой жизнями. Так ведь уже бывало: сжигали легкие в парах ракетного окислителя и корчились в муках кессонной болезни, умирали, хватанув смертельную радиоактивную дозу или надышавшись угарным газом, застывали в ледяной воде и заживо сгорали в пожарах. Пожары на лодках — страшное дело. Недаром их называют объемными. Моряки с «Курска» расплатились жизнями...
И я представляю себе жен, матерей, детей. Год назад они уже пережили страшные дни. Теперь им снова придется хоронить. Хоронить мужей, сыновей, которых и в лицо, возможно, узнать уже трудно.
Год назад весь мир ахнул, увидев по телевидению поселок подводников «Видяево». Обшарпанные дома, разбитые двери подъездов, тесные квартирки... Удивлялись все: неужели так живут подводники? Не удивлялись только те, кто сам прошел через эти гарнизоны, кто знает, каково это — не иметь возможности выйти на улицу, потому что жестокая пурга засыпает все вокруг снегом по колено, по пояс. Может ли кто-нибудь представить себе, как это трудно — месяцами ожидать мужа, отца с моря, не имея никакой весточки, не зная, где они, что с ними, живы ли? Можно ли выдерживать такую жизнь годами, в безвестье, в безденежье, в темноте и реве ветров полярной ночи? Моряки недаром говорят, что с ними в гарнизонах остаются самые верные, самые стойкие, самые умные и красивые женщины. И я всегда вспоминаю жену, нет, вдову командира «Курска» Ирину Лячину, то достоинство, с которым она несла свое горе. Она, как и многие другие жены, знала, что, собираясь вместе, их мужчины не будут говорить о «мерседесах» и деньгах, они будут говорить о походах, о швартовках, о проектах кораблей. Все военно-морские жены это знали, потому что понимали: это жизнь их мужей и это их, женщин, собственная жизнь. Но понимать и ждать они научились. А вот примириться со смертью — все-таки невозможно.
Людмила Милютина, мать одного из погибших моряков, от имени родственников сказала, обращаясь к правительству, что не надо поднимать со дна моря мертвые тела, не надо рисковать другими жизнями. Но «Курск» все-таки решили поднять. И это, в общем, понятно. Там ведь реактор, там торпеды...
Может быть, подъем затонувшей лодки поможет разгадать тайну ее гибели. А может быть, и нет... Ведь американцы так и не смогли определить, почему погиб «Скорпион». Вообще по поводу гибели кораблей существует обычно много версий. Но лишь о «Титанике» можно сказать определенно: вот она, причина, — айсберг. Да и то в последнее время возникают новые предположения, как возникают они и вокруг гибели парома «Эстония».
И все-таки кричит душа: как это могло случиться? Кто ответит за гибель 118 молодых и здоровых мужчин? Ведь не война же их унесла...
Очень хочется надеяться, что гибель «Курска», как ни парадоксально, как ни кощунственно это звучит, что-то все-таки изменит, послужит уроком... Как будто со дна морского они, погибшие, говорят: «Услышьте нас на суше...»
Может быть, научатся, наконец, уважать морских офицеров? В Германии, например, если офицер с эмблемой подводного флота входит в присутственное место, все встают, даже те, кто старше чином, даже дамы...
Теперь, когда лодку собираются поднимать, вспомним их, молодых, красивых, полных сил. Им бы жить и жить... Вспомним их молодых жен, ставших вдовами, детей, оставшихся без отцов. И поклонимся им всем... Когда умирают люди, да еще так страшно, безвременно, это общая наша утрата. Утрата для человечества... Помните? «По ком звонит колокол? Он звонит и по тебе...»
