|
|
Первые кадры войныЭту трагическую историю о судьбе кинохроникера Павла Лампрехта рассказал мне бывший директор Русского драматического театра в Таллинне. До и во время войны он служил на Балтийском флоте.
Но сперва о моем коллеге расскажу я. С Павлом Лампрехтом я работал на московской студии «Союзкинохроника», которую мы называли между собой «Брянка». Он был из плеяды молодых операторов. Скромный интеллигент, среднего роста, худощавый... но упрямо вынослив, судя по съемкам сюжетов, которые добывал. Однажды он снял сюжет об альпинистах, с которыми шел покорять Домбай. Помню, на просмотре режиссеры удивлялись, как это Павел шел с тяжелым «Дебри» на штативе и не только шел по крутым отрогам горы, но и непрерывно снимал карабкающихся альпинистов. Паша при этом скромно молчал. Лампрехт всегда с удовольствием слушал веселые, остроумные байки кинохроникеров, но сам никогда ни о чем не рассказывал. А теперь я хочу поведать, что рассказал мне о моем коллеге-кинохроникере Павле Лампрехте бывший матрос Петр Любаров. Служил он на эсминце, который базировался в Таллиннском порту. Кстати, после войны матрос Любаров окончил ГИТИС. Когда немецкие войска уже вели бои в окрестностях эстонской столицы, началась поспешная эвакуация людей. На военные корабли были погружены сотни, а может быть, и тысячи таллиннцев, среди них и члены правительства республики. Матрос Любаров с борта своего эсминца видел человека с киноаппаратом, который активно снимал эвакуацию. А потом, когда суда покинули порт и, выстроившись в кильватерную колонну, взяли курс на Кронштадт, Любаров увидел на борту своего эсминца и того кинооператора, который снимал в порту. Ночью в полной темноте, без сигнальных огней корабли шли спокойно. Пассажиры, расположившиеся прямо на палубе, заняли все пространство. А с рассветом в небе появились немецкие самолеты. Они выстроились в большой замкнутый круг и начали пикировать на караван судов. Бомбы со свистом летели одна за другой, строчили из пулеметов. Людям, находившимся на палубе, некуда было деваться. Некоторые из летящих бомб попадали в цель. Среди пассажиров поднялась паника. Появились убитые и раненые. Слышались крики о помощи. Корабельные врачи и санитары старались как могли оказать помощь потерпевшим. Корабельные зенитки резко стучали, посылая снаряды по пикирующим самолетам. Разрывы авиабомб, стрельба пулеметов, тугие хлопки корабельных зениток соединялись с криками и плачем людей в единый душераздирающий гулкий стон. Некоторые из судов тонули. Многие, кто мог, и пассажиры, и моряки прыгали с корабельных бортов в море, в надежде спастись от бомб и пожаров. А в небе, неуклюже выстраиваясь, с тугим гулом уходили немецкие самолеты. Матрос Петр Любаров тоже покинул свой горящий эсминец. Среди плывущих людей он увидел оператора. Он узнал его по киноаппарату, который тот держал в руке над водой. Это был Павел Лампрехт. Он мог грести только одной свободной рукой. Видно было, что это ему трудно дается. Некоторые из плывущих рядом с оператором кричали: «Бросай ты эту железяку, утонешь ведь». Но оператор никак не реагировал на крики таких же несчастных, как и он, плывущих в никуда. Любаров был хорошим пловцом. Он подплыл к оператору и сказал, чтобы тот дал аппарат ему, за это время он сможет передохнуть. Но Лампрехт ничего не ответил, он только покачал отрицательно головой. Любаров видел, что оператор стал часто уходить под воду и с большим усилием выплывал опять на поверхность, но аппарат оставался все время над водой. Все это продолжалось несколько минут. А затем оператор медленно ушел под воду. Аппарат еще несколько секунд был виден, но потом и он медленно погрузился в воду и больше уже не показывался на поверхности моря. Так геройски погиб кинохроникер Павел Лампрехт вместе со своим аппаратом «Аймо». Семен ШКОЛЬНИКОВ. |