Не отдать бы «дяде» ключи от своей квартиры

Начнем с ЭЖД. Итоги конкурса на приватизацию уже подведены, да результат оказался плачевным. Выигравшая его фирма — Rail Estonia (RE) оказалась несостоятельной, и дело на сегодня как бы повисло в воздухе.

Итак, приватизация. По совету английской консультационной фирмы Приватизационное агентство и отдало предпочтение RE, хотя в конкурсе принимали участие еще две фирмы — BRS и основанная на эстонском капитале RER, то есть Raudtee Erastamise Rahva AS — народное АО по приватизации железной дороги. Но предпочтение, как уже говорилось, было отдано фирме Rail Estonia. Причем за свой совет в пользу RE английская консультационная фирма уже слупила с ЭПА 40 миллионов крон да агентство еще осталось перед ней в долгу — предстоит отдать — за «фук» — еще 20 миллионов. А один из представителей фирмы-победительницы Тони Массей (а на самом деле Антонио Анготти), оказалось, ранее был судим в США и ныне разыскивается правоохранительными органами этой страны. Так или иначе, а RE не нашла обещанной суммы в 1,7 миллиарда крон, и теперь руководители ЭПА и министр транспорта и связи Тойво Юргенсон, которому правительство лично поручило обеспечить надежность приватизационного процесса с ЭЖД, очевидно, чешут затылки. Как быть?

Ситуацию комментирует экономист Хейдо Витсур

— Я думаю, надо начинать сначала. Зачем было приватизировать Эстонскую железную дорогу? И если приватизировать, то что именно целесообразно приватизировать? В Англии была приватизирована лишь операторская деятельность и лишь на ограниченное количество лет. А вот инфраструктуру, то есть саму железную дорогу, приватизировать довольно рискованно, ведь это монопольное предприятие — параллельно существующим прокладывать новые рельсы было бы абсурдно. А регулировать деятельность монополиста-частника практически невозможно, в мире просто нет такого опыта. Если конкуренции нет, монополист печется только о своей прибыли, и потребитель, как правило, проигрывает. Насколько известно, правительства тех стран, где заходит речь о приватизации фирм-монополистов, действуют очень осторожно, понимая, к чему это может привести.

— А у нас?

— А у нас по сути одна железнодорожная линия — от Таллинна до Нарвы, именно она играет стратегическую роль, другие куда менее важны. Линия через Тарту на Псков — это по сути резервная линия, здесь движения почти нет. Хорошо, что правительство, можно сказать, в последний момент отказалось продавать землю под железнодорожными путями. В других странах никто даже не думает продавать инфраструктуру железной дороги вместе с землей. Поскольку ЭЖД занимается исключительно грузовыми перевозками, то она необходима в первую очередь операторам Таллиннского морского порта для транспортировки транзитных грузов, и это принципиально важно. А также для доставки сланца на электростанции в Нарве. Эти перевозки занимают 90 процентов всего грузопотока. И если теперь говорить о полной приватизации ЭЖД, это будет равноценно передаче ключей от своей машины, от своей квартиры кому угодно, только не самому себе.

— Подарить свою кровную собственность некоему «дяде»...

— И наше правительство пошло на это. Наверное, потому, что выигравшая конкурс фирма RE предложила весьма солидную сумму в 1,7 млрд крон, что намного превышает потенциальную доходность железной дороги. Собственно, Rail Estonia приобрела дорогу как бы себе в убыток. Согласно элементарным расчетам, выкладываемая (но так и не выложенная) сумма могла окупиться лишь через 20-25 лет. Скорей всего покупатель рассчитывал, что государство опомнится — совершена ошибка, и постарается выкупить железную дорогу обратно. Вот в чем дело. Известно также, что фирма RE предлагала выкупить у нее свои акции ЭЖД двум другим фирмам, участвовавшим в приватизации, а вместе с акциями уступить им и право приватизировать железную дорогу.

— Сложная и запутанная ситуация.

— И в то же время это очень выгодный бизнес. Денег у Rail Estonia в размере 1,7 млрд крон не оказалось, да едва ли эта фирма вообще намеревалась выложить такие большие деньги. А вот спекульнуть своим правом приватизировать ЭЖД, очевидно, намеревалась. И не важно, кто бы выкупил у нее это право — государство или какие-либо фирмы. В выигрыше Rail Estonia оказалась бы в любом случае.

— А в проигрыше — государство, грузоперевозчики...

— Можно сказать, что правительство, Министерство транспорта и связи ошибочно посчитали, что приватизация решает все проблемы. Из опыта Англии и других стран известно, что даже приватизация одних лишь операторских фирм на железной дороге и то приводит к ухудшению железнодорожного сообщения и общественность требует их национализировать.

— Известно, сколько железнодорожных катастроф произошло за последние годы в Англии и в других странах.

— И дело не только в катастрофах. Усложнилось управление дорогой, возросли бюрократические препоны, стало больше путаницы.

— А кому все это выгодно у нас?

— В принципе это ошибка, неопытность. Государственные и муниципальные предприятия также должны существовать, и это в общих интересах.

— Отдали английской консультационной фирме 40 миллионов крон...

— А это уже похоже на криминал. Выбрали из трех фирм самую худшую и готовы были заплатить 60 миллионов, что явно не соответствует предоставленной услуге.

— И все же — что дальше? Можно ли спрогнозировать?

— Можно сказать, народ заслужил то, что он получил, раз поверил лозунгу «Государство — плохой хозяин, станем приватизировать все и вся». И самое удивительное, что в течение целых восьми лет государство могло следить за тем, как работает приватизированная монопольная фирма Eesti Telefon, — контрольный пакет акций и монопольное право с самого начала находились у иностранцев — шведов и финнов — новых владельцев ET.

— И можно было следить, как монополист все повышает и повышает тарифы на переговоры. Вновь объявлено, что с 1 апреля стоимость одной минуты переговоров на местных линиях повышается в рабочий день с 24 до 34 сентов, возрастет стоимость переговоров и в льготное время. Следили, а выводов так и не сделали.

— Да, этот печальный опыт не послужил тревожным сигналом для наших приватизаторов, и они все-таки пошли на приватизацию железной дороги, а также на приватизацию электростанций, Tallinna Vesi. Хорошо известно, что приватизация тогда и только тогда может дать эффект, когда между производителями будет иметься конкуренция. А во всех названных случаях конкуренции нет. И может случиться, хозяин электростанции начнет повышать тарифы на электроэнергию, а ее покупатель Eesti Energia окажется неплатежеспособным и обанкротится, так как покупателей на дорогостоящую энергию может и не найтись. Подобное, между прочим, случилось в некоторых штатах США. Производители энергии получали рекордные прибыли, а покупатели не могли с ними расплатиться. Частный владелец денег в развитие производства не инвестировал. А уповал на рост тарифов. В конце концов электроэнергии просто не стало хватать.

— Подобное грозит и нам?

— Безусловно.

— Но правительство утверждает, что новый владелец станет инвестировать деньги в развитие электростанций, в обновление устаревшего оборудования. А вот у государства таких денег, дескать, нет. Так что лучше продать.

— Деньги в виде кредита так или иначе надо изыскивать, ведь и американцам придется брать заем. Но брать кредит под залог государства и проще, и дешевле. У Эстонии очень небольшой внешний долг, и получить кредит у иностранных инвесторов было бы несложно. Для этого вовсе не обязательно было электростанции продавать.

— Но вернемся к Eesti Telefon. С нового, 2001 года он лишился монопольного права на рынке телекоммуникационных услуг, появились и конкуренты, например Tele-2. Звонок в Россию через ET обходится за минуту восемь крон, а через Tele-2 — менее четырех, и часть потребителей уже отвернулась от Eesti Telefon. Последнему остается выбирать: либо понижать стоимость междугородных и международных переговоров, что, очевидно, слишком накладно, либо отыгрываться на пользователях местной связи. Что ET и делает.

— Формально Eesti Telefon перестал быть монополистом, но все кабельные телефонные линии остаются в его руках, он лишь сдает их в аренду другим операторам, всеми силами стремясь не допустить на рынок конкурентов. А государство практически бессильно что- то сделать.

— А что же думали раньше?

— Мне кажется, наши приватизаторы посчитали: раз уж это шведы да финны, мол, солидные люди, то им можно верить — не обманут. Но в мире капитала главная и, пожалуй, единственная ценность — это прибыль, деньги.

— И ваш прогноз?

— Я думаю, что в конечном счете ниша на рынке телефонных услуг для конкурентов откроется, имея в виду и фиксированную телефонную связь, не только мобильную.

— Новые телефонные кабели прокладывать необязательно?

— Конечно, нет. Используются существующие, которые принадлежат ET. А за пользование ими Eesti Telefon берет плату. Рийгикогу установил, что цена перехода, скажем, с Tele-2 на Eesti Telefon не должна превышать 15 процентов стоимости разговора. Но ET постоянно повышает расценки на местные переговоры, которые, собственно, и определяют рынок услуг. Таким образом, переход с одной линии на другую становится невыгодным для потребителя делом.

— Но что-то все-таки можно изменить?

— Сложно. Допустим, Рийгикогу примет поправки к Закону о телекоммуникациях, а ET изыщет свои контрмеры. Можно лишь рассчитывать на то, что под воздействием общественности государство осознает свои ошибки и фирмы-монополисты лишатся своих неограниченных возможностей.

— В подтверждение всесильности Eesti Telefon, который хоть и лишился своего монопольного права, но продолжает диктовать свои правила игры, такое, самое свежее сообщение: Eesti Telefon не намерен выполнять решение парламента и снижать тарифы на аренду своих сетей другими операторами. Словом, приехали.

Ярослав ТОЛСТИКОВ.