Разорванное родство

«Папа может все, что угодно!» Так, по крайней мере, пел хор детсадовских мальчиков на каждом утреннике 23 февраля в пору моего гольфо-тюбетеечного младенчества. В сущности, папе инкриминируется в этой напевке лишь то, что он «только мамой не может быть». Так что дети у нас подкованы. И это правильно.

Потому что неподкованный западный ребенок давно бы настучал на свою судьбу психоаналитику. А у нас серьезных психоаналитиков-то и нет...

В общем, представьте себя подростком. Если точнее — отроковицей. Ваш папа пьяница, а мама — инвалид, в школе одни неприятности, друзьям до фени ваши горести и вечный дефицит наличности.

И вот однажды, когда как раз уже скоро праздники и каникулы, вы всей вашей непрочной семьей идете к папиной маме. Другие нормальные подростки ожидают от такого визита непроходимой скуки и чая с вареньем. Вы же все хорошо знаете: на людях предки только переругиваются, а уж когда придут!

Конечно, вы никогда не ошибаетесь. Папа (это папа-то!) обвиняет маму (ха! маму!) в неверности. Это специальный такой прикол вашей семьи. Честно говоря, это простейший повод пихнуть ее на пол и дальше уж выместить на ней все наболевшее за неделю. Скорее всего, она будет только плакать и умолять.

Короче, он ее бьет. К нему кидается бабушка, но он и ее бьет: «Сами разберемся!» Тогда вы — подкованное дитя — начинаете орать. Орать — это самое правильное, потому что у отцов какой-то инстинктивный ужас перед криком собственного дитяти. Они от этого трезвеют и теряются. Чтобы не слышать вас, папа хватает полуживую маму и волочит ее подальше — в ванную, захлопывая за собой встречные двери. Судя по стонам, он и там продолжает ее мять и мутузить. И, кажется, там происходит что-то совсем уж отвратное. Вы орете в дверную щель. И дверь распахивается. Из ванной комнаты выбредает мама в окровавленной и изодранной одежде и с помутневшим взглядом. Она падает на кровать и прикрывает глаза.
Ч-черт, он выходит следом с веником...

Нет, он больше ее не тронет! Теперь это ваша забота. Вы, не прекращая орать ни на секунду, кидаетесь на него, сжимая кулаки и обливаясь слезами. Он ошалел от визга — хватает вас за горло, сжимает пальцы, но вы все равно хрипите и мычите.

Тогда он лупит вас по спине веником, обхватывает за плечи одной рукой и сует вам в рот другую, чтобы вы только замолчали. Но вы сжимаете зубы, и он матерится от боли. А потом, извернувшись, сам хватает вас зубами за ухо. И так вы боретесь, не разжимая зубов. Папа и дочка.

Вас растаскивает бабуля, но она могла бы этого не делать. Отец сам уже выпустил пар, сейчас рухнет на кровать и захрапит. А вот вам завтра, извините, на учебу. Естественно, вы не пойдете туда с такими фишками на лице и засосами — опять же наживете неприятности.

Матушке завтра вызовет «скорую» другая бабушка, как только вы появитесь у нее на пороге такая вот разукрашенная. И вы будет жить дальше там, а маму заберут в больницу. У нее все очень плохо: разрыв легкого, переломы ребер с осколками, кровоподтеки и экземы на грудной клетке — все от отцовских пыток. Разумеется, не считая ран и синяков по всему телу.

Да, подкованным детям положено знать, что в подобных случаях следом за «скорой» непременно появляется полиция. В общем, и папу забрали. Папу Игоря Пестрецова, 39 лет, забрали на три года и один месяц в полузакрытую тюрьму. Более того, он должен выплатить больнице несколько тысяч крон за лечение мамы. То есть, когда он вернется, за ним, скорей всего, еще останется должок, в котором он будет винить опять же маму...

* * *

Всякий обыватель вздыхает после таких историй и говорит: «Ну хоть чуть-чуть отдохнут, девочка успеет вырасти и уйти в общежитие». Однако же «отсидка» после семейных побоищ — это очень редкая мера наказания. Чаще всего пап оставляют в семействах, заставляя их ежемесячно отмечаться в органах правопорядка. Это называется «условное наказание». Условным оно получается, правда, только для папы. А для всех остальных домочадцев — вполне конкретным.

Вот, скажем, Верочкин папа — он даже развелся с мамой, до того друг друга ненавидели. А только куда ему идти-то, такому безработному алкоголику 37 лет? И куда идти Верочкиной маме, которая пережила уже не одну молодость? Так что никуда они не разошлись, а только теперь в ссорах со смаком попрекают друг друга разорванным родством. И Верочкой, которая незаметно так превратилась в солидную 14-летнюю деву.

И вот Вера, как обычно, стояла у плиты. Мама, как обычно, что-то нарезала в суп. А «отчужденный» папа, как обычно, спал прямо тут на кухне — отдыхал от утомительных попоек.

Но папе, видимо, что-то приснилось неприятное, потому что он вдруг вскочил и накинулся на маму со странными упреками — то она ему жизнь сгноила, то готовит неправильно. Мама-то по привычке стала с ним препираться. Кто ж знал, что в них с Верочкой тут же полетят с плиты все горячие кастрюли, все столовые приборы и в довершение — чайник с кипятком?!

Вера утащила маму из квартиры, и только тогда они заплакали. Слишком сильно перепугались — может быть, поэтому и вызвали полицию? Впрочем, себе только хуже сделали — папу Сашу Шестопалова все равно же в тюрьму не забрали и лечить не отправили. Он получил за дебош год условно. И между прочим очень был не рад судебной суете. Так что жизнь в их неформальной семье так и идет своим чередом...