С запахом... утраченной мечты

По столичному радио услышал я на днях выступление директора одной отечественной фирмы, производящей макароны и разные там хлебобулочные изделия. Профессионал макаронного дела объяснялся в любви к бедным, попутно кляня зарубежных акул наживы и чистогана.

Заглумили эти акулы головы людям, говорил директор, завозной макарониной. Охмурили потребителя вконец. Одна утеха осталась — бедные. Фирма по-своему помогает неимущим, подбрасывая в ихние кастрюли по низким ценам рожки, ракушки и прочие перья. Бедные же помогают предпринимателям личной трудовой кроной.

Я к данной идиллии имею сугубо семейное отношение по случаю покупки родным батюшкой половины наволочки абсолютно родных перьев и рожков. Все в них мило: и серый, как штаны таможенника, цвет, и острота нарезки. Правда, в воде они тут же превращаются в липкое бучило, страшное энд безобразное. И даже наш вечно голодный кот Кита жрать данное бучило категорически отказывается.

Рассказываю я об этом огорчительном событии вовсе не для того, чтобы побольнее, до желудочных коликов уязвить отечественную фирму. Мне просто наших бедных очень жалко. Почему-то считается, что коль на богатых ничего слепить, сбацать, смастерить не удается, то можно на бедных отвести душу. Они, бедные, привыкли.

Я — существо малотребовательное, неприхотливое по природе своей существо. Но зачем меня столь последовательно травить жутким пылваским соком с купоросным осадком? За что? Я его должен пить только оттого, что беден, что судьба моя такая?

А тартуская овощная закуска — украшение нехитрого стола граждан с потомственным запоем? Я понимаю, почему они пьют. Поедал подобные овощные закуски и утверждаю как эксперт, что в рамках Административного кодекса удержаться после этого абсолютно невозможно.

Почему мне подсовывают фуфайки валгаской выделки, чьи конструкции неумолимо обращают покупателя к мысли о бренности этого мира?

— Так это ж для бедных! — в унисон оправдываются директора фирм и предприятий. — Сугубо для них стараемся, защищаем в меру сил. И с этого социального пути нас не свернуть!

Конечно, кой-какие потуги в сторону небедных у нас имеются. Вот измыслили местный «портвушок» со старым названием «777», без которого мне трудно представить досуг образованного трудящегося. Вот крекер какой-то новый придумали. Опять-таки «Био-кефир» разливают в новые, квадратные коробочки. Ну, еще булки, конечно, стали печь с маком, а таллиннский черный хлеб аж за пятнадцать крон — сушек объединение...

Но в целом, но в основном — сомнения. В магистральных путях развития нет. Если картофель, то в двух вариантах: или гнилой, или мороженый. Если вино, то бродит или на третий день, или сразу. Если сыр, то обязательно с запахом утраченной мечты. Если капуста — так бочковая, если мармеладу тебе — так рукою грязной. На! Жри!

Все внасыпку, внавалку, внатруску.

— Так мы ж дешево! Мы ж — почти даром!

Правда, жуя такие макароны, надевая такие ботинки, куря такие сигареты, бедные наши обречены: рефлексы утрачиваются, стремления увядают.

Есть, говорят, мир других товаров и продуктов. Почему-то питерские макароны не развариваются, а псковское вино не бродит. Почему-то где-то, да вот в Каунасе том же, научились делать хорошую газированную воду, а в Риге — сигареты.

Да чай у нас-то не Питер и не Каунас. У нас товар свой — старинный, проверенный. Его зверь не тронет, враг не съест. Или сдохнет. Или подавится. И хоть с виду он, может, и неказист, зато по жуйности, носкости, пряности нету ему равных.

На живых людях проверен и испытан. Жевать не пережевать, курить не перекурить. Родной, простой, эстонский...