Лишенные детства

Каждый раз, перешагивая порог детского приюта, испытываешь комплекс вины...

Вины за то, что при живых родителях несчастные дети вынуждены обитать в приюте. Как это ни странно, но они рады стенам казенного дома, потому что возврат под родную крышу вновь грозит им бесконечными пьянками родителей, голодом, а порой и жестокими истязаниями.

Кохтла-Ярвеский детский приют, открытый весной 98-го года, единственный в регионе, куда дети могут обратиться за помощью, где их накормят, оденут и дадут ночлег. А дальше, если надо, устроят дальнейшую судьбу: найдут опорную семью или определят в детдом. Правда, детские дома в Ида-Вирумаа переполнены, и в итоге ребята, попавшие в приют, живут в нем не 4 месяца (максимальный срок, отведенный по закону для пребывания в приюте), а по году и более.

Детский приют рассчитан всего на 12 мест, но порой в нем находилось по 18-20 ребят. Кроватей, разумеется, не хватало, поэтому спали, где придется: на диване в коридоре, в кабинете директора Татьяны Рудаченко. С кормежкой тоже было туговато, так как выделяемых на одного ребенка 2600 крон в месяц едва-едва хватало на самое необходимое, не говоря уже о таких «излишествах», как конфеты или яблоки, потому что за вычетом всех расходов, начиная с оплаты персонала и заканчивая коммунальными услугами и покупкой лекарств, на продукты оставалось 17-19 крон в день. Слава Богу, помогали (и помогают) спонсоры. А одежду получали из «гуманитарки», равно как и всякую бытовую технику.

Сейчас Кохтла-Ярвеская гор- управа, содержащая приют (хотя в нем живут дети со всего Ида-Вирумаа), немного увеличила сумму на одного ребенка, и на еду приходится по 22-23 кроны. Но с покупкой лекарств по-прежнему туго, поскольку одно только средство против вшей стоит 126 крон по льготному рецепту, а хватает его всего на 2 головы. Вот и ходит Рудаченко по семейным врачам с просьбой выписать льготный рецепт то на одно, то на другое лекарство, потому что детки-то попадают в приют, как правило, не только со вшами, но и с чесоткой, гельминтами (глистами) и прочей «прелестью». А у двоих вновь прибывших есть подозрение на туберкулез, самый простой курс лечения которого стоит сотни крон (утешительно хоть, что противотуберкулезное лечение оплачивается из государственного бюджета).

Совсем недавно приют немного разгрузился от перенаселения. Часть малышей пристроили в опорные семьи, кого-то усыновили, а кое-кого перевели в Кохтла-Ныммеский или Оруский детские дома. Но все равно приют постоянно заполнен до отказа, до сих пор в нем живут ребята, попавшие сюда более года назад. Основной контингент — дети от 10 до 13 лет. А сколько малышни от 2 до 4 лет побывало за эти два года в приюте!

В прошлом году привезли двухгодовалого мальчика, которого любимая мамуля зверски избила скалкой за то, что он ночью, мучаясь от голода, попросил кушать. Эта мамаша потом заявилась в приют и за пять минут, пока ее оставили наедине с сыном, раздела его до трусиков (чтобы продать одежду) и съела завтрак малыша.

Побывали в этих стенах и 1,5-годовалый мальчик со своей 3-летней сестренкой, которых мать, уходя в загул, запирала в нетопленном доме, оставляя на несколько дней одну мелко раскрошенную буханку хлеба — чтобы удобнее было есть(?!). Этих детей спасла от голодной-холодной смерти соседка-старушка, позвонившая в приют. Дети были в крайней степени истощения, как, впрочем, и многие из тех, кто попадает в приют. Татьяна Рудаченко говорит, что первые дни дети отъедаются, и им не запрещают делать это. Потом с ними начинает работать психолог, ставку которого открыли год назад, а до того сотрудники приюта обходились за мизерную зарплату (от 1600 до 2200 крон) собственными силами.

Но вернемся к малышам. С ними проще в том плане, что их с удовольствием усыновляют. Трое деток живут нынче в Швеции, некоторых взяли местные семьи. Последнюю малышку — 3,5-годовалую Ксюшу — забрали из приюта в январе этого года. С большими детьми — большие проблемы. Мало того, что не многие из потенциальных приемных родителей изъявляют желание усыновить ребенка старше 5-6 лет, так и дети в более старшем возрасте не особо стремятся приобрести новых папу-маму. Основная причина в том, что к 8-10 годам они привыкают к свободе в худшем понимании этого слова. Им нравится допоздна болтаться по улицам, попрошайничать, подворовывать, «нюхачить». Практически все, кто попадает в приют, уже прошли определенную жизненную школу: токсикоманили и пробовали спиртное. Впрочем, «пробовали» — слабо сказано, потому что среди них попадаются уже настоящие алкоголики. В минувшем году, например, в приюте жил 10-летний Сашенька с диагнозом «агрессивный психоз». А диагноз сей — следствие маменькиного «воспитания». Когда Саша был совсем маленьким и плакал по ночам, мама успокаивала его спиртным. Словом, с грудничкового возраста сделала сына алкоголиком. Мальчик прошел курс лечения, который не дал результатов. Он убегал из приюта и детского дома, куда его впоследствии определили, к маме в гости и возвращался оттуда, едва стоя на ногах: родная мамаша угощала чадо самогонкой, каждый раз клятвенно обещая работникам приюта, что это — в последний раз.

Детей, как правило, забирают у родителей насильно. Обычно по жалобе родственников, соседей или сигнала из школы или полиции. Где-то с месяц назад в приют попали брат и сестра — 14-летний Игорь и 13-летняя Маша (их имена, как и некоторых других детей изменены). Они - замечательные дети, еще не испорченные «свободной жизнью», хотя и не ходили в школу почти целую четверть. О возврате к пьющей маме не может быть и речи, а папа, узнав, что дети находятся в приюте, всего один раз навестил их там. Он, сказали Игорь и Маша, живет с другой семьей, воспитывая чужого ребенка. Был ли у них разговор с отцом, чтобы он забрал их в новую семью? Нет, не было. Дети прекрасно понимают, что это невозможно.

Игорь признался, что порой выпивал, но токсикоманить не пробовал. У мальчишки есть мечта — стать юристом. Узнав, что я хочу сфотографировать его для газеты, Игорь по-тихому «слинял». Оно и понятно: пацан уже взрослый и не хочет «светиться».

«Фрукт»