Общий рынок труда,

Эстонцем можешь ты не быть...

Принятое правительством на прошлой неделе постановление о порядке проверки уровня владения эстонским языком невольно заставило обратиться не только к вопросу о том, насколько в Эстонии гарантирована свобода частного предпринимательства, но и вновь взглянуть на проблему с точки зрения свободного передвижения рабочей силы, давно ставшего нормой для Европейского союза, в который мы надеемся в ближайшее время попасть.

Спору нет, данное постановление является прежде всего актом, так сказать, внутреннего применения, потому что в значительной степени касается постоянно живущих здесь русских и обязывает их создать для национального большинства право получать необходимую информацию и услуги на родном, то есть государственном языке. Именно к защите прав потребителя, как известно, апеллировали авторы постановления, комментируя его журналистам и широкой общественности. Через это, мол, можно в известной степени обеспечить и личную безопасность жителей страны. Заметим попутно, что именно Закон о защите прав потребителя обязал поставщиков великого множества товаров — от расфасованных в яркую упаковку продуктов питания до детских игрушек — снабдить их необходимыми ярлычками с информацией на эстонском языке. Другое дело, насколько эта информация, в подавляющем большинстве случаев отпечатанная микроскопическим полуслепым шрифтом, доступна для прочтения рядовому потребителю. Но дело сделано, требование закона соблюдено. Похоже, что точно таким же образом дело будет сделано и в случае с языком обслуживания после того, как с началом нового года вступит в силу означенное постановление в исполнение новой редакции Закона о языке в редакции 1999 года.

Не в пошлине счастье

Конечно, тестирование всех занятых в частном секторе, включая предпринимателей-одиночек, начнется. Уже хотя бы потому, что никакой сентик в казне нелишний, а тут пахнет миллионами: за спасибо проверять ваше знание языка никто не будет, придется платить пошлину. Фактически это плата за доступ к вполне естественному праву на труд. Причем не к праву на труд для въезжающих, а для тех, кто здесь если не родился и вырос, то хотя бы провел значительную часть жизни, включая и многие годы до появления законов, обязывающих это естественное право покупать. Впрочем, некоренному национальному меньшинству не привыкать платить самостоятельному эстонскому государству за то же право на труд. Если помните, после вступления в силу Закона об иностранцах каждому, к кому этот закон задним числом применили, пришлось испрашивать не только вид на жительство, но и право на трудоустройство.

Не исключено, что государство в установленные сроки справится с языковым тестированием своих родных иностранцев. Но по сути даже очень успешно проведенная кампания мало что добавит к уже реальному уровню владения или невладения государственным языком. В торговых рядах на рынке или в прачечной обе стороны заинтересованы в завершении сделки купли-продажи товара или определенного вида услуг. Поэтому вопрос одесского таксиста «Так вам ехать надо или шашечки?» для нас перестал быть актуальным. Сторонам, как свидетельствует практика, не до Закона о языке. Ни торговцы, ни покупатели дальше своих специфических интересов не идут и учить друг друга государственному языку не берутся.

Что касается последнего, то в пору, конечно, удивиться тому, что и по прошествии десяти лет с момента принятия Закона о языке уровень владеющих им представителей некоренного населения изменился столь незначительно. Если процент чуточку и увеличился, то в большей степени, пожалуй, за счет исхода в конце восьмидесятых — начале девяностых годов немалого числа русскоязычных жителей. Это, во-первых. Во-вторых, теперь об этом можно говорить вполне спокойно, изначально Закон о языке содержал определенные реваншистские мотивы и был некоей антитезой весьма распространенному мифу о русификации эстонцев. Мол, мы столько лет были вынуждены говорить по-русски, теперь вы поговорите с нами по-эстонски. Народ быстрехонько сложил об этом известный анекдотец, где все наоборот. С рудиментом этого реваншизма мы сталкиваемся и по сей день, упорно изображая две «н» в окончании названия эстонской столицы, хотя это внутреннее дело русского языка, а не эстонского Закона об эстонском, заметим, языке.

Предтеча интеграции

В том, что на реальное решение проблемы русско-эстонского двуязычия данный закон не был ориентирован, говорит и то, что государство с момента принятия закона ограничилось ролью декларатора, который возвел знание языка в ранг государственной политики, а ее реализацию отдал на откуп кому угодно. В итоге по всей стране расплодился легион курсов, готовящих то «на гражданство», то «на категорию». Все, естественно, за счет готовящихся, причем счет, как правило, немалый, куда как более впечатляющий, нежели конечный результат.

На брифинге, посвященном решению правительства о распространении статей обновленного Закона о языке и на частный сектор, один из журналистов поинтересовался, каковы реальные результаты интеграции, о которой в Эстонии говорится уже десять лет. Из уст министра Катрин Сакс тут же последовало уточнение: не десять, а три. Совершенно верно, так как речь о необходимости интеграции общества зашла при предыдущем правительстве, когда коллега госпожи Сакс Андра Вейдеманн была вынуждена констатировать: надежды определенных сил на то, что подавляющее большинство русских отсюда уедет, не оправдались. Те, кто остался, намерены здесь жить и работать, и поэтому следует всерьез задуматься над тем, как сделать их всех равноправными членами общества.

Это признание отчасти объясняет и то, почему тот же Закон о языке не был подкреплен необходимыми правительственными актами, обеспечивающими и облегчающими значительной части постоянных жителей республики овладение государственным языком. Поскольку явной заинтересованности самого государства в этом не чувствовалось, спасение утопающих и стало делом рук самих утопающих. Что же до определений и терминологии, то к предшествовавшим интеграции семи годам уместнее применить слово «деколонизация» или «ремиграция».

Нет, уж лучше мы к вам

Однако вернемся к проблеме труда и рынка. Бесспорно, правительственный акт создаст определенные проблемы и многим частным предпринимателям, равно как и наемным работникам в этом секторе. Как станет решать эти проблемы работодатель, догадаться несложно. Вряд ли кому на затянувшемся этапе первоначального накопления капитала захочется тратиться на обучение государственному языку своих кадров (если они, конечно, не особо ценные). Самый простой способ избежать неприятностей — заставить сами кадры выкручиваться или же заменить их овладевшими эстонским языком. О том, что статьи Закона о языке таят возможность дискриминации по языковому признаку, говорилось еще два года назад, когда новая редакция закона была одобрена парламентом, а русская фракция обратилась к президенту с просьбой этот закон не провозглашать. Сегодня, когда закон давно провозглашен и принято постановление, приводящее в действие его статьи во всей их полноте, уместно вспомнить обо всем этом, так как теперь и в руках частных предпринимателей языковой признак может не только потеснить остальные принципы подбора и расстановки кадров, но и стать определяющим. Достаточно вспомнить недавнее сообщение о том, что директорам 14 русских школ грозит увольнение за то, что они не знают государственного языка. Серьезного перегиба в этой угрозе нет, так как для общения с вышестоящими органами знание языка необходимо. Будем надеяться, что все обойдется, директора останутся на своих местах и пусть это будет единственным пунктом их неполного должностного соответствия. Но если их уволят, где гарантия, что преемники будут соответствовать всем остальным требованиям, а не только в части владения государственным языком. Не известно, как обстояли дела со знанием эстонского языка у уволенного директора одной из пярнуских школ. Но то, что он в большей степени соответствовал своему креслу, стало очевидным после того, как его свежеиспеченного преемника вскоре тоже пришлось уволить.

Строго по букве закона, гражданам стран — членов Европейского союза, конечно, сложновато будет устроиться на работу в Эстонии, не зная нашего государственного языка. Но где гарантия, что они толпами кинутся покупать билеты на Таллинн тотчас же после того, как Эстония станет членом ЕС? Скорее наоборот, мы рванем к ним, так как любая, даже самая скромная зарплата в Европе позволяет жить более достойно, нежели в Эстонии. Потом, никуда не денешься, цены на товары, вне зависимости от того, на каком языке их будут спрашивать и предлагать, после вступления в ЕС у нас поднимутся. Мнения расходятся лишь в процентах и кратности роста этих цен.

Не исключено, что в первых рядах желающих вкусить европейских хлебов окажутся те, кто сегодня не имеет здесь никакой работы. Или же лишены возможности работать по специальности. Все тот же Закон о языке не позволяет, либо исчез спрос на целый ряд профессий. Говоря о проблемах занятости и путях ликвидации безработицы, министр Эйки Нестор впервые, кажется, признался в структурном характере безработицы в Эстонии. А также в том, что и здесь определилось своеобразное разделение труда: рабочие места сокращаются в государственном и общественном правовом секторе, а новые должны появляться в частном. Последнему, естественно, за государством не угнаться.

Так что свободы движения рабочей силы, на самом деле, надо опасаться не Эстонии, а Европейскому союзу, точнее, тем странам, к которым мы питаем наибольшую привязанность. Например, Финляндии, пожить и поработать в которой не мечтает редкий эстонец. Не случайно, именно финские институты исследования общественного мнения столь пристально изучают наши миграционные настроения и приходят в ужас от большого числа охотников к хотя бы временной перемене мест.

Ну, а мы готовы с распростертыми объятиями принять Европу. Дошло до того, что гарантируем не только свободный доступ их рабочей силы на наш рынок труда, но и избрание граждан стран — членов ЕС в наши местные органы власти. Через несколько лет на месте Юри Мыйза, которого сегодня бьют все, кому не лень, вполне может оказаться испанец, немец, француз. Что же касается постоянно живущих здесь сотен тысяч славян, не имеющих синего паспорта, то к ним закон по-прежнему един: на выборах местных органов власти можно голосовать, но не баллотироваться.

Впрочем, может, зря на счет Европы парламентарии и правительство горячатся. Последний замер общественного мнения среди граждан показал: 59 процентов против вступления в Евросоюз и, следовательно, не одобряют один из основных внешнеполитических приоритетов родного отечества.

Александер ЭРЕК.