архив

"Молодежь Эстонии" | 02.11.01 | Обратно

Все начиналось так...

Есть судьбы и документы, помогающие не только почувствовать дух минувшего времени, но и разглядеть детали, позволяющие уточнить, как, например, строились в свое время отношения человека с государством, чем они отличались от нынешних.

Леонид Михайлович Гордеев свои личные дневники начал писать двенадцатилетним парнем, учась в 1929 году в Таллиннской 19-й начальной школе. До 1941 года в пяти тетрадях вместилось около 600 страниц рукописного текста, к которому сегодня за сверкой и уточнением минувших событий и имен зачастую прибегают многие краеведы и историки, интересующиеся жизнью русской общины в довоенной Эстонии. Дневники дополняет бережно сохраняемый семейный архив редких документов, изданий, писем.

Сегодня на 85-м году жизни автор тех юношеских дневников Леонид Михайлович Гордеев – хранитель интереснейшего, но не всем известного Музея экономики Эстонии, что приютился в квадрате дворика домов Штакельбергов, Мантейфелей и Бенкендорфов на улице Кирику. Он многих знает, многих помнит из довоенной Эстонии. Экономист, кандидат наук, автор учебников, Леонид Михайлович – человек – справочник имен, биографий, фактов. Сугубо русский человек и, как подчеркивают, сугубо местный, с легкостью переходящий с родного языка на эстонский.

У дат есть некий провокационный дух, заставляющий доискиваться сравнений и сопоставлений. Вот почему мне так настойчиво захотелось узнать, отчего 1929 год оказался таким важным в биографии Леонида Михайловича, что он взялся за дневник. И я попросила его поднять семейный архив. Оказалось, что документы семьи Гордеевых за тот год не только интересны, но в определенной мере даже актуальны и поучительны для нас, сегодняшних.

Гордеевы – псковичи. Судьба сложилась так, что, живя во Пскове, глава семьи Михаил Ильич работал бракером таллиннского филиала английской льняной фирмы «Малькольм», имевшей, кстати, филиалы не только в Эстонии, но в Латвии. Роковые события революции и гражданской войны застали его именно в этой должности, при этой работе в Эстонии. Жена и двое маленьких детей – Леонид и Галина – остались во Пскове. Гордеевы, следуя терминологии довоенной ЭР, не могли быть здесь оптированы. В октябре 1929 года все они получили гражданство по натурализации.

Но до этого в 1924 году Михаил Ильич вызвал жену и детей – подданных Советской России к себе в Эстонию, то есть произошло воссоединение семьи.

Мы листаем семейный архив Гордеевых. Вот документы, которые мать Леонида Михайловича представляла и заполняла при въезде в Эстонию: копия серпастого-молоткастого загранпаспорта, выданного Псковским исполкомом, проштампованного прописками. Въездная анкета с фотографией Анны Трофимовны с сыном и дочерью. Обычный перечень граф: где родилась, кем работала, национальность – русская, вероисповедание – православная. Причина въезда – вызов супруга, сроком «предположительно на год». «Предположительно на год» продлевалось здесь, в Эстонии, властями ежегодно пять лет, до получения семьей гражданства.

Гражданство же семья получила, как говорится, «гуртом». Вот прошение Михаила Ильича Гордеева о предоставлении гражданства, датированное 1928 годом, с перечнем всех членов его семьи. К прошению требовались справки – из госархива о том, что Гордеевы действительно значатся среди жителей страны, справка комиссара полиции, справка Министерства торговли и промышленности – по этому ведомству работал глава семьи, справка из МВД с описанием характерных примет внешности – цвет глаз, волос ипр., справка об имущественном положении, квитанция об уплате госпошлины в 20 крон. Заметим, что это сумма, по тем временам равная среднему месячному заработку рядового работника. При кажущемся обилии документов их число совпадает с тем, которое и сегодня требуется представить ходатаю о гражданстве Эстонии.

Самой удивительной в семейном архиве Гордеевых оказалась справка, выданная Ныммеской городской управой за подписью помощника секретаря мэра Нымме. Справка подтверждает, что податель ее проживает в Нымме и tunneb eesti keelt (если быть точным в переводе, то «знаком с эстонским языком»), не oskаb (знает), не valdab (владеет), а именно что tunneb. Я гляжу на этот листок, подписанный помощником секретаря, и с недоумением пытаюсь подсчитать, сколько же чиновников от языкознания сегодня паразитирует на пути к гражданству людей, проживших в Эстонии десятки лет, знакомых с эстонским языком в той мере, которая позволяет им общаться с соседями, вести свои расчеты с государством и дела в том маштабе и объеме, на которые каждый из них способен. Судя по старой справке, безо всяких экзаменов за знание языка ходатая ручался представитель местной власти. Та справка ничем не похожа на нынешние гербовые свидетельства о категориях, уровнях, а процедура ее получения – на нынешние мучительные многочасовые экзамены, зачастую без перспективы успеха. Видимо, не боялись тогдашние власти своих «безъязыких» русских подданных. Во всяком случае, в том парламенте, где было и русское представительство, не кипели, как сейчас, страсти по поводу языкового ценза для народных избранников.

Что же касается довоенных ограничений для неграждан в Эстонской Республике, то они были и касались мест проживания. Исключались в 1929 году для неграждан Таллинн, Тарту и Печорский край. Полученное гражданство ограничения снимало. Вот почему у семьи Гордеевых до 28 октября 1929 года прописка была ныммеская. Тогда этот город не был частью Таллинна. Как только Гордеевы стали гражданами, они переехали сначала в Таллинн, а потом в Печоры, где дети стали учениками тамошней гимназии. Но это – предмет уже другого «архивного» разговора. О русской школе в Эстонии.

Татьяна АЛЕКСАНДРОВА