«...Тогда, в демократическую пору эстонского государства, никто не помышляло закрытии Печорской, да и других русских гимназий. (Это произошло потом, в 1934 году, в период грянувшей эстонизации. —Ред.) Государство не жалело денег — конечно, в разумных пределах — на свои гимназии, долженствовавшие служить эталоном для других».Встретив две эти фразы в воспоминаниях Игоря Мордвинова о постановке школьного дела в первом десятилетии Эстонской Республики, составной частью которого были русские гимназии, невольно транспонируешь их на день сегодняшний.
Тогда — не сопоставимая с нынешней — экономическая ситуация, усугубленная войной, революцией, гражданской смутой, тем не менее высвечивает главный, как говорят сегодня, приоритет молодой страны — образование. Эстония очень хотела иметь дееспособный собственный отряд интеллигенции, не только эстонской, но и русской.
Государство при всех переживаемых трудностях в январе 1919 года (еще до заключения Тартуского мирного договора) создает первые собственные новые школы. Одна из таких была в Печорах, позже она именовалась Печорской общей гуманитарной гимназией и размещалась в новеньком отстроенном комплексе, в который, помимо двухэтажного со своеобразной мансардой для музыкального класса учебного здания входили котельная, собственная водокачка, флигель для садовника.
Гимназия была на попечении государства, точнее Министерства просвещения. И если сравнивать с днем сегодняшним, выгодно отличалась своей целенаправленной деятельностью, сохранявшей как русскую, так и эстонскую самобытность своих учеников. В Печорской гимназии было по пять параллельных классов с эстонским и русским языками обучения, общими для обоих потоков учителями. На переменках между уроками, как вспоминает выпускник эстонской гимназии Вольдемар Виткин, в коридорах, где гуляли ученики, звучала вперемежку и русская, и эстонская речь.
Кадры решают все
И дело не в модном сегодня погружении в госязык, подчеркивает другой выпускник гимназии Леонид Михайлович Гордеев, дело в подходе и организации просвещения: «В наше время проблемы интеграции не было. Таких слов не знали, а сегодня с с трудом воспринимаем — не доходит. Из 22 преподавателей я учился у 13. Из них трое — русские. Нестеров Петр Владимирович — выпускник физико-математического отделения Петербургского университета, магистр, приват-доцент зоологии, действительный член С.-Пб. общества естествоиспытателей, Русского географического общества, Общества акклиматизации животных и растений. С 1910 года преподавал в Царскосельской реальной гимназии, позднее — в Псковском учительском институте. С 1918-го был заведующим культурно-просветительским отделом Псковской горуправы, преподавателем Вайвараской русской эмигрантской школы. Бывал в ученых командировках в Холмском, Минусинском уездах, в Монголии, путешествовал по Карскому и Белому морям, исследовал юго-западное Закавказье, по поручению АН, Русского географического общества бывал в Германии, Швейцарии, Персии, Турции, Месопотамии, Курдистане. Много печатался в научных изданиях. Кто из нынешних учителей может у нас похвастать такой «дошкольной» подготовкой?! В гимназии Нестеров преподавал природоведение, химию, здравоохранение, физику, географию.
Его коллега Александр Михайлович Денисов — выпускник Петербургской академии художеств, бывший смотритель скульптур Царскосельского дворцового ансабля, в гимназии преподавал черчение и рисование. А Лев Гаврилович Андреев представлял уже более молодое поколение учительства. Он окончил Тартуский университет и преподавал математику, физику и космографию.
Денисов и Андреев работали с обоими потоками учеников, переходя с языка на язык».
Директор — всему голова
Кадры решают все. Прежде всего — руководящие. Но главное — образованные. И тут надо сказать несколько слов о директоре гимназии Александре Риккене. Как говорят архивы, разысканные Л.М. Гордеевым, он был членом Исамаалийта, но его политические симпатии никак не сказались на его просветительской работе. В годы становления республики школа была выведена из сферы политической борьбы. В 1916 году А.Риккен окончил физико-математическое отделение Петербургского университета (а до того — Тифлисский учительский институт). В Эстонии работал в Нарвской гимназии, директором Раквереской семинарии, а с 28-го по 39-й год — в Печорской гимназии, потом в Валгаской.
К каким бы воспоминаниям выпускников Печорской гимназии вы ни обратились, везде о директоре, как с одного голоса, отзывы только в превосходных степенях. Строг, подтянут, беспристрастен.
«Дистанция между учениками и учителями соблюдалась неукоснительно, — подчеркивает Л.М.Гордеев, — уже одним: характерным для всех русских гимназий вообще обращением учителей к ученикам на «вы». Современное «тыканье» и панибратство было неведомо для русского просвещения».
Благодаря директору двуязычный гимназический ковчег свободно плыл, четко держа курс на подготовку не просто грамотных, а образованных молодых людей. Важность же роли директора в таком процессе подчеркивалась одной, но очень характерной деталью: назначение и освобождение руководителя школы как акт государственной важности оформлялось приказом президента страны, что имело огоромное значение для авторитета руководителя школы. Леонид Михайлович Гордеев в подтверждение тому показывает приказ о переводе Александра Риккена из Печорской гимназии в Валгаскую, подписанный К.Пятсом (президент), Э.Ээнпалу (госстарейшина) и А.Яаксоном (министр просвещения). Все преподаватели, как и железнодорожники, в то время были государственными служащими.
Когда учитель уважает ученика, а ученик учителя...
«Отношения между эстонскими и русскими группами в гимназии были дружные, — вспоминает Л.М. Гордеев. — Вместе проводили школьные вечера, ходили на танцевальные курсы (двоечники на них не допускались в порядке наказания), занимались в кружках по интересам. В гимназии были струнный и духовой оркестры. Проводили маевки — отнюдь не большевистские, а следуя старой доброй весенней традиции, — общегимназические походы на природу, устраивали стодневки. Последние — каждый семестр на сотый день ученический праздник вольницы. И все это при полном смешении языков. Времени свободного было достаточно. Занятия были шесть дней в неделю с 9 до 13-14 часов. Телевизоров и компьютеров (слава Богу!) не было, было время почитать классику всех времен и народов».
Что же касается «подушной» наполняемости классов, то в русских группах она была небольшая. И это никого не смущало, не вызывало административного чеса закрыть или отменить их. Все основополагающие уроки велись на русском языке. Исключение составляли уроки пения — учительница была эстонка, но разучивали, в основном, русские песни и некоторые эстонские, затем государственная защита, гимнастика и, естественно, эстонский. Немецкий шел по-немецки, английский по-английски. Учителями были эстонцы, упор в преподавании был на разговорный язык.
За 20 лет своего существования Печорская гимназия выпустила 592 человек, в том числе русское отделение — 331 человека.
И если говорить в целом о гимназиях того времени вне зависимости от их профиля — классического ли, гуманитарного, реального или коммерческого, — выпускали они интеллигентных, с хорошей общеобразовательной подготовкой людей. Сегодня первое хотелось бы подчеркнуть особо. Интеллигентности нынче на всех уровнях дефицит, и, похоже, идет даже активное ее отторжение.
