Обучение в муниципальных гимназиях может вестись на любом языке. Это означает, что и после 2007 года русские жители республики смогут получать бесплатное гимназическое образование на родном языке. Предельно краткое дополнение к закону о гимназическом образовании позволило вздохнуть с облегчением как минимум полумиллиону жителей республики, для которых этим «любым языком» является русский.
Нависшая над их собственными головами и головами их детей – нынешних и будущих – угроза лишиться столь естественного права получать образование на родном языке, кажется, рассеялась.
Путь к принятой на прошлой неделе законодателями поправке занял девять лет. Напомним, что в первоначальной редакции закона от 1993 года предусматривалось предоставление за счет государства полноценного гимназического образования только на эстонском языке. Обучение на любом другом языке за счет казны после 2000 года предполагалось ограничить неполной средней школой. Согласно принятой у нас терминологии – основной школой. Далее – перепутье. Либо переход в гимназию с эстонским языком обучения, либо в частную русскую. В первом случае школяров из русскоязычных семей ожидал шок, вызванный сменой языка преподавания. Причем, шок был бы неизбежным и для тех, кто владеет языком на приличном дворово-бытовом уровне, так как пришлось бы столкнуться с терминами и понятиями, в повседневном речевом обороте крайне редко используемыми и потому незнакомыми. И в любом случае применение закона о школах в первоначальной редакции в 2000-м или каком-либо другом году могло означать только одно – ассимиляцию славянского меньшинства эстонским большинством. Ассимиляцию прежде всего за счет прекращения воспроизводства русскоговорящей интеллигенции.
С точки зрения этноцентристской идеологии, цель была поставлена куда как благородная. Таким образом предполагалось навсегда закрепить хотя бы лингвистическое главенство над всеми проживающими в республике меньшинствами. Почему именно перспектива языкового доминирования порождает в душе практически каждого эстонца позитивный заряд оптимизма, понять не сложно. С существованием языка напрямую связывается существование эстонцев как культурного этноса. Наличие на территории собственного государства столь мощной иноязычной прослойки вызывает опасения у малочисленной и в нынешней демографической ситуации фактически не воспроизводящейся коренной нации. Другой вопрос, насколько эти опасения обоснованны. В конце концов, усиленно эксплуатируемый тезис принудительной русификации на протяжении шестидесятых-восьмидесятых годов в основном означал проведение в жизнь хорошо поставленной программы обеспечения эстонско-русского двуязычия. И если бы в тогдашних русских школах обучение эстонскому языку было поставлено так же хорошо, как русскому в эстонских, то многих именно лингвистических проблем у сегодняшнего русского меньшинства в Эстонии не было бы. А нынешние национал-радикалы не получили бы в свое распоряжение главное средство пропаганды и агитации за сплочение под своими знаменами.
«Kак eto na estonskim?»
Как бы там ни было, принятый в 1993 году закон имел чисто декларативный характер, ибо уже тогда его авторы знали, что заложенный в этот акт механизм не удастся привести в действие ни через семь лет, ни позже. Просто взять и закрыть в некий день Х двери всех русских гимназий? Абсолютно нереально. Заменить тысячи русских преподавателей-предметников эстонцами? Где их взять? Обучить нынешних русских химиков, биологов, физиков и математиков, историков и географов эстонскому? Худшей услуги государственному языку не придумаешь! Представьте ситуацию, когда учитель на дубовом эстонском объясняет ученикам, скажем, закон Бойля-Мариотта, а потом ученики на ничуть не лучшем языке излагают усвоенный материал. Невольно вспоминается старый анекдот о московской английской спецшколе, в которую прибыла делегация с родины Роберта Бернса. Детишки подготовили на языке оригинала концерт из стихов и баллад великого шотландца, чем несказанно умилили гостей: «Мы не ожидали, что русский язык так сильно напоминает английский».
При всей невозможности претворить его в жизнь закон поднял дух коренного большинства (что и требовалось), так как идея моноэтнического государства давала одну течь за другой. И начала сеять панику среди представителей меньшинства, которые стали отдавать детей в эстонские школы или же подбирать варианты переезда на Восток. Что тоже требовалось, так как могло бы способствовать дальнейшему росту удельного веса населения коренной национальности за счет сокращения доли инонационального меньшинства.
Караул!
В силу все того же «духовного начала» последний пересмотр закона породил ропот в рядах наиболее радикально настроенных борцов за национальную идею. Ропот, скажем честно, сугубо популистского характера, так как пробывшее у власти правительство реформистско-центристской коалиции никаких самостоятельных законопроектов выработать не успело. И все, что в эти недели парламентом рассматривалось и принималось, подготовлено кабинетом Марта Лаара. Практика последнего отличалась, как мы узнаем, тем, что многие непопулярные в среде правоверного большинства решения принимались и проводились в жизнь де-факто, без огласки.
Около двух недель назад кабинет министров предложил парламенту вывести за пределы иммиграционной квоты проживающих за пределами государства членов семей всех постоянных жителей Эстонии. «Правительство поставило парламент перед выбором – по-прежнему заниматься строительством национального государства или же открыть страну для бесконтрольной миграции с Востока», – возвестил со страниц «Ээсти пяэвалехт» экс-премьер Лаар. Данные Департамента гражданства и миграции говорят о том, что за последние пять лет в общей сложности о воссоединении с проживающими за пределами Эстонии членами семей ходатайствовали около 17 тысяч человек. Большая часть – примерно 15 тысяч – этих ходатайств удовлетворена. «Добро» на въезд в страну «колонистов» давалось с благословения правительства, которое до января этого года возглавлял Март Лаар.
Слово еще не дело
Однако вернемся к школам. Естественно, принятие поправки вызвало всплеск эмоций в стане недавнего правящего большинства, а ныне оппозиции. Понятно, что лингвистический тезис будет использован в качестве агитационного средства как «Исамаалийтом», так и его спутниками.
Но здесь стоит отметить, что внесенное в закон дополнение – результат достигнутого в высшем органе государственной власти компромисса. Первоначальная версия, как мы знаем, предполагала вообще исключение из текста закона какого-либо упоминания о переходе гимназий на государственный язык. Как полного, так и частичного с преподаванием определенного числа предметов на русском и определенного – на эстонском.
Добиться поддержки поправки парламентским большинством помогло и то, что сохранен весьма громоздкий и вселяющий у русских пессимизм механизм применения этой поправки. Об открытии в муниципальных гимназиях классов с русским языком обучения должно ходатайствовать руководство этих гимназий. Органы местного самоуправления, одобрив это ходатайство, должны заручиться добром правительства республики. Именно за ним право на последнее слово.
Мы знаем, что закон позволяет органам местного самоуправления пользоваться наряду с государственным эстонским иным языком делопроизводства, если носители этого иного языка составляют большинство населения территории данного самоуправления. Но «добро» опять-таки на применение этого «иного языка» должно дать правительство. Например, в Нарве, где русские составляют более 95 процентов населения города. Кстати, третьего по величине в Эстонии. Однако...
Думается, из-за этого механизма применения оптимизм от внесенной поправки несколько померкнет.
Учителя надо заказать
Еще больше он померкнет от того, что русская школа в Эстонии будет обречена на медленную и естественную смерть. Если не будет сделан следующий очень важный шаг. Это подготовка в самой Эстонии учителей для русских школ. В прежние годы основным поставщиком педагогических кадров для Эстонии были российские вузы. В самой же республике учителей понемногу готовили Таллиннский пединститут и Тартуский университет. Российский канал был перекрыт и иссяк с обретением государственной независимости. В результате за последние годы педагогический корпус изрядно состарился и поредел. Замены в общем-то нет. На постепенное вымирание русской школы вследствие грядущего отсутствия учителей был вынужден указать в ходе парламентской дискуссии центрист Пеэтер Крейцберг. Отчасти его прогноз должен был ослабить сопротивление и недовольство противников поправки в закон. С другой же стороны, он указал на проблему, решением которой надлежит заняться безотлагательно, если мы хотим сохранить за русскими право на гимназическое образование на родном языке.
Ну, а предпосылкой к началу подготовки педагогов для русских школ должно стать включение этого вопроса в программу Министерства образования. Будет ли проблема решаться в стенах эстонских вузов или каким иным способом – это уже детали рабочего порядка. В любом случае необходим заказ на это. Общественная потребность налицо. Кстати, хорошо поставленное на месте обучение педагогов для русских гимназий и основных школ позволит решить проблему двуязычия русских учителей.
И последнее. Перспективы сохранения русской школы в Эстонии обретут необратимый характер лишь после того, как родному языку славянского меньшинства будет, наконец, придан официальный статус. Лишь после этого его право на образование выйдет из зависимости от доброй воли или произвола той ли иной находящейся в данный момент у власти политической силы или группировки.
Большинство как фактических, так и законодательно оформленных изменений в правовом статусе живущих в стране национальных меньшинств есть результат стремления Эстонии в Евросоюз. Тут уместно в очередной раз сослаться на высказывание президента Еврокомиссии Романо Проди. Выступая в январе этого года в Нью-Йорке, он сказал, что защита лингвистических прав этнических русских в странах Балтии станет платой их государств за вступление в ЕС. Кажется, понятнее некуда. Альтернатива – в отказе от членства в Евросоюзе, что нереально уже хотя бы потому, что это один из главных внешнеполитических приоритетов Эстонии. Кстати, намного более осязаемый, нежели НАТО.
