Доктор Артур КЛЕТТ - один из немногих в Эстонии хирургов-офтальмологов, выполняющий сложнейшие глазные операции. Наш сегодняшний собеседник окончил Тартуский университет, стажировался в России и Германии, и сейчас, постоянно практикуя, находит время и для научной деятельности. Но обо всем по порядку.
- Артур, давайте в этот субботний и, значит, все же выходной день постараемся уйти от сугубо специальных тем и начнем с вопроса простого, чтобы не сказать наивного. В применении к вашей профессии иногда говорят врач, а иногда - доктор. Для людей непосвященных вроде никакой разницы. Но профессионалы-то ее, вероятно, различают?
- Если о терминах, то разница, безусловно, присутствует, но, как вы верно заметили, для непрофессионалов она незначительна. Пожалуй, и в нашей прежней медицинской системе она была тоже не так ярко выражена, но на Западе к врачам всегда относят человека, окончившего связанное с медициной учебное заведение и имеющего соответствующую лицензию, а доктором называют только того, кто на основании своего образования и связанной с ним деятельностью сделал научную работу.
- Исходя из этой теоретической выкладки, вы относитесь к врачам или докторам?
- Сейчас я где-то в промежутке, потому что пишу работу в одной из немецких клиник, думаю, что смогу завершить ее где-то в конце года.
- Почему-то с детства помню стихи одного известного поэта про доктора, что «сам себе привил чуму, последний опыт кончив раньше срока». Одним словом, печальные такие стихи. Но если отвлечься от лирики, то в данном случае человек подвиг совершал или обыкновенным делом столь необыкновенно занимался?
- Наверно, тут и то, и другое. По-моему, подвигом можно назвать то, что уже произошло, свершилось, стало фактом, проявлением мужества, высоты духа. А если человек только собирается что-то сделать и заранее видит в этом подвиг, тогда не знаю... Но насколько я понимаю, в данном случае речь о реальной ситуации, когда врач выполнял свой долг, но сделанное им стало подвигом.
- Раз уж мы коснулись литературы, то опять же нам, людям непосвященным, она лет сто назад всегда рисовала докторов людьми особыми. Они и внешне выделялись своей респектабельностью, и уважением пользовались благоговейного свойства. Словом, перед нами представали люди как бы особой касты. Вы можете сказать, что принадлежите к особой касте?
- Причислить себя к особой касте - кому в душе, наверно, не хотелось бы этого? Но афишировать такое желание по меньшей мере нескромно.
- Вспомнив о врачах и благоговейном к ним отношении, имел в виду прежде всего отношение к людям этой профессии в обществе, которое видело в них и кудесников, и спасителей. Может ли врач сейчас похвастаться таким к себе отношением?
- Здесь ведь дело, скорее, не в докторах, а в тех, кто в жизни их окружает. Когда кому-то требуется помощь врача, он видит в нем спасителя. А если человек пышет здоровьем, то убежден, что никакой беды с ним никогда приключиться не может. Потому и не склонен до времени относиться к врачам с уважением.
- Если бы 20 лет назад, поступая учиться на врача в Тартуский университет, вы могли бы спрогнозировать свою жизнь в 2002 году, изменили бы свое решение?
- Ни в коем случае. Более того, испытал бы еще большую уверенность. Тогда после двух жестоких лет в Вологодской области, я только вернулся из армии и решил, что тот выбор, который сделал, уходя на службу, обязательно осуществлю.
- Вы сразу видели себя офтальмологом?
- Нет, глазные болезни в университете начинают изучать только на пятом курсе, а до того, как и все идущие в медицину молодые люди, мечтал стать хирургом. Как и все, на первых курсах работал в больнице, а самым большим для первокурсников был конкурс на санитара в операционном блоке. Именно потому, что всем в это время хотелось в хирурги. Вот и старались поближе подобраться к этой специальности.
- Получается, в логопеды, скажем, никто не хотел?
- Может, и хотел. Но ведь первым импульсом почти всегда становится желание кому-то подражать, чей-то пример, возможно, родителей, кого-то из знакомых. Я же свой окончательный выбор сделал только на пятом курсе, когда мы впервые соприкоснулись с глазными болезнями.
- А с чего вас вообще потянуло в докторскую профессию?
- Трудно сказать... У нас ведь и в роду никогда не было медиков. Может, потому, что в школе учился достаточно неплохо, а медицина требует все-таки достаточно высокого уровня знаний. Думаю, что школьному троечнику учиться на врача было бы не очень реально, учеба эта трудная, и голова должна быть устроена иначе, чем... Как бы сказать, чтобы никого не обидеть? Иначе, чем у того, кто не собирается стать врачом. Поэтому, когда я после школы решал, куда дальше, выбрал медицину.
- И про то, сколько в результате будете зарабатывать, тогда вовсе не думали?
- А кто тогда думал про это? Будущие учителя, инженеры, те же врачи? Для меня важнее тогда была эмоциональная сторона, перспектива делать что-то для души.
- Подход, надо сказать, достаточно романтический. Может, вы тогда и стихи писали?
- А я и остался романтическим человеком, хотя стихов никогда не писал. Возвращаясь к себе 18-летнему, стоящему на распутье, думаю теперь о тех многих, что окончили университет, а врачами так и не стали. Потому что поняли - это не для них. И, конечно, им наверняка жаль времени, ушедшего впустую. А правильность выбора определяется только уверенностью в том, чего ты хочешь. То, что выбрал правильно, понял, когда впервые пришел в анатомичку: стало страшно, но через пару дней страх прошел.
- Раз вспомнили про первое посещение анатомички, так, может, и про первую самостоятельную операцию расскажете?
- Сейчас ее вспомнить нелегко. Мы же начинаем путь с самых простейших операций, таких я уже давным-давно не делаю, и в памяти они, как правило, не остаются. А первая запомнившаяся... Глазным хирургам чаще всего приходится делать операцию по поводу катаракты, и я очень хорошо до сих пор помню свою первую пациентку, пожилую женщину из деревни неподалеку от Пайде. Ей было 83 года, один глаз совсем не видел, а второй видел незначительно. До этого я немало смотрел, как такие операции делают коллеги, но когда на следующий день сам снял повязку и услышал: «Доктор, я вижу», - то испытал гордость.
- Перед операцией вы испытываете азарт, как спортсмен на старте или актер перед выходом на сцену?
- Возможно, азарт слово не самое подходящее для медицины, но что-то близкое к этому каждый врач должен испытывать. И это чувство намного сильнее, когда хочешь сделать что-то для себя новое или то, чего до тебя никто не делал. В этом случае ты идешь на серьезное испытание, и азарт поможет настроиться. Обычно когда я знаю, что с утра меня ждет операция, течение которой могу предвидеть, то сильного эмоционального или психологического напряжения не существует. Но когда знаю, что будет особо тяжелый больной, тогда начинаешь думать об этом уже за несколько дней, а утром в день операции просыпаешься с ощущением необычности предстоящих часов.
- А поток операций одинаковых, однообразных не расхолаживает, не делает менее восприимчивым к чужой боли?
- Это, между прочим, очень верный вопрос. Думаю, в медицине такая проблема существует, во всяком случае, стараюсь, чтобы со мной этого не случилось.
- В разговоре вы несколько раз задумывались: как это по-русски? Русский язык, получается, для вас не родной?
- Это так, хотя родился я в России, в Сибири, куда еще до моего рождения была в 41-м году депортирована наша семья. Так что я кончил русскую школу, но в университете учился на эстонском, и вся моя работа связана с этим языком. Вообще же, мои предки выходцы из южной Германии, приехавшие жить в Россию еще во времена Екатерины.
- Свою докторскую работу вы пишете в Германии, многие ваши родственники с наступлением новых времен уехали туда же. Сами не испытываете «охоты к перемене мест»?
- Мне часто такой вопрос задают... Знаете, я немало учился в Германии, прекрасно все знаю про тамошнюю систему. И могу сказать, что за последние 10 лет офтальмологическая ситуация в клиниках Эстонии значительно приблизилась к западному уровню. Но дело даже не в этом. В душе-то я отлично понимаю, что мое место здесь, в Эстонии. Тут я не только другим - себе нужнее.
- Артур, у вас две дочери, вам бы хотелось, чтобы они выбрали ваш путь?
- Мою старшую Анну больше интересуют музыка, языки, словом, склонности у нее гуманитарные, художественные. А наше дело в определенный момент требует во имя пользы известной точности, прагматичности и даже жесткости. Если уж кто-то из дочерей и выберет мою дорогу, то, скорее, младшая, Катарина.
- Между прочим, как вы, доктор, сами относитесь к уколам, если, не дай Бог, вам их предстоит пережить?
- Что там уколы! Однажды мне надо было закапать капли в глаза, и это было невыносимо...
Доктор Артур КЛЕТТ - один из немногих в Эстонии хирургов-офтальмологов, выполняющий сложнейшие глазные операции. Наш сегодняшний собеседник окончил Тартуский университет, стажировался в России и Германии, и сейчас, постоянно практикуя, находит время и для научной деятельности. Но обо всем по порядку.