В минувшую субботу в петербургском театре «Балтийский дом» завершился четвертый традиционный международный фестиваль «Встречи в России», в котором приняли участие русские театры стран Балтии и СНГ. В его рамках свой спектакль «Анна Каренина-2» представил на фестивале и Государственный Русский драматический театр Эстонии. В субботнем номере нашей газеты мы подробно расскажем о прошедшем празднике, а пока предлагаем небольшое интервью с известным российским театральным критиком Риммой КРЕЧЕТОВОЙ.
— Римма Павловна, вы небезосновательно считаетесь человеком, который в течение уже немалых лет хорошо знаком с эстонским театром. Давайте начнем с приятного: кому бы вам хотелось, пользуясь случаем, передать сейчас привет?
— Отвечу не задумывась. Прежде всего Ивике Силлар, с которой мы вместе учились в ГИТИСе и пять лет прожили в одной комнате в общежитии на Трифоновке знаменитой. Обязательно хочу передать привет Яаку Аллику, который совершил, на мой взгляд, невероятное, позволив мне поставить в вильяндиском театре «Угала» «Гамлета». Еще хотела бы передать привет... Вообще, могла бы продолжать и продолжать, и прежде всего вспомнить о тех режиссерах и актерах, которые своими спектаклями и ролями всегда доставляли мне огромное профессиональное и человеческое удовольствие. А здесь и Эльмо Нюганен, и Прийт Педаяс, и давние мои театральные знакомые, если говорить о впечатлениях зрителя, — Яан Тооминг, Мерле Карусоо, Калью Комиссаров, словом, все, все, все...
— Достаточно долго у эстонского театра была прежде репутация идущего впереди, в авангарде театрального, как принято говорить, процесса. На ваш взгляд, эта тенденция и соответственно лидирующая позиция сохранились?
— Вот этот вопрос очень трудный, действительно трудный. Прошлой осенью я была в Тарту на фестивале спектаклей театров Эстонии DRAMA-2001. Что касается театра, связанного с разработкой тончайших психологических нюансов, с театром, который воспринимает жизнь как жизнь с ее целостностью и не склонен добиваться успеха через ее деформацию, — здесь, безусловно, эстонский театр замечателен и сегодня. Те традиции, что заложил когда-то Вольдемар Пансо в своих учеников, актеров и режиссеров, когда была создана уникальная, с моей точки зрения, эстонская театральная школа, продолжают жить на современном уровне и в современном уже психологическом театре получают удивительное выражение, дают высочайшие результаты. И все это уже сегодняшними средствами, не так, как это делалось раньше. Так что с этой стороной дела у театра в Эстонии все обстоит прекрасно, остается только позавидовать. Сегодня в России мало найдется режиссеров, которые могли бы похвастать той тонкостью, что продемонстрировал Эльмо Нюганен в своем чеховском спектакле «Пианола» или в «Преступлении и наказании». Или Рохумаа в «Аркадии», или Прийт Педаяс в своем ирландском спектакле, разыгранном в поместье за городом. Все это замечательно, просто замечательно. Но то, что касается театра, связанного в разговоре о реальности с деформацией действительности через определенные сломы и сдвиги, сопоставления, сближения или, наоборот, разрушения, то тут что-то такое странное происходит. Потому что виденные мною в Тарту спектакли, претендующие на попытку говорить новым театральным языком, показались наиболее слабыми. Тем более что там мы видели и спектакли с явно выраженными признаками нового сегодняшнего театра. Эти признаки прослеживались и в том, как актеры чувствовали себя по отношению к зрительному залу, и в самом способе игры, и в той свободе, с какой исполнители себя вели в предложенных обстоятельствах. Вот здесь присутствовало то, чего не было в некоторых других спектаклях, не стану их называть, чтобы не навешивать ярлыков. Однако некоторое разочарование они тогда принесли, потому что мы привыкли относиться к эстонскому театру не просто с уважением, это несколько аморфное слово, но с интересом, с ожиданием, что в продвижении по каким-то новым направлениям он способен дать урок, подсказку.
— Римма Павловна, вы были одной из тех, кто в полемике по поводу таллиннской «Анны Карениной-2» оказался на стороне спектакля.
— Мне показалось, что, во-первых, это очень осмысленная работа с точки зрения содержания, текста. Спектакль поднимает достаточно болезненные проблемы, не наши российские или ваши эстонские, но как бы общечеловеческие. Меня поразило, что молодой драматург Олег Шишкин так прочел текст Толстого, вдруг заметил в нем то, мимо чего мы до этого проходили. Он увидел в нем первый техногенный роман о столкновении человека с механикой. Наверно, в таком взгляде присутствует полемическое преувеличение, но Шишкин воспринял гибель Карениной под поездом, как некий символ. На самом деле, все мы на нашем шарике попали под этот грохочущий поезд, попали под колеса технического прогресса, который сужает мир человеческий, лишая, как Анну в пьесе, рук, ног, глаз, чтобы заменить все это прекрасно сработанными дубликатами из нержавеющей стали или дорогого стекла. Но это уже неживое, и то, что в нашем человеческом мире живое отступает перед неживым, то, что живое перестает жить, начинает обходиться новым и ненатуральным, попадает в зависимость от него, вот это и есть оказаться под поездом. Спектакль завершается показом знаменитого «Прибытия поезда», ленты, с которой начался кинематограф, и это тоже символ. Потому что ведь и живое современное искусство тоже попало под поезд в условиях жесткой конкуренции с «техно».
— Говоря об «Анне Карениной-2», почему-то вспоминаешь того самого витязя на распутье из известной сказки, что стоит перед камнем в раздумье, в какую сторону податься. Есть путь риска набить себе шишки, есть старый, традиционный, без риска. А третий есть?
— По-моему, нет. А что касается шишек, то тут важно, почему набиты. Некоторыми можно гордиться больше, чем орденом. Ведь кроме текста и проблемы, выраженной и четко, и прихотливо, в спектакле есть и попытка другой режиссуры, это очень важно для актеров. Конечно, я вижу все недостатки этого спектакля, я понимаю, что режиссеру не до конца все удалось, что на первых порах может присутствовать нестыковка между режиссером и актерами. Это естественно, тут все не сразу, но через это необходимо пройти. И как раз Русский театр в Таллинне всегда вызывает у меня уважение, привозя уже на второй фестиваль, где я присутствую, именно современную пьесу, рискуя, вызывая споры, не боясь шишек. В прошлом году «Французские страсти» стали самыми спорными на «Встречах в России», и сейчас «Каренина» опять самая острая и спорная. Мне кажется, это делает честь театру. И Русскому драматическому в Таллинне, и эстонскому театру в целом. И заставляет говорить о стране, где поставлен спектакль, в тонах заинтересованных, раз что-то происходит и есть движение. А что массовый зритель за спектаклем не пошел, так ведь нельзя же всегда идти у него на поводу. Он тоже должен взять на себя труд двигаться, тоже должен знать, что где-то за тем бугорком его может ждать что-то необычное.
