"МЭ" Суббота" | 24.08.02 | Обратно

«Наши мамы покупали вещи, чтобы не было войны»

Николай Крыщук, Елена Скульская, Владимир Цывин. 2 х фото автора

Праздник в старинной гостиной

В старинном особняке князей Оболенских на Моховой, 20, в дубовой гостиной, прошла презентация повести. Здесь, в конференц-зале «Звезды», раз в два года проводятся научные конференции по творчеству Бродского, раз в два года – по творчеству Сергея Довлатова. Выставить в дубовой гостиной свои работы считают за честь лучшие питерские художники; в эти дни в «Звезде» экспонировал свои работы Евгений Барский.

На презентацию повести Скульской из Таллинна приехал главный редактор газеты «KesKus» поэт Юку-Калле Райд, из Авиньона – профессор французской литературы Евгений Кушкин; Российскую академию современной словесности представлял академик Самуил Лурье, итальянскую и американскую академии изобразительных искусств представлял скульптор Владимир Цивин, только что вернувшийся из Америки, где учреждена премия и стипендия его имени; на презентации выступали прозаик Николай Крыщук, главный редактор «Звезды» литературовед и критик Андрей Арьев.

Тогда же стало известно, что повесть Елены Скульской «Наши мамы покупали вещи, чтобы не было войны» выдвинута на престижную литературную премию имени Аполлона Григорьева; радиостанция «Эхо Москвы» назвала это произведение самым значительным событием в элитарной литературе последнего времени.

Кто есть кто в запутанном сюжете

Евгений Кушкин и Самуил Лурье.

Новая вещь Скульской принципиально отличается от других, склонных к фрагментарности, ее книг. Нынешняя повесть нанизана на строжайший сюжет, где все без исключения ходы увязываются и точно объясняют друг друга. Рассказ ведется от имени журналиста, возглавляющего в неком вымышленном городе отдел происшествий ведущей газеты «На краю»; журналист пишет путеводитель, отражающий особенности жизни города. В городе действуют небывалые законы, там, например, убийца всегда получает срок в два раза меньший, чем ему удается отнять у своей жертвы, ибо жителям чужда ветхозаветная этика – глаз за глаз и зуб за зуб. Убийца всегда с назидательной целью присутствует на похоронах своей жертвы, но и жертва в лице родственников непременно должна пригласить злодея на поминальный ужин, аллегорически символизирующий равенство всех людей перед таинством смерти и перед Богом. Город благочестив. Даже театр живет, учитывая православный календарь. Так, например, в Страстную пятницу положено приходить в театр с прикрученными к спине и по мере сил тяжелыми крестами. Конечно, человек, несущий крест, невольно растопыривает руки и занимает места гораздо больше, чем предполагается креслом в зрительном зале, но по такому случаю все кресла выносятся и представления даются а-ля фуршет. Детям в этот день показывают кукольный спектакль «Как верблюд сквозь игольное ушко проходил», а вечером для спонсоров, жертвовавших в особо крупных размерах театру или бравших на содержание нуждающихся актрис, дается представление по мотивам Нагорной проповеди «До встречи в раю»…

Фантастический город, где пишется «Преступление и наказание –2», хорошие врачи есть только в ветеринарных клиниках, в крематории работает музей-ресторан, где инсценируются массовые расстрелы, широко празднуется День признаний с Маршем саморазоблачений, Певческим праздником огласки тайны и Торжественным обрядом преступления клятвы.

В этом фантастическом, но при этом, конечно, узнаваемом городе живет некий писатель, выпустивший книгу про наших мам, которые покупали вещи, чтобы не было войны. Книгу купили восемь человек. И вот писатель и журналист решают разыскать всех восьмерых, чтобы разрешить свой вечный спор о литературе и жизни. Восемь читателей – восемь новелл повести, переходящих одна в другую. Новелла о поэтессе, живущей при крематории и читающей там свои трагические стихи; о семилетнем мальчике, у которого нет имени, потому что мама как-то не собралась, не расстаралась, а так и звала его: Мальчик да Мальчик; об экскаваторщике, который так любил свой экскаватор, что всегда подвозил его с работы к дому и только там прощался с ним до утра, а экскаватор всегда задирал на прощание ковшик на манер примата, хотя он был гораздо умнее; о девушке по кличке Глазунья; о красавице актрисе, похожей на черную цесарку; о мебельщике; о хозяйке, живущей разведением крохотных рыжих собачек, похожих на говорящих грибят; об органисте… Постепенно сюжет приобретает все больший детективный характер…

«Звезда» верна себе

Удивительно, но журнал «Звезда» не изменяет ни своим вкусам, ни своим пристрастиям: почти все материалы номера ностальгически возвращают читателя к хорошей литературе. Необыкновенно интересны записи Н. Я. Берковского о Достоевском – это фрагменты, планы, почти записные книжки, но в них особенно ясен масштаб личности. Вот, скажем, соображения об «Идиоте»: «Рогожин, его трагедия: он заплатил за Настасью Филипповну, а купить ее не может. Проклятие непокупаемости – никакое усердие, никакой энтузиазм затрат здесь не помогает. Да и сам Рогожин это знает. С отчаянья пустил на это старо-отцовское средство… Рогожин должен убить Настасью Филипповну. Для него – предел неодолимый ее воодушевленность, ее личность, ее капризы, ее сарказмы – этого он никогда не подчинит себе. Деньгами – конечно, нет. Тогда остается – ножом. Некоторая симметрия в жизненных ролях Настасьи Филипповны и Рогожина. Оба состояли в служебных персонажах, и оба взбунтовались страшно и кроваво. Настасью Филипповну Тоцкий изволил для себя развратить, Рогожина Настасья Филипповна держит при себе и для себя, как защиту против Мышкина…»

Продолжается публикация дневников Н. Я. Эйдельмана. Каждый день – скоропись духа, огромная внутренняя работа, внимание ко всему свежему и новому в культуре.

Подборка стихов одной из самых самобытных поэтесс Питера Елены Шварц, стихи Галины Гампер – тихие и стройные в своем неизменном мастерстве и выверенности слов:

Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутилась там же, где и Дант.
Все растеряла – страсть, любовь, талант…
И тьмы лесной низвергнулись лавины
Мне на голову. А небесный свет
Остался там, куда возврата нет.

В разделе эссеистики о многом заставляет задуматься статья Арлена Блюма «Рукописи не горят?», нарушающая привычки: «Рукописи все-таки горят: авторы, цитируя так часто и охотно – в духе неизбывного исторического оптимизма – известный булгаковский афоризм, отрицающий этот факт, как-то забывают, что сказаны эти слова Воландом (а значит – сатаной, которому многое подвластно), причем в определенном контексте, и читать их следует не в буквальном, а скорее в метафорическом и даже метафизическом смысле. Возможно, эта фраза навеяна собственным опытом автора: чуть не погибла рукопись «Собачьего сердца», конфискованная у писателя сотрудниками ОГПУ в мае 1926 г. во время обыска, которая, после отчаянного письма Булгакова, была ему все-таки возвращена (опубликована повесть лишь спустя 60 лет…), вспомнилась, видимо, история и со спасенной «обгоревшей тетрадкой» одного из ранних вариантов «Мастера и Маргариты»… Вполне допустима и другая, совершенно противоположная интерпретация этого афоризма, тем более что она дана самим Булгаковым в «Записках на манжетах». В 1920 г., когда писатель жил во Владикавказе, он, по настоянию «помощника присяжного поверенного из туземцев», написал вместе с ним пьесу – опять-таки из «туземной жизни». «Через семь дней трехактная пьеса была готова. Когда я перечитал ее у себя, в нетопленой комнате, ночью, я не стесняясь заплакал! В смысле бездарности – это было нечто совершенно особенное, потрясающее. Что-то тупое и наглое глядело из каждой строчки этого коллективного творчества. Не верил глазам!.. Я начал драть рукопись. Но остановился. Потому что вдруг, с необычайной, чудесной ясностью, сообразил, что правы говорившие: написанное нельзя уничтожить! Порвать, сжечь… от людей скрыть. Но от себя самого – никогда!»

Возможно, последнее соображение должно почаще приходить в голову пишущим людям…