Проживающие ныне в Отепя легендарные лыжники Павел и Антонина Колчины вспоминают события первых для советских спортсменов зимних Олимпийских игр 1956 года.
— Это сколько же лет прошло? – задается вопросом олимпийский чемпион-56 Павел Колчин. – Страшно даже подумать, 45. И вы не поверите, а вот задумаюсь – и все как будто бы недавно: 56-й год, маленький, совсем незаметный, я по карте искал – не нашел, итальянский городок в Альпах – Кортина-д’Ампеццо, и наша сборная на торжественном открытии зимних Олимпийских игр — красавцы, богатыри в синих шерстяных полупальто и роскошных пыжиковых шапках. За ними итальянцы бегали, как за олимпийской медалью: продай да продай. Только не на тех напали, никто из советской команды свою шапку не продал. У самих первая.
Как и сама Олимпиада. И готовились мы к ней по-страшному. Вначале у себя в Бакуриани, а потом, за две недели до начала, в Швейцарии. Конечно, новичкам всегда трудно, но страха там или дрожи в коленках не было. Знали, что основными соперниками будут скандинавы, но пусть не на Олимпийских играх, а на чемпионатах мира мы с ними не раз уже встречались и довольно часто побеждали. И на катках, и на лыжных трассах, и в хоккейной коробке. Меня сегодня часто спрашивают: кого больше боялись, соперников или начальства, намекая на нехорошую участь футболистов ЦДКА. Они составляли костяк сборной СССР на нашей первой летней Олимпиаде в Хельсинки, проиграли югославам, которые в ту пору были кликой Тито-Ранковича, разгневали Сталина и были безжалостно разогнаны. Так ведь не расстреляли. Чего ж бояться? Сева Бобров как играл в Хельсинки, так и в Италию поехал. Только уже хоккеистом.
Конечно, приезжали разные товарищи, говорили о международном положении, о славе советского спорта, но такого, чтобы золото или смерть, не было. Да нас и агитировать не надо. Мы ж не за деньги рвались в бой. Какие тогда деньги… За нашу советскую родину.
– Об олимпийской деревне, специально построенной к Играм, никто тогда не думал, –говорит Павел. – Кортина — сама как большая деревня, да и на какие деньги строить? Прошло всего десять лет после мировой войны, и это чувствовалось всюду. Да посмотрите фильмы тех лет, великие фильмы неореализма – какая бедность и убогость. У нас – целина, стройки коммунизма, панельное строительство, а у них – накормить как следует спортсменов — и то с продуктами беда. В гостинице «Три креста», где разместилась сборная Союза, метрдотель все время возмущался: «Чего вы, русские, так много масла жрете? Здесь вам не маслозавод». Хорошо еще, что захватили с родины тушенку, сухую колбаску, а то бы ноги протянули на лыжне. И все же есть хотелось постоянно.
Да ладно мы. И я, и Кузин, и Тереньтев, и Аникин не бог весть какие богатыри. А каково здоровым скандинавам бежать на урчащий желудок? Они ж колбаску вряд ли захватили. Бежали. И надо сказать, здорово. И на тридцатке, и на 15 километрах оставили нас без «золота» и «серебра». Только мне и удалось на этих дистанциях добыть по бронзовой медали. Вы думаете, расстроился? Да ничего подобного. Радость перла из ушей: наши первые медали на лыжне. Хотя, конечно, на пятнашке я мог спокойно зацепиться за второе место, а то и побороться с норвежцем Брайтоном за первое. Представляете, за три километра до финиша проигрывал лидеру всего пять секунд. Сил еще до чертиков, вот сейчас спуртану – и все будет в порядке. Все будет очень хорошо. Ну и спуртанул. Через километр догнал финна, начал обходить, и в этот момент тот внезапно палкой попадает в кольцо моей. Пытается вырвать, дергает, и моя палка, описав широкую дугу, улетает за деревья в лес. Зрители, стоявшие вдоль трассы, так и ахнули. Матюгнулся, конечно, а что делать? Не на финна же с кулаками? Он ведь не нарочно, да и не догонишь теперь с одной палкой. Но бегу, а метров через сто ко мне подскакивает запыхавшийся зритель: «Прошу пана, прошу пана!» И сует свою палку. А она сантиметров на 15 выше меня. Поблагодарить поляка не успел, схватил кое-как и вперед. Да что толку. Поезд ушел. Но третьего места я и на разномастных палках не отдал никому.
А потом была эстафета. Наша золотая эстафета и первая золотая медаль советских лыжников на Олимпийских играх. Погода как по заказу – солнце, легкий морозец и тысячи зрителей. Красота. Знаете, я всегда любил эстафеты. Когда бежишь один, то и борешься только за себя. Понятно, что честь страны, честь советского спорта, но все же успех этот – твой персональный успех. А вот когда бежишь эстафету, ты болеешь за всех. Человек команды. И на твоем этапе радость, тревога и боль не заканчиваются. Но накануне мне почудилось, что меня хотят лишить этой радости и, как два года назад, на чемпионате мира в Фалуне, не поставить в команду. И я устроил дикий скандал главному спортивному чиновнику страны Николаю Романову. «Опять, как в Фалуне, хотите проиграть? – кричал я ему. – Меня же финны как огня боятся!»
В запальчивости чего не крикнешь. Может быть, и не боялись, но уважали точно. За год до Олимпиады финны приехали к нам в Кавголово. И накануне перед стартом тренеры поручили мне показать гостям дистанцию. Пройтись по трассе. Пройтись… а я ходить по трассе не умел. Припустил как ошпаренный. А они, бедолаги, за мной. А трасса – 30 километров. В конце пути великий Хакулиннен посмотрел на меня с высоты своего роста и, чуть дыша, заметил: «С этим шкетом надо считаться».
Правильно заметил. В эстафете я прошел свой этап с лучшим временем дня. Но и ребята не подкачали. Терентьев привез аж полторы минуты отрыва, Кузин и Аникин по 75 секунд, и эстафету мы заканчивали в гордом одиночестве под восторженные крики итальянцев: «Браво, Руссия! Браво!»
– Мужики только добывали свое первое «золото» в эстафете, а у девчонок оно уже было, – улыбается Алевтина Колчина. – Люба Козырева на десятикилометровке стала олимпийской чемпионкой. Сейчас-то, много лет спустя, я к этому факту спортивной истории отношусь совершенно спокойно, а тогда чуть-чуть и порыдала. За Любку радостно, а в горле комом слезы. На контрольной тренировке перед этим стартом я выиграла у Козыревой аж 15 секунд. И, конечно, мечтала о победе. Паша тоже верил в меня и, натирая мазью лыжи, все внушал, какая я у него умница. Натирал и внушал, натирал и внушал. Так сильно внушал и так сильно натирал, что лыжа у него под натиркой и хрястнула. Пополам. Моя единственная гоночная пара. Любимая «Эстония». Других лыж в команде не существовало. У каждой спортсменки только по две пары: гоночные и тренировочные. Допотопные «Динамо». Вот на них и пробегала все олимпийские трассы. О медалях пришлось забыть, но ниже четвертого все равно не опускалась. Причем безо всякого допинга, о котором тогда мы просто ничего не знали. Поливитамины да обычный распаренный горох, который мы по настоянию тренеров, давясь, ели пригоршнями. Чтоб газы побыстрее отходили. Вот и весь допинг. Девчонки, конечно, моему горю с лыжами сочувствовали, только свои не предложил никто. Да я и не надеялась на это. Сама, наверно, вряд ли отдала.
А все равно те Олимпийские игры запомнила навсегда. И потому, что первые, и потому, что наша сборная Советского Союза выступила на них просто замечательно. Олимпийскими чемпионами стали и наши конькобежцы, и лыжники, и хоккеисты, разгромившие в финальном матче хваленых канадцев со счетом 7:2, которые до этого никогда и никому не проигрывали. А еще я их запомнила потому, что через пару месяцев за отличное выступление на зимних Олимпийских играх в Кортина-д’Ампеццо мы с Пашкой получили комнату в целых 20 метров на Маяковке. В двухкомнатной квартире.