В Таллинне выступал Юлий Ким – конечно, с успехом, как иначе! В перерыве его окружил плотный круг поклонников – и в возрасте, и совсем молодых, которым любовь к бардовской песне вообще и к Киму в частности, очевидно, перешла генетически – от родителей.
- Так везде – все-таки любовь к бардовской песне переходит от поколения к поколению. И не только в России – теперь и в Израиле с этим сталкиваешься, и в Америке… Когда я в 1991 году первый раз приехал с концертом в Чикаго, пришло сто человек. А в прошлом году – 800. Это отчасти отрадно, а отчасти грустно – все это первоклассные умы, которые утекли из России и растеклись по лицу Земли. Утечка «мозгов» для России колоссальная потеря. Но с этим «растекающимся» интеллектом растекается и бардовская песня – только в Израиле происходят два ежегодных фестиваля, там есть уже свои барды, и очень хорошие, которые сделали бы честь и нашему Грушинскому.
- Барды – последние романтики эпохи?
— Ну почему последние? Романтизм – это константа, это постоянное явление, но в разных обличиях. Барды – одна из форм, в которой выступил романтизм второй половины ХХ века. И в кино 60-х царил романтизм, и в литературе, и в театре… Короче – в искусстве периода оттепели с последующими проявлениями, в частности, в бардовской песне. Кстати, был и советский романтизм – естественно, неофициальный. Возьмите песни Дунаевского – да, они были официально приняты, но в них звучал совершенно неподдельный пафос искреннего романтического строителя социализма. Этим и объясняется их долговечность и обаяние. Где есть мечта, вера в нее, высокий идеал – там и романтизм.
- Значит, и в XXI веке бардовской песне ничего не угрожает?
- Конечно, она продлится. Что-то она, безусловно, возьмет в интонациях от нашего поколения – неистребимую такую визборовскую немного ироническую романтическую ноту. Это очевидно – не зря концерты в память Визбора собирают каждый год все больше и больше молодежи.
- Мы здесь регулярно смотрим «В нашу гавань заходили корабли», но вас там не видно.
- Я был в ней пару раз. И точно знал, что до меня эта гавань доплывет, потому что – как же без меня? Все-таки к числу создателей жанра вполне отношусь – песен этих «подзаборных», или псевдонародных, а иногда и народных – наши с композитором Дашкевичем песни нередко народными объявляют. Эта передача насколько вначале показалась мне интересной, настолько сейчас меня не очень устраивает, и интерес к ней я потерял.
- А новые бардовские имена в России есть?
- Я, к сожалению, не очень «в материале», на Грушинские фестивали не езжу, а именно там и выплывают новые имена. А я опаздываю с узнаванием, так что дальше Лены Казанцевой и Миши Щербакова никого и назвать не могу. Хотя имена, безусловно, есть – Тимур Шаов, например, завоевавший все аудитории. Он очень популярен сейчас, продолжает линию сатирически-юмористических баллад Галича, Высоцкого… Он скоро едет на гастроли в Америку, и там его уже ждут с нетерпением.
- А вашу линию кто-нибудь продолжает? Про пиратов пишет?
- Пираты – это не моя линия, это всеобщая. Я никогда не был главным пиратом.
- Были, были.
- Пиратские песни есть и у Городницкого, и у Окуджавы, и у Высоцкого, у меня, может, их просто больше. Но я не единственный. Да что вас так пираты занимают?
- Ну как – благородные разбойники! Жизнь такая, что скоро Робин Гуды опять появятся.
- Ну, необязательно пираты…
- Интересно, что в вашей жизни есть «эстонский период», хотя вы здесь никогда не жили.
- Зато приезжали отдыхать всей семьей – я даже годы твердо запомнил, когда именно. В Пярну мы жили в одной и той же квартире, нам ее сдавали хозяева. И это были счастливейшие времена. В Пярну жил Давид Самойлов, мы часто виделись, и вообще там собиралась огромнейшая колония знакомых и полузнакомых людей из Питера и Москвы, даже из Харькова приезжали.
- У вас вышло уже несколько книг. А новые готовите?
- Последняя книга, которую должен сдать в издательство, будет детской, а предпоследняя, которая тоже пока не вышла, называется «Моя жизнь в искусстве кино», такой легкомысленный рассказ о моих киноприключениях – как пришел в кино, как продолжалось, тексты песен из фильмов и кадры, конечно.
- Самые приятные воспоминания какие?
- Их два. Когда снимался «Бумбараш», мы с Дашкевичем молниеносно написали главную песню, которой даже в плане не было. А дело было так. Юра Смирнов, актер с Таганки, который исполнял роль бандита Гаврилы, попросил меня написать для своего персонажа «чего-нибудь человеческого». Мы жили тогда в гостинице, в номере типа «узкий пенал» между нашими с Дашкевичем кроватями помещалась точно табуретка с моей портативной пишущей машинкой. Я вдруг буквально минут за двадцать написал всех своих «коней».
- «Ходят кони над рекою, ищут кони водопоя…»
- Ну да. Разбудил Дашкевича и прокричал ему написанные строки на какой-то мотив на две октавы – по инерции, потому что мы в обнимку с Золотухиным каждый вечер над Днепром пели украинские песни. Дашкевич протер глаза, послушал мое «стогнание», прочел стихи, помолчал, и сказал: «Это должно быть на трех нотах». И на моих глазах эти три ноты написал.
- Вот так, из воздуха…
- Это чудо произошло на моих глазах. Такие удачи – штучные вещи, происходят крайне редко. Вторая такая же удача со мной случилась в «Обыкновенном чуде», где я работал с композитором Геннадием Гладковым. «Давайте негромко, давайте вполголоса…» — сочинял я, имея в виду вальс, и стих был рыхлый, а он любит хорошо сформованный стих. И я думал, ему будет трудно. Но ему понравилось, он что-то почувствовал и нашел свой удивительный ритм. Когда он мне проиграл мелодию, я тоже испытал ощущение чуда попадания в точку. А ощущение полного узнавания и полного неузнавания своей песни я ощутил, когда присутствовал на озвучании фильма «Похождение зубного врача», где музыку мою записывал Альфред Шнитке малым симфоническим составом.
- А что вы готовите сейчас для театра?
- Перевожу с французского знаменитую рок-оперу мюзикл «Собор Парижской Богоматери». Это очень большой проект.
— Замечательная вещь! Отлично, что ее поставят в Москве! Хочу спросить вас вот о чем: вы историк по образованию, у вас есть формула нашей эпохи?
- У меня есть формула того, что происходит сейчас – в России, конечно, а может, и здесь отчасти. Она звучит так: «Мы переходим от культуры тюрьмы к культуре свободы и находимся в периоде, который называется свобода бескультурья». И выйти из него можно только накоплением элементов культуры во всех областях жизни. В первую очередь – в обратной связи между государством и обществом. Когда общество в своих средствах массовой информации ставит болезнейшие вопросы, рассказывает об ужасающих случаях сплошного произвола, а государство на это никак не реагирует – это признак общественного нездоровья и бескультурья. Уникальный случай – безграничная свобода слова сопровождается полным отсутствием реакции на слово…
— Спасибо вам, пишите книжки, выпускайте пластинки, сочиняйте пьесы и — приезжайте еще!
- Привет всем таллиннцам, и особенно старым и новым знакомым!
