С директором Таллиннского Французского лицея Лаури ЛЭЭЗИ беседует Татьяна ОПЕКИНА
— Десять лет назад, перед нашей первой встречей, я провела небольшой эксперимент: позвонила по телефону нескольким знакомым и спросила у них, знают ли они, кто такой Лаури Лээзи. Все знали. Одна знакомая училась у вас на курсах языков, у другого дома оказались ваши учебники, третья никогда не пропускала ваших телевизионных уроков французского, назвав вас при этом виртуозом своего дела. Сейчас я повторила эксперимент. И снова без осечки. Кто такой Лаури Лээзи? Да это же директор Французского лицея. Итак, вы известный педагог. Тогда, десять лет назад, вы только-только возглавили новое учебное заведение — на общественных, кстати, началах. Теперь это признанное учебное заведение, одно из лучших среди себе подобных. Как вам удается работать всегда с успехом?
— Да я, собственно, ничего особенного для этого и не делаю. Просто прихожу рано утром в лицей, делаю свою работу, а вечером возвращаюсь домой. Недавно президент Франции Жак Ширак наградил меня орденом Почетного легиона. В связи с этим в Национальной библиотеке была организована встреча, сопровождавшаяся выставкой моих работ и фотографий. Собралось довольно много гостей, они сказали обо мне так много лестного, что показалось, будто я присутствую на собственных похоронах, где, как известно, о человеке говорят только хорошее. Но я туда совсем не тороплюсь, так что еще поработаю.
— Тогда, десять лет назад, я поинтересовалась, не станет ли вновь создаваемый Французский лицей элитарной школой для детей из богатых семей. Вы ответили, что побаиваетесь этого, ибо состоятельные родители уже начали приезжать к вам на своих лимузинах, предлагая помощь для школы, если... Удалось ли вам избежать этой опасности?
— Не совсем. Потому что местонахождение нашего лицея в центре города, реклама, ореол Франции и ее культуры сделали свое дело. Родители приводят к нам своих детей, состоятельные родители в том числе, и я не могу отвергнуть ребенка только потому, что в его семье достаток. К тому же состоятельные родители, зная об условиях нашего предварительного конкурса, имеют возможности нанять репетитора, а значит, лучше подготовить свое чадо. Но мы стараемся, чтобы двери лицея были открыты для всех, чтобы дети из бедных семей чувствовали себя в школе спокойно и уверенно, более того, чтобы они подружились с теми, кто живет побогаче. Егор приходит к тебе после школы, спрашиваю я, будто ненароком, у мальчика из богатой семьи. Приходит. Ты, уж, конечно, угостил его грушей или яблоком? Угостил. Ну вот и молодец. Именно такой климат мы стараемся создать в лицее. Иногда я вижу из окна кабинета, как возле школы останавливается хорошая, внушительных размеров машина, и из нее вываливаются не один и не два, а шестеро ребятишек. Значит, машина заехала и за друзьями школьника.
— И все-таки ваш лицей — это элитарная школа. В том, что касается умственных способностей, одаренности детей, быстро схватывающих язык, умеющих и любящих учиться.
— В этом смысле лицей, безусловно, школа элитарная.
— А в чем заключается конкурсный экзамен? Велик ли сам конкурс?
— На одно место претендуют обычно три-четыре ребенка. Они приходят к нам во второй класс, ибо только со второго, собственно, и начинается изучение французского языка. А первый год все учатся в обычной школе, той, которая поближе к дому. Это дает, кстати, возможность детям из русскоязычных семей тоже приходить в наш лицей (первый год они проводят в эстонской школе). В прошлом году мы взяли 8 таких ребятишек. На конкурсе все пишут очень маленький диктант — большими печатными буквами. И еще читают на родном языке. Четко понимая прочитанное.
— На заре перестройки профессор Мати Хинт (тогда он еще не был профессором) писал о вреде раннего двуязычия, которое якобы может навредить детской психике. Так он хотел уберечь эстонских ребятишек от засилия русского языка в эстонской школе. Вы, насколько я знаю, были с Хинтом не согласны. Правда, позже Мати Хинт честно признался, что его статьи были пропагандистским преувеличением...
— А знаете, внучка Мати Хинта учится в нашем лицее, в седьмом классе. Это значит, что сейчас она изучает уже четыре языка. Хорошая девочка, успевает, к тому же поет, танцует. И ничего плохого с ней, как видите, не случилось. Так что можно считать, что я переубедил Мати Хинта.
— И все-таки... В вашем лицее ребята учат не только родной эстонский (для части учащихся — неродной), не только профильный французский, но еще и английский, и русский языки. Как они справляются с такой мощной языковой нагрузкой?
— Учиться у нас нелегко. И я всегда предупреждаю родителей, которые хотят отдать своих детей во Французский лицей: если у вас нет возможности помогать своим детям (мама, папа, бабушка, тетя или репетитор), то трижды подумайте, прежде чем ваш ребенок переступит порог лицея. Хотя, конечно, есть дети, которые отлично справляются сами, не нуждаясь в наставниках.
У Жан Жака Руссо когда-то спросили, нормально ли, что маленькие мальчики и девочки вместо того, чтобы резвиться на солнышке, играть на природе, как это делают все детеныши в животном мире, ходят в школу, носят тяжелые ранцы и изнуряют себя учебой? Конечно, ненормально, отвечал он. Конечно, лучше, если бы человек посещал школу в конце жизни, где-то после шестидесяти. Только вот одна маленькая загвоздка: что со школьными навыками делать-то после шестидесяти? Вся наша сегодняшняя педагогика не очень-то lapsesхbralik (дружелюбна к детям). Школа — это тяжелый труд, идущий, если хотите, против природы, хотя мы стараемся его минимизировать. И все-таки ясно: чем умнее ребенок становится, чем больше знает, тем легче ему пробиться в жизни.
— Вы уже 10 лет преподаете детям, до этого много лет обучали взрослых. В каком возрасте язык уже перестает усваиваться? Есть ли люди, которым вообще не дано изучить, кроме родного, другой язык?
— Язык, конечно же, лучше всего усваивается в детском возрасте. А если у человека есть возможность попасть в языковую среду, то все произойдет по цыганской методике — само собой. Но после шестидесяти лет я бы от человека никакого обучения языку не требовал.
— В Эстонии функционируют Французский лицей, Английский колледж, Немецкая гимназия, Еврейская школа. Вот теперь обсуждается идея создания Русского лицея. Как вы к ней относитесь?
— Положительно. Для такого лицея, безусловно, есть ниша на нашем педагогическом ландшафте. И я даже мысленно представляю себе его, этот лицей. Это должно быть красивое здание, непременно в хорошем месте, в центре города. А создать и возглавить его должен человек, одержимый этой идеей, этой миссией. Если директора просто назначить, ничего не получится. Я думаю, что среди русских филологов обязательно отыщется человек, для которого такая миссия очень важна и дорога. Ведь русская культура, русская литература столь богаты, столь глубоки... Да что там говорить? Французский язык, французская культура — этой мой выбор, моя работа. Но если в Таллинне намечается вечер русского романса, или русской музыки, или интересный спектакль, то я первый покупаю билет.
— Чем Русский лицей должен отличаться от других русских школ?
— Тем же, чем отличаются Английский колледж, Немецкая гимназия, Французский лицей. Это должна быть очень хорошая школа. Элитарная школа — в интеллектуальном смысле, конечно.
— Французский лицей, ясное дело, тяготеет к Франции, к ее культуре. Вам оказывает помощь, что прекрасно, французское посольство. Русский лицей, по аналогии, должен тяготеть к России, к русской культуре, вправе рассчитывать на помощь российского посольства. Но как на это посмотрят те, кто болезненно воспринимает любое тяготение к России?
— Я думаю, что детская болезнь наших политиканов должна когда-нибудь пройти, не может же она продолжаться вечно. К тому же люди стареют, могут со временем и на пенсию уйти. А молодежь лишена этих шор. Мы ведь не можем строить эстонскую культуру, поглядывая только в сторону Финляндии и Швеции. Это было бы смешно, ведь и Финляндия, и Швеция смотрят на мир широко открытыми глазами.
— Откуда брать учителей для Русского лицея?
— Я думаю, понадобится конкурс, ведь элитарная школа нуждается в профессионалах высочайшей пробы. А русский язык в лицее, как и у нас французский, будет преподаваться со второго класса. Как первый иностранный язык. Вторым иностранным будет французский, затем английский.
— То есть вы видите Русский лицей как эстонскую школу, где все предметы преподаются на эстонском языке, а русский язык изучается в очень большом объеме как иностранный?
— Конечно. Ведь русскоязычным ребятам нет смысла поступать в такой лицей, они могут учиться в русских школах. Эти школы, уверен, никуда не денутся ни до 2007 года, ни позже. Хотя, конечно, со временем их количество, наверно, поубавится. По объективным причинам.
— Какую педагогическую сверхзадачу ставят перед собой Французский лицей, Английский колледж?
— Гарантировать рост эстонской интеллигенции. Наши школы — это своего рода оранжерея для нового поколения интеллигенции.
— Проблемы Французского лицея аналогичны проблемам всей эстонской школы? Или спецшкола — спецпроблемы?
— Думаю, что проблемы у всех школ одинаковые. Ведь понятия спецшкола, элитарная школа — в известной степени условные. Самая больная из проблем — бедность. Предыдущий министр Тынис Лукас оповестил страну о повышении зарплаты учителям на 15 процентов. Но что такое 15 процентов по сегодняшним меркам? Вся эта прибавка уйдет монополистам, которые с 1 января подняли цены на все коммунальные услуги. Так бедностью снижается престиж нашей профессии. Если вы такие умные, то почему такие бедные... Вот и вся философия.
— Спасибо за беседу.
P.S. Нам было интересно узнать мнение известного педагога, создателя Французского лицея о том, каким может и должен быть Русский лицей, каковы вообще принципы организации деятельности лицеев. Как они должны строиться? Это тем более важно представлять себе, поскольку в Таллинне и Нарве готовится сейчас создание двух Русских лицеев.
Но оказалось, что Лаури Лээзи имеет в виду совсем другой Русский лицей — для воспитания эстонской интеллигенции, ориентированной не только на Запад, но хорошо знающей великую русскую культуру, глубоко изучающей русский язык, имеющей связи с Россией. И это тоже показалось нам чрезвычайно важной, интересной идеей, которая со временем, если она будет претворена, может изменить атмосферу в обществе и тем самым сыграть немалую роль в развитии эстонского государства.
Любопытно, что эту идею высказывает один из ярких и авторитетных представителей эстонской интеллигенции. Что же касается Русского лицея, который планируется создать на основе одной из русских школ, то мы надеемся, что результаты конкурса скоро будут известны. Для русских ребят, как и для русских учителей, создание такого элитарного учебного заведения, с хорошими русскими традициями, с углубленным изучением русского языка, русской культуры необходимо. Это тоже будет оранжерея — для воспроизводства, для выращивания русской интеллигенции в Эстонии. В Русском лицее, кстати, могут учиться и эстонские дети.
