— За последние четыре месяца в Эстонии сменились президент и правительство. Как вам кажется, произошла обычная демократическая процедура замены персон в высших эшелонах власти? Или на сей раз это нечто более значительное? Более, как теперь говорят, судьбоносное?
— То, что у нас произошло, не совсем обычно, хотя смена президента и смена кабинета никак не взаимосвязаны. Выборы президента были очередными, а кабинет Марта Лаара просто развалился, так что формирование нового правительства не стало результатом парламентских выборов. Если посмотреть на мировую практику демократических стран, то нельзя не заметить, что их избирательные законы придерживаются такого ритма, при котором выборы в разные органы власти происходят в разное время, гарантируя тем самым стабильность в обществе. Ничего страшного, конечно, и у нас не произошло, но все-таки близкая по времени смена президента, правящей коалиции и правительства в известной степени дестабилизирует ситуацию. Потому что изменился курс и в Кадриорге, и на Тоомпеа.
— Март Лаар, покидая свой пост, сказал: переходный период в Эстонии закончен, и его правительство может уходить со спокойной совестью, ибо выполнило свою задачу. Как вы поняли это его заявление? На какие заслуги он намекал?
— Если иметь в виду переход от тоталитаризма к демократии, то это комплексный процесс, завершающийся в различных сферах общественной жизни в разное время. Политический переходный период закончился у нас уже давно — с первыми свободными демократическими выборами 1992 года и установлением многопартийной системы. Здесь, как видим, никакой заслуги ушедшего в отставку кабинета Марта Лаара не просматривается.
— А если иметь в виду дикий капитализм? Первоначальное накопление капитала?
— Действительно, в период второго кабинета Марта Лаaра завершился процесс приватизации, и это, несомненно, индикатор конца переходного периода. Накопление капитала — процесс объективный, не зависящий от указов правительства. В отличие от приватизации государственного имущества, ибо решения, кому его продавать, своим гражданам или иностранцам, по какой цене продавать и продавать ли вообще, — это правительственная политика. Есть и третий аспект переходного периода — духовная сфера. Здесь, по моему мнению, процесс еще не закончился. Так что Лаар кое-что сделал, кое-что было сделано до него и кое-что ему было не по силам. И это нормально.
— Как вы оцениваете стиль работы, поведение Арнольда Рюйтеля — президента?
— Прошло всего несколько месяцев со дня его избрания, рано делать какие-либо выводы. И все-таки мне кажется, что стиль работы нового президента начинает понемногу приобретать те же черты, что и у президента Л.Мери. Что я имею в виду? Когда Рюйтель пришел к власти, он был поначалу, скажем так, политически тихим, незаметным. Ездил по Эстонии, встречался с рядовыми ее жителями, не вмешивался даже в правительственный кризис, позволив политическим партиям самим выяснять отношения, не дав им даже понять, кого он хотел бы видеть на посту премьера. И только тогда, когда реформисты и центристы сами во всем разобрались, он вышел на авансцену и представил кандидатуру премьера. Это поведение президента чисто парламентской республики.
— Грамотное поведение, в рамках конституции.
— Грамотное. И оно позволило сильным политическим партиям взять на себя ответственность за исполнительную власть. Но вот Арнольд Рюйтель подписал список лиц для награждения различными орденами в канун очередной годовщины Эстонской Республики. Номинанты списка вызывают много вопросов, как это было в свое время и с кандидатами к награждению, утвержденными Леннартом Мери. Создается впечатление, что в списке просто близкие люди, соратники. От Арнольда Рюйтеля народ ожидал большей прозрачности. Недавно я услышала, что Рюйтель создает различные советы, консультативные органы при президенте. А зачем они ему? Он же человек в политике многоопытный. Не для того ли они создаются, чтобы активнее вмешиваться в политику? Еще прошел слух, будто Рюйтель собирается посещать заседания парламента, делать заявления. Будет ли так на самом деле? Поживем — увидим.
— Новую правящую коалицию создали действительно самые на сегодняшний день сильные партии в Эстонии?
— Да, я могу это подтвердить.
— Некоторые рядовые реформисты в связи с этим побаиваются, не полевела ли их партия? Некоторые рядовые центристы, наоборот, побаиваются, не поправела ли их партия? Как вы думаете, опасения тех и других обоснованны?
— Ну, если речь идет об ортодоксах, то им, действительно, есть чего бояться. Но если рассуждать на тему, правомерна политическая сделка между Калласом и Сависааром или она просто случайна, то я бы сочла ее все-таки правомерной. Стоять насмерть в своем идеологическом окопе в современном мире негоже. Это стиль холодной войны, который никуда не ведет. Особенно в нашем обществе, где социальное расслоение достигло таких размеров, что без компромиссов невозможно решить ни одну проблему. Думается, можно только приветствовать, что реформисты и центристы пошли друг другу навстречу.
— Как вам нравится состав нового кабинета министров? Много говорят о новичках во власти. Мол, молоды, неопытны и т.п.
— Новое правительство представляется мне интересным. Да, в нем есть очень молодые люди, к примеру, 27-летняя министр просвещения Майлис Ранд. Понятно, что у нее небольшой жизненный опыт. Понятно, что до сих пор она мало сталкивалась с той системой, которой сегодня ей надо управлять, и это внушает некие опасения. Но все это не обязательно должно вести к каким-то негативным последствиям или неверным политическим решениям. В конце концов министр — не единственная персона в системе, несущая ответственность. Есть канцлер, есть специалисты. Есть соратники по партии, которые помогут, подскажут.
— Похоже, скамейка запасных у всех наших партий, даже самых сильных, довольно коротка. В такой маленькой стране, как Эстония, с ее ограниченным человеческим ресурсом сформировать полноценное правительство, наверное, можно лишь общими усилиями всех партий.
— Абсолютно с этим согласна. Почему возникали проблемы с поиском отдельных персон для кабинета? Да потому, что их искали только в кругу своей партии. Если такой стиль формирования правительства будет продолжаться, мы окажемся в замкнутом кругу. Ведь несколько министров уже не по первому разу занимают свой пост. С точки зрения потенциала развития, я думаю, это не очень здорово.
— Один известный политик предположил, что новое правительство продержится до сентября. Что вы об этом думаете?
— Если он увязал свой прогноз с местными выборами, то я бы в него не поверила. По двум причинам. Во-первых, местный и республиканский уровни власти у нас не очень тесно связаны. Таллинн и Тарту — два местных самоуправления из ста пятидесяти, которые могут колебать центр. А что случилось на президентских выборах? Село сделало погоду, и крупные города ничего с этим не могли поделать. Так что осенние результаты местных выборов, какими бы они ни были, вряд ли смогут повлечь за собой правительственный кризис. Второй аргумент — это трезвый политический расчет. В марте следующего года нас ждут очередные парламентские выборы. И в чьих интересах в сентябре, за считанные месяцы до этих выборов, мешать карты в политической колоде?
— Каким вам ощущается сегодняшнее положение «Исамаалийта»? Не кажется ли вам, что эта партия потеряла лицо?
— Ситуация действительно сложная. Настолько сложная, что руководителям партии не позавидуешь. Во-первых, партия была вынуждена уйти в оппозицию, хотя вряд ли это входило в ее долговременную перспективу. Во-вторых, рейтинг «Исамаалийта» сейчас довольно низок, и нет надежды на его рост. И, в-третьих, у партии появился конкурент — Res Publica, апеллирующая, судя по всему, к той же части общества, к тому же электорату.
— Молодые функционеры этой новой партии, насколько мне известно, надеются разбудить тех, кто не ходит голосовать. А таких довольно много, до 40 процентов избирателей, которые в день выборов остаются дома, считая, что это и есть их выбор.
— Я не верю в эти голоса. Скорее Res Publica может рассчитывать на тех, кто голосовал за Коалиционную партию.
— Если бы за нее голосовали, то она не самораспустилась бы... Вообще, насколько серьезные надежды подает Res Publica? Ведь Рейн Таагепера, приглашенный на партийный пьедестал, — фигура искусственная. А сами молодые активисты почему-то не отваживаются занять лидерское место.
— Я знаю этих молодых людей, некоторые их них — выпускники нашего Педагогического университета. Удивительное дело: эти молодые республиканцы пытаются одновременно идти по двум разным дорогам. С одной стороны, они заявляют о том, что хотят создать самую массовую партию.
— Думают со временем собрать под свои знамена до 10 тысяч членов.
— Но по эстонским масштабам это иллюзия. Особенно в современном мире, когда членство в партии непопулярно. Ведь только 2-4 процента населения принадлежит к партиям. Вот с этой иллюзией, с этой мечтой создать массовую партию, мне кажется, и связан символ Таагепера — лидера. Потому что он человек из того периода — периода массовых движений, «поющей революции», уже ставшего историей. Вторая дорога прямо противоположна первой по своей логике. Это линия технократической, профессиональной партии. Ведь эти молодые карьеристы (в хорошем смысле этого слова) на самом-то деле очень далеки от народа. Рядовой гражданин их не понимает. Они, по его мнению, живут очень богато и заработали свои деньги невесть каким путем. Такие мифы общественного мнения создают негативный образ партии Res Publica в глазах избирателей из провинции.
— Генеральный секретарь Центристской партии Кюлло Арьякас высказал такой прогноз: если умеренные проиграют осенью на местных выборах, то к весне следующего года, то есть ко времени выборов в Рийгикогу, они объединятся с «Исамаалийтом».
— В принципе это довольно реалистическая перспектива. Ведь, несмотря на то, что в распавшемся тройственном союзе все партии считались равноправными и имели по пять мест в правительстве, умеренные, несомненно, были самым слабым звеном. Во всяком случае идеология умеренных менее всего просматривалась в тех решениях, которые проводились в жизнь тройственным союзом. Так что, я думаю, умеренным действительно лучше объединиться с «Исамаалийтом». Тем более что, согласно одному из социологических опросов (Saar Poll), люди, которые поддерживают умеренных, по своим взглядам никакого отношения к левизне не имеют. Это правая партия по своим сторонникам.
— Выдержала ли эстонская политическая элита 10-летний экзамен? Эстонский государственный корабль в надежных руках?
— В крупном плане, я думаю, Эстония двигалась вперед в нормальном темпе. Где больше всего было наделано ошибок, так это в реформе собственности. Очень многие сегодняшние социальные и экономические проблемы — результат неправильных политических решений именно в этой сфере. Но если мы сравним развитие Эстонии с другими посткоммунистическими странами, то, похоже, все идет неплохо. Хотя нет оснований думать, что мы лучше всех. Потому что и Польша, и Чехия, и та же Словакия достигли большего, чем мы. Правда, есть и страны, которые мы опережаем. Повседневная жизнь в Венгрии представляется мне более проблематичной, чем у нас. Позитивны наши позиции по индексу гуманитарного развития (44-е место), но не надо забывать и о том, сколько у нас здесь еще, так сказать, старого жира, то есть тех результатов, которые достались от советского периода (продолжительность жизни, высокий уровень образования, довольно хорошие показатели по здоровью). Они тают, эти результаты, а у нас не хватает смелости это осознать.
— Эстонский народ — объект политики или субъект?
— Объект. В идеале, конечно, должен быть субъектом, но эта дилемма, увы, стоит почти перед всеми демократиями. Ведь ни одно демократическое правительство не может сказать своему народу: дорогие сограждане, станьте субъектами политики, будьте активны! Такие приказы при демократии невозможны.
