архив

"МЭ" Среда" | 27.02.02 | Обратно

Что ни делается, то к худшему?

С членом Рийгикогу, председателем комиссии по охране окружающей среды Арво ХАУГОМ беседует Татьяна ОПЕКИНА.

Министр социальных дел Сийри Овийр, вообще центристы, недавно вошедшие в правящую коалицию, подвергаются в эти дни массированной критике эстонских масс-медиа по нескольким направлениям, связанным, в частности, со здраво-охранением, лекарственным обеспечением. Критика эта жесткая, броская, изобилующая терминами: коррупция, популизм, корпоративность и т.п. Поскольку в парламенте у центристов больше всего врачей-депутатов (Арво Хауг, Анти Лийв, Тыну Кауба), мы решили обратиться к одному из них за разъяснениями. Во-первых, всегда резонно услышать точку зрения тех, кого критикуют. Во-вторых, не центристы затеяли реформу здравоохранения, от которой сегодня стонут и плачут как пациенты, так и медицинские работники. Итак, наш собеседник — известный врач-психиатр Арво ХАУГ.

— Зачем в Эстонии вообще понадобилась реформа здравоохранения? Чем была плоха советская система?

— Советская система здравоохранения отнюдь не была плоха. Более того, у нее были серьезные преимущества перед другими странами. Система эта складывалась годами и даже десятилетиями и финансировалась за счет притока в страну нефтедолларов. Увы, в Эстонии нет нефти, республика только сейчас начинает по-настоящему строить свою экономику, так что даже при самом искреннем желании мы не можем использовать для здравоохранения больше денег, чем у нас есть. Скромные источники финансирования — скромные возможности.

— Кто является автором, инициатором реформы? Почему за образец была принята именно шведская модель, которая отнюдь не является ни экономной, ни эффективной?

— Затрудняюсь с ответом, кто именно был автором реформы. Ведь, став самостоятельной, Эстония сразу же приступила к слому прежней системы. Уже первые министры здравоохранения новой Эстонии вдохновенно говорили о Больничной кассе как о спасательном круге, хотя никто толком не представлял, что это такое. Все радовались новизне и испытывали восторг, как телята весной. Воздух перемен опьянял настолько, что ухитрились даже упразднить само Министерство здравоохранения — за ненадобностью. Сегодня, может быть, оно действительно не нужно, но тогда врачи должны были участвовать не только в разрушении старой системы, но и в строительстве новой, что, как мы знаем, гораздо труднее. Ломать — не строить.

— Выходит, реформа вообще не имеет родителей?

— Имеет, конечно, но их слишком много. А много поваров, как мы знаем, губят блюдо. Во всяком случае, более чем странно, что сегодня именно г-жу Овийр обвиняют в плохой системе здравоохранения.

— Институт семейных врачей, стоящий в центре реформы, выглядит анахронизмом на фоне сегодняшней атомизации общества - с одной стороны, на фоне все углубляющейся специализации современной медицины — с другой. Что вы думаете об этом?

— Семейный врач и Больничная касса — это были два понятия-заклинания, два лозунга реформы здравоохранения, которые мы сами должны были наполнить содержанием. Но врачи, как я уже сказал, были оттеснены от руководства реформой. Не стало Министерства здравоохранения, не стало министра, не стало даже канцлера. Самый высокий чиновник — врач заведовал отделом Министерства социальных дел. Приживутся ли у нас вообще семейные врачи? Трудно сказать. Система должна вызреть, а на это уходит время. Некоторые говорят, мол, не стоит придираться к названию, не все ли равно, как врача называть, семейным ли, участковым ли терапевтом. Нет, не все равно, ибо изменилось не только название. Участкового терапевта раньше упрекали в том, что он только бюллетени выписывал да, как диспетчер, раздавал направления к специалистам. Семейный врач сегодня стал преградой на пути к специалисту, и у меня тут есть личный опыт. Попросил я семейного врача направить меня к невропатологу, а тот очень самоуверенно ответил, что может лечить не хуже. Но мне не лечить, мне надо проконсультироваться насчет диагноза. Самоуверенность семейного врача меня насторожила.

— Тут дело не в самоуверенности, а в финансировании...

— Конечно. И это слабое звено системы семейных врачей.

— Посредники всегда и всюду оттягивают на себя финансовые средства. Такой дорогостоящий посредник между государственным бюджетом и лечебными учреждениями — Больничная касса. Этот монстр тратит на собственное содержание значительные средства, а его молоденькая руководительница получает зарплату, равную зарплате президента республики. Нельзя ли обойтись вообще без Больничной кассы? Есть Министерство финансов, есть Департамент здравоохранения в Министерстве социальных дел. Разве они не справятся?

— Существуют различные варианты, как финансировать лечебные учреждения. Больничная касса — один из них. Выбирая этот вариант, хотели, как лучше... Я старался изучать систему здравоохранения во многих странах с целью перенести что-то на нашу почву, заимствовать лучшее. В мире ведь очень много таких систем, иногда они даже одинаково называются, хотя содержание при этом имеют разное. И знаете, рукой махнул, потеряв надежду найти нечто такое, что пригодилось бы нам на сто процентов. В одной только Англии параллельно действуют системы здравоохранения для богатых и бедных, для государственных лечебных учреждений и частных и т.д. Вспомним: одной из первых программ приступившего к своим обязанностям президента Билла Клинтона была программа усовершенствования системы здравоохранения. Попытка провалилась, потому что на этом поле сталкивается слишком много интересов. Это стало понятным и у нас, когда Больничная касса сосредоточила в своих руках большие средства. И все-таки пусть этот финансовый посредник существует, ибо любая система, даже плохая, лучше, чем отсутствие таковой.

— Изменения в системе здравоохранения начались у нас с рынка лекарств. Тартуский профессор Лембит Ряго, курировавший этот процесс, пояснил, что этот рынок одновременно широко открылся для всех желающих (в основном, с Запада) и плотно закрылся для лекарств, не лицензированных в Европейском союзе (в основном, с Востока). В результате аптеки преобразились, приукрасились (в некоторых даже рыбки в мини-водоемах плавают), аптечные полки переполнились фармацевтической продукцией, а покупатели... содрогнулись от цен! Да, конечно, Больничная касса оплачивает значительную часть стоимости дорогих западных лекарств, но не получается ли, что львиная доля бюджетных средств на здравоохранение перекачивается теперь фармацевтическим фирмам? Таблетка правит бал, она оказалась очень дорогой.

— В том, что вы говорите, много истины. Не уверен, правда, что сами аптекари очень уж «разжирели» от новой ситуации. Беда опять-таки в том, что есть фармацевтические фирмы — изготовители лекарств, и есть посредники, которые доставляют эти лекарства на место и тем самым удорожают их стоимость. Не знаю, как с этим обстоит дело в других государствах. Во всяком случае, мы могли бы постараться наладить прямые связи с фирмами-изготовителями. Легких решений, легких путей здесь нет, ведь фармацевтическая промышленность — это большой бизнес, и этим все сказано. Мне представляется, что эстонский рынок лекарств — и к этому как раз причастен профессор Ряго — несколько перестрахован. Если те же российские медикаменты приняты хоть в одном из европейских государств, то и мы могли бы в упрощенном порядке доставлять их сюда.

— Сегодня при Больничной кассе функционируют комиссия по льготным лекарствам (определяет список допущенных на рынок лекарств, за которые касса доплачивает 100, 90 или 50 процентов их стоимости) и комиссия по ценообразованию (определяет уровень цен на остальные лекарства). Eesti Ekspress в статье под звонким заголовком «Партийный клистир» критикует Сийри Овийр за то, что она хочет вернуть эти комиссии в лоно министерства. Можете ли вы сказать, хорошо это или плохо, если комиссии будут переданы в ведение министерства? За что в данном случае критикуют Овийр?

— Я не могу сказать, хорошо это или плохо, если комиссии будут действовать при министерстве, но определенно могу сказать, за что г-жу Овийр критикуют. Пост министра социальных дел — это тяжелый крест для политика в любом демократическом государстве. Настолько тяжелый, что его нередко отдают оппозиции (ведь именно из стана оппозиции исходит огонь критики). Но в нашем правительстве, как и в предыдущем правительстве Марта Лаара, нет представителей оппозиции, так что мы обречены на критику. Принимая пост, Сийри Овийр, хорошо знающая эту сферу, предупреждала, что ей не дадут не только 100 дней без критики, но и 100 часов. Она была права. Я уже говорил вам, сколько разных интересов сталкивается здесь, в котле социальной политики. Так называемые придворные газеты заварили сейчас такую кашу, что уже никто толком и не понимает, за что Овийр критикуют и за что хвалят. Но она же только приступила к работе. Что касается непосредственно двух комиссий, о которых вы спросили, то если Больничной кассе не удалось сдержать рост цен на лекарства, пусть попробует это сделать министерство. Ведь Овийр двумя руками поддерживает интересы пациентов.

— Та же Eesti Ekspress пишет о тесной связи Центристской партии с Союзом производителей лекарств, о том, что директор этого союза Эве Кармо и Сийри Овийр часто встречаются в неформальной обстановке, будучи членами женского клуба Zonta, о том, наконец, что поправки, внесенные Сийри Овийр в Закон о медицинском страховании, есть не что иное, как лоббирование интересов производителей лекарств с тем, чтобы те, в свою очередь, спонсировали избирательную кампанию центристов. Можете ли вы сказать что-либо по этому поводу?

— Могу. Это настолько примитивные нападки, что я был бы вправе ожидать от политической журналистики чуть больше фантазии. Нельзя же, в самом деле, на полном серьезе делать открытие, что в маленькой Эстонии все знают всех и что личные контакты вообще имеют значение. Или — что приход на встречу с предпринимателями непременно означает кошмар, предательство интересов своих избирателей. Вспомним, прежняя правящая коалиция отменила подоходный налог с предприятий. Мы считали этот политический шаг неправильным и голосовали против. Но не пришивали к нему ярлык коррупции, не объясняли его желанием пополнить партийную кассу перед выборами.

Сейчас много говорят об излишней политизации медицины, хотя я предпочел бы сделать акцент на ее излишней коммерциализации. У нас все министры — политические фигуры, таково наше общественно-политическое устройство. Тем не менее Сийри Овийр начали обвинять во всех смертных грехах уже на второй день пребывания на посту министра. И сделал это не кто иной, как прежний министр Эйки Нестор, хотя лидер умеренных Тоомас Хендрик Ильвес заявлял, что его партия даст 100 дней без критики новому правительству и вообще продемонстрирует образец поведения цивилизованной оппозиции. Всех нас, депутатов Рийгикогу, выбирал народ, и мы каждый день делаем политический выбор, решая вопросы демократическим путем: голосуем, обращаемся к народу, организуем при необходимости пикеты, митинги. Это типично политическое поведение. И в медицине политика естественна. В Англии, как известно, лейбористы однажды выиграли выборы, пообещав нуждающимся бесплатные зубные протезы. Их обвиняли в популизме, но они были просто реалистами и знали, что заботит людей.

— В нынешнем составе Рийгикогу пять врачей. Кроме трех уже названных центристов еще два реформиста — спикер парламента Тоомас Сави и председатель социальной комиссии Тоомас Вилозиус (все пятеро нынче в одной правящей коалиции). Почему не слышен ваш коллективный голос в защиту пациента, в защиту врача? Пробовали ли вы создать парламентскую группу профессионалов?

— Такого в парламенте еще не было, хотя я работаю уже в третьем созыве Рийгикогу. Справедливости ради скажу, что однажды я делал такое предложение Тоомасу Сави, и он не был против. Но я не настоял, и мое предложение не было реализовано. Сейчас, возглавляя комиссию по охране окружающей среды, я пришел к заключению, что охрана здоровья теснейшим образом связана с проблемами экологии и иногда зависит от нее больше, чем от усилий конкретного врача. Да, мы можем, подобно китайцам, начинать каждое утро с интенсивных физических упражнений, но если при этом дышать отравленным воздухом и пить плохо очищенную воду, пользы от упражнений не будет никакой. Так что не только министра социальных дел, но и министра окружающей среды можно в полной мере считать ответственным за здоровье людей.

— Под конец позвольте спросить у вас, врача-психиатра, каково сейчас психическое состояние эстонского общества, на которое обрушилось столько неудачных реформ?

— Если 600 человек в год пытаются покончить с собой, не справившись с жизненными трудностями, это говорит само за себя. Стрессы сегодня есть у всех — у богатых и у бедных, хотя причины их, разумеется, неодинаковы. Будучи во власти, мы постараемся сделать все, что в наших силах, чтобы изменить обстановку к лучшему. Не знаю, удастся ли это нам, но мы постараемся.

— Спасибо за беседу.