Зрителей, которые придут 2 февраля в Русский драматический театр, ожидает встреча с удивительным человеком: его зовут Юлий Ким.
Помните: «Белеет мой парус такой одинокий на фоне стальных кораблей…»? А «На далеком севере ходит рыба-кит…»? Еще, конечно же: «А бабочка крылышками – бяк, бяк, бяк…» И в придачу очень-очень много немедленно узнаваемых песен! Короче, творчество Юлия Кимаизвестно буквально всем. И практически все знают его фамилию, а многие – творческий псевдоним - Ю. Михайлов. К сожалению, тех, кто увязывает в своем сознании все выше перечисленное, гораздо меньше. Так сложилась судьба Юлия Кима, но он на нее не ропщет, его песни охотно поют и еще охотнее слушают - что еще надо автору!
Рассказывают, как однажды аКТЕР кино и эстрады Игорь Скляр, тот самый, который «на недельку, до второго, я уеду в Комарово» в какой-то телевизионной передаче объявил, что сейчас споет русскую народную песню. И запел:
«Губы окаянные, Думы потаенные...»
Сидевший у телевизора композитор Владимир Дашкевич просто задохнулся от негодования, услышав песню СВОЕГО друга и постоянного соавтора Юлия Кима. Он немедленно набрал номер ТЕЛЕФОНА Кима и в трубке услышал: «Русский народ слушает». Ким тоже смотрел эту передачу. Впрочем, скорее всего, звонок Дашкевича был не первый.
В своем очерке о Юлии Киме Борис Жуков пишет: «Советско-корейский журналист и актер Ким Чер Сан успел передать своему сыну только природный артистизм. Меньше чем через год после рождения сына Ким-старший был арестован и вскоре расстрелян. Чуть позже будущий бард расстался и с матерью, отделавшейся «всего-навсего» восемью годами лагерей и ссылки как «член семьи изменника родины». Юлику и его сестре тоже в каком-то смысле «повезло» - они избежали заботы родного государства, прожив эти годы у дедушки с бабушкой, а затем у тетушек.
После возвращения матери семейство переехало в Малоярославец - освобожденной ЧСИРке было запрещено жить ближе ста километров от столицы. Впрочем, в 1951 году Ким вместе с матерью уехал в Туркмению - подкормиться (его сестра вернулась в Москву). В 1954 году Ким вернулся в Москву и поступил в пединститут. Его мать оставалась в Туркмении до 1958 года, когда ей ввиду полной реабилитации восстановили московскую прописку. В те годы аббревиатуру МГПИ московские студенты часто расшифровывали как «Московский государственный поющий институт». В те годы в нем учились Юрий Визбор, Ада Якушева, Юрий Ряшенцев, Борис Вахнюк, Владимир Красновский. Не мудрено, что Ким вскоре после поступления тоже взялся за гитару. Сочинялось многое, сочинялось легко и часто так же легко забывалось, да и из того, что сохранилось, многое понятно лишь институтским друзьям. Но среди творений тех лет - те же «Губы окаянные» и ряд других песен, разлетевшихся вскоре далеко за пределы МГПИ…»
Окончив институт, свежеиспеченный преподаватель словесности и обществоведения уехал в 59-м году по распределению на Камчатку, в небольшой поселок Анапка, что в трех часах лета от Петропавловска. И хотя, отработав положенные по закону три года, Ким все-таки вернулся в Москву, время, проведенное на краю земли, вспоминает как самое счастливое в своей жизни, тем более что именно в Анапке появились на свет и «Тундра», и «Капитан Беринг...», и «Матросы играют в домино…»
В столице молодой учитель попал в так называемый «питомник гениев», который только что основал академик Колмогоров: это была школа-интернат с физико-математическим уклоном, куда приглашали одаренных ребят со всей страны. Конечно, большинство «вундеркиндов» ожидала серьезная академическая карьера, но формулы и уравнения отнюдь не мешали им при активном содействии Кима становиться гармонически развитыми личностями: с его помощью «вундеркинды» постигали настоящую литературу, а еще пели хорошие песни, играли в школьных спектаклях, поставленных по кимовским пьесам. Очень многим будущие ученые обязаны любимому учителю, а поклонники творчества Кима – родившемуся в те времена «школьному» циклу и прежде всего, конечно, песне, которая поется от лица учителя обществовения, которого «вундеры и киндеры вовсе замучили…».
Вообще творческому почерку Кима присуща поистине уникальная стилистическая чуткость. Однажды известная московская газета вышла со строчкой из кимовского «Девятнадцатого октября», подписанной «А. Пушкин»: видимо, ни автор публикации, ни редактор не сомневались в авторстве строки.
Такая особенность, хором утверждают исследователи творчества Кима, сущий клад при сочинении инсценировок, переложений, вставных номеров и песен к фильмам. Самому Киму тоже хотелось видеть свои сочинения на сцене и на экране.
...В фильме Теодора Вульфовича «Улица Ньютона, дом 1» Юлий Ким и его друг Юрий Коваль просто поют в кадре свои песни - точно так же, как они делали это и без всяких съемок. А в его следующем фильме - «Похождения зубного врача» режиссера Элема Климова - песни Кима поет уже Алиса Фрейндлих в аранжировке Альфреда Шнитке. «Предложения написать песни к фильму или спектаклю поступали все чаще, обычными стали и выступления с гитарой, и Ким уже подумывал о том, чтобы распрощаться со школой и перейти в вольные сочинители. Но все произошло само и гораздо быстрее, чем он планировал...» В 60-е годы, когда основной формой протеста советской интеллигенции стали коллективные письма «на высочайшее имя» - в ЦК КПСС, Ким участвовал в этом очень активно: он и подписывал их, и сочинял тексты. До поры до времени это, как и попытки общественной защиты на политических процессах, сходило с рук. Гром грянул в 1968 году: перепуганная «пражской весной» власть принялась давить без разбору любые проявления гражданской активности. Киму предложили подать заявление об уходе из «питомника гениев», а параллельно порекомендовали воздержаться от любых концертов, припомнив и правозащитную деятельность, и серию беспощадно-остроумных песен... Предложение Петра Фоменко написать песни к спектаклю «Как вам это понравится» и поступивший от режиссера саратовского ТЮЗа Леонида Эйдлина заказ на песни к спектаклю «Недоросль» по классической комедии Фонвизина Юлий Ким принял очень охотно. Но поскольку его фамилия на афише могла погубить спектакль, было решено, что у автора песен будет псевдоним. «О нем вспомнили в последний момент на вокзале, когда Эйдлин уезжал в Саратов с готовыми песнями, придумывали в спешке: Иванов, Петров, Сидоров... Остановились на Михайлове - отчасти потому, что не припомнили ни одного современного литератора с такой фамилией, отчасти потому, что поезд уже трогался».
И потом долгие десятилетия на театральных афишах и в титрах к невероятному множеству фильмов Юлий Ким значился как Ю.Михайлов. «Я до сих пор не знаю, что значит это Ю., - смеется Ким. - Юрий, Юлий, Ювенал?..»
Он вспоминает, как, начав активно работать с театральными коллективами, в какой-то момент понял, что в случае чего пострадает не только сам, но и все занятые в спектакле люди. «Я решил, что не имею права рисковать их работой, и больше уже не участвовал ни в чем… Ну, кое-что иногда и позже делал... Но, конечно, уже негласно».
Сначала Ю.Михайлов работал с разными композиторами, но в конце концов их круг сузился до Владимира Дашкевича и Геннадия Гладкова, в которых поэт нашел редкое для композиторов-песенников уважение к стиху, тягу к стилизации и драматургии. А опыты в драматургии стали естественным продолжением его песенного театра.
Юлий Ким пробыл Ю.Михайловым до самой перестройки. И только в 1985 году на афише спектакля театра имени Станиславского «Ной и его сыновья» – на его первых представлениях Ким сам играл главную роль - появилась настоящая фамилия автора пьесы. Так неожиданно буквально сбылась сказанная 30 годами ранее шутка одного из друзей Кима: «Как Ким ты был, так Ким ты и остался».
Он по-прежнему востребован, его по-прежнему охотно приглашают выступать с концертами и в России, и за рубежом. Большая творческая загруженность не позволяет Юлию Киму принять все приглашения, но все же от встречи с таллиннской публикой отказываться не стал. Надо ли говорить о том, что этот интерес более чем взаимен?