"Молодежь Эстонии" | 04.07.02 | Обратно

Женщина с большой буквы

Эве Киви: Я всегда жила в мечтах...

П.М.: Эве, тебе, наверное, известно расхожее выражение, что красивая женщина не может быть умной?

– Да. Я, может быть, выгляжу так оттого, что иногда делаю вид, что чего-то не замечаю. Потому что если вокруг тебя дураки, ты тоже притворяешься дурой. А перевоспитывать всех глупо. Нет смысла тратить себя на дураков. Я просто стараюсь с ними не общаться.

– Насколько ты откровенна в разговорах о частной жизни?

– До конца я никогда не бываю откровенной. Все равно что-то оставляю для себя. Я не верю тем людям, которые говорят все. Я видела таких людей, будто бы пытающихся раскрыться, и, честно говоря, мне это не понравилось.

– Но ты можешь хоть что-то рассказать о своей первой любви?

– В детском саду и школе ее не было. Были просто кое-какие парни, на которых глаз останавливался. Я смотрела и думала, что они симпатичные. Но не более того. А первая любовь была у меня в шестнадцать лет, когда я снималась в своем первом фильме «Когда наступает вечер». Это был музыкальный фильм-концерт. На этой картине я и влюбилась. Ему было двадцать два года, он был артист балета театра «Эстония». Пеэтер Роос. Мы смотрели друг на друга, и всем было ясно, что мы страшно влюблены. У нас был настоящий роман.

Вообще-то мама воспитывала нас очень строго. Но поскольку я уже ездила на съемки, то из-под ее опеки вышла. Я была невинной девушкой, и он меня берег. Мы дружили несколько лет, пока у нас не дошло до интимной близости. Мы ездили друг к другу. Пеэтер приезжал ко мне в Ленинград, где я тогда снималась в картине «Капитан первого ранга». Это было в 1956 году. Жили мы в гостинице «Астория», где я видела Джавахарлала Неру и Индиру Ганди–они как раз приехали тогда в Советский Союз.

Именно Пеэтер пригласил меня первый раз в кино. С ним я впервые целовалась у ворот, когда он провожал меня домой. В ушах звучала музыка–так это было прекрасно.

— Тебе часто приходилось терять близких людей?

– Я потеряла очень многих. Иногда я думаю, как это я еще жива? Тех, кого любила, всех потеряла... Дина Рида я тоже потеряла. Хотя он и не был моим мужем.

— Встреча с Ридом была случайна?

– Да. Был 1971 год. Москва. Он посмотрел в мои глаза, да так и не смог отвести взгляд. Потом вдруг взял на руки и поцеловал. До этого он меня ни разу не видел. Приехал в Таллинн в 1974-м. Зимой это было. Кидал снежки мне в окно и пел перед домом.

— А за границу ты к нему ездила?

– Я ездила к нему в Германию. Много лет подряд он приезжал в Советский Союз. Потом я была в Чехословакии, и он приехал туда из Германии тайком, ночью. Мы с ним были в Аргентине. Мне визу не давали, и он полетел раньше из Лондона, а я все еще в Боливии была. По непонятным причинам меня задерживали в Боливии, хотели, видимо, чтобы Дин уехал один. КГБ было везде.

— Как ты узнала о смерти Дина Рида?

– Мне позвонил один общий друг и сказал, чтобы я не приезжала на похороны. Тогда на это нужно было разрешение КГБ. Спрашивали у руководителя КГБ, можно ли мне полететь. Даже начали делать приглашение. Кто-то сказал, что на похороны можно лететь и без приглашения, что меня пустят. Вот тогда-то и позвонил мне один чилиец и предупредил, что лучше будет, если я не приеду. Теперь открыто говорят, что его убило немецкое КГБ–«штази».

Я видела сон, который оказался вещим. Это было летом в деревне. Я проснулась утром рано, вся в слезах. Потому что я видела не просто сон. Дин стоял передо мной в высоких черных сапогах, потом открыл чемодан и попросил, чтобы я выстирала то, что было в нем. В чемодане лежали мокрые носовые платки, но мокрые не от насморка, а от слез. Я начала считать и досчитала до девяти. Потом до двенадцати. А он все повторял мне, что я должна это сделать: you must do it. Затем повернулся и начал уходить. Я крикнула ему вслед, чтобы он подождал меня, хотела идти за ним, но у меня как будто гири привязали к ногам. А он шел и все время смотрел через плечо на меня, как будто ждал. А я не могла двинуться с места. Стояла, кричала и плакала, повторяя по-английски: twelve, twelve, двенадцать, двенадцать. От этого и проснулась. Так и получилось. Я сразу сказала матери, что что-то случилось.

Так и вышло, двенадцатого числа он умер. Пять дней его искали и семнадцатого объявили, что нашли. Наверное, последние секунды жизни он думал обо мне.

— Кто из коллег по кино запомнился тебе больше всего?

– Я долго снималась в фильме «Балтийское небо». Это была моя первая русская картина, в которой вместе со мной участвовало целое созвездие актеров: Гурченко, Борисов, Глебов, Быков, Ульянов, Козаков, Лавров. Я стояла, открыв рот, и смотрела, как они репетируют, общаются. Это были очень милые и добродушные люди.

Один артист начал ухаживать за мной–темные волосы, обаятельный. Это был молодой Олег Борисов. У меня еще фото осталось, где я стою с метлой, а он кусает мою руку.

— А потом, в семидесятые годы, ты снялась у Гайдая фильме «Не может быть».

– У Гайдая была настоящая школа мастерства. Каждый вечер я возвращалась домой такой измученной, словно меня били. Потому что держать тот темп было нелегко. Мы все были в массовке, в эпизодических ролях. Я играла жену генерала, танцевала с Савелием Крамаровым. А эти репетиции с ним–такая хохма! Филиппов, Шагалова... Снимают ведь материала больше, чем входит в картину. Там не было ни минуты, когда я могла бы почувствовать себя свободной, потому что все время снимали. Даже если я ничего не говорила, все равно должна была играть.

По сценарию я была пухленькой блондинкой. И Гайдай назначил мне каждое утро есть кашу и сам проверял в столовой, как я выполняю его наказ. Пирожные ела, ой, как я не хотела! Но килограмма на два-три я поправилась. Смешно было. Это хорошая роль была, одна из лучших моих комедийных ролей.

— Эве, тебя всегда очень любили зрители в России. А как с любовью в Эстонии?

– Здесь, дома, было все. Эстонский зритель любил, когда я ездила на гастроли и проводила творческие вечера в нашей маленькой стране. Меня всегда принимали очень хорошо. И я всегда чувствовала народную любовь и теплоту. Кино ушло, оно вроде бы уже не для меня, да и надоело рассказывать одно и то же. Жизнь-то у меня одна, а публика разная. Снова и снова все это говорить… Поэтому я отказываюсь от поездок.

— Известно, что режиссеры якобы для роли склоняют актрис к более близким отношениям. Как в таком случае сохранить нейтралитет?

– Да, иногда «мою» роль играла жена или любовница режиссера. Иногда, чтобы получить роль, нужно было с кем-то переспать. На такое я не шла. А один режиссер хотел посмотреть, как я буду выглядеть в двенадцать часов ночи голой! Но такого в моей жизни было мало, я всегда умела сохранять дистанцию. Слишком близко никого подпускать нельзя. Нарушается субординация, люди наглеют и начинают многого хотеть. Если не хочешь, чтобы люди стали твоими врагами, нужно сохранять дистанцию.

— А что тебе нравится в мужчине?

– Мужчина должен уметь испытывать глубокие чувства. Должен принимать меня такой, какая я есть. Если он меня не принимает, то становится в моих глазах дураком. Понимание–это самое главное.

На первом месте у меня чувство любви. А если помимо этого у мужчины есть и немного денег, то совсем хорошо.

Я всегда была свободолюбивой. Ни один мужчина не мог удержать меня тем, что содержал меня или давал деньги. У меня никогда не открывался рот сказать мужу, что мне нужно то-то и то-то. Мои требования были иными, чем у других женщин. Я привыкла все покупать сама. И я знала: если уйду, буду жить лучше. Я всегда была богаче, когда работала сама. Даже при первом муже Викторе, у которого была первая западная машина в Эстонии–«Гудзон». Он привез ее из Америки. За Виктора я вышла не ради его денег. Просто держала пари.

— Это как?

– Виктор был в меня влюблен еще до очного знакомства со мной. Увидел мою фотографию в Сочи и сказал друзьям, что женится на мне. Даже поспорил на меня. В Таллинне жил его знакомый художник–Николай Игнатьев, кажется, он спился потом. Этот художник знал меня. Виктор попросил его устроить нам встречу. Николай сказал мне, что хочет познакомить меня с одним моряком, капитаном дальнего плавания. Я ответила, что это небезопасно. Что если я сделаю все для того, чтобы ему понравиться, а он возьмет и женится на мне! Короче, я поспорила, что женю его на себе. Так мы оба и не знали, что каждый из нас поспорил друг на друга.

И, провожая нас на регистрацию, художник встал на колени и сказал: «Виктор, ради бога, не делай этого! Она спорила на тебя!»–«Ну и что? Я тоже на нее спорил!» Словом, как в кино. Но так и было.

— Расскажи о своем самом знаменитом муже – конькобежце, рекордсмене мира, чемпионе Европы по многоборью и олимпийском чемпионе 1964 года Антсе Антсоне.

– Второго мужа–Антса–привели ко мне домой репортеры и фотографы. Они искали актрису, которую знают за рубежом, чтобы снять ее с олимпийским чемпионом. Все произошло очень быстро. До этого мы не были знакомы. Мы устроили вечер при свечах, с нами сидели соседи с первого этажа. И вдруг, в эту же ночь, он сделал мне предложение. Виктор был в Англии, а когда вернулся, я уже жила с Антсом и дома меня не было. Год мы прожили, не расписываясь. Мы были одногодками. Потом знакомые начали говорить, что надо бы нам пожениться. Когда я ждала ребенка, мы расписались.

Антс еще четыре года занимался большим спортом. После регистрации брака у него появилось чувство собственника. Он заявил, что все его поступки я теперь обязана воспринимать как должное, и совершенно перестал считаться со мной. Когда жизнь стала не такой, как я хотела, когда он стал слишком мною командовать, я ушла. Вместе мы прожили немного, лет пять, наверное. Сейчас отношения у нас хорошие, а сразу после развода были немного натянутыми.

— С художником Таиром Салаховым вы были друзьями?

– Да. Он до сих пор называет меня «Моя Эвочка. Моя любовь».

— Ты рассказывала о незабываемой встрече у него дома в Баку…

– Да. Тогда я в купальнике вышла к Алиеву–спустилась с крыши, где загорала, прямо в бикини. Таир попросил меня одеться, но Алиев посмотрел и сказал: «А что? Очень красиво!» Это было как раз перед визитом Брежнева. Тогда я познакомилась и с Муслимом Магомаевым. Он давал обед, и меня пригласили тоже. Восточные люди умеют это делать красиво. Таир тогда не был женат, может, я и сделала ошибку, не выйдя за него замуж.

— Твое имя сейчас связывают с одним из политиков.

– Я думаю, Райдал сам искал встречи со мной. Это была его идея. Мы не были знакомы лично, но где бы мы ни сталкивались, я все время ловила на себе его взгляды. Это началось шесть лет назад. Потом он начал приходить на Канал 2, где я работаю. Там я в первый раз оказала ему поддержку–помогла сделать имидж. Духовно мы очень сблизились. Но за последние годы он очень изменился, и я не знаю, что с ним. Не хочу об этом говорить, потому что здесь очень грязные дела. Политика.

Есть один очень несчастный человек, который любит меня уже, наверное, лет десять и никого кроме меня не видит. Он готов ради меня на все. Но я ему сразу сказала, чтобы он не надеялся: «Может быть, я выйду замуж, но это будешь не ты». Никогда в жизни!

— Как ты поддерживаешь свою безупречную фигуру? Еще недавно ты говорила, что не сделала ни одной пластической операции.

– Во-первых, надо общаться только с друзьями, работать только с друзьями–операторами, фотографами, журналистами. Если ты начинаешь злиться, это очень сильно вредит здоровью. Даже пересказывая инцидент о грязном ателье, я почувствовала, что не надо было об этом говорить–очень много отрицательных эмоций скопилось внутри. А внутреннее сразу отражается на внешнем. Настроение–важная составная внешнего вида. Если перед съемкой тебе испортят настроение, в кадре это видно. Сколько раз у меня было, когда постановщик звал меня за угол и спрашивал: «Эвечка, ну что с тобой? Кто тебя обидел?» И если он узнавал кто, то выгонял этого человека из павильона. Так было у Птушко на картине «Руслан и Людмила».

Во-вторых, я хожу в атлетический клуб. У меня сын тренер и сама я очень спортивная. Я вообще не могу долго сидеть на месте, у меня сразу все начинает болеть. Зато если быстро хожу, бегаю, прыгаю, то будто заново рождаюсь. Я и в молодости любила бегать, входила даже в сборную Эстонии по легкой атлетике. С тех пор у меня осталась страсть к спорту, к движению.

— Эве, ты одна из немногих, кто не скрывает своего возраста, да и в журналах теперь указывают, кому сколько лет. Тебя это не пугает?

– Это из-за границы к нам пришло. Там все указывают свой возраст–пятьдесят, шестьдесят. Меня такие мелочи не беспокоят. У меня есть друзья, которые говорят–ей восемьдесят семь! Смеются и в шутку зовут бабушкой. Но у меня нет ощущения старости, хоть я и родилась в 1938 году.

— Ты недавно получила титул секс-символа Эстонии XX века.

– Да. Мне подарили скульптуру: на большом камне сидит голая женщина. Мне приятно, что почти в шестьдесят четыре года у меня нет конкурентов.

— На сколько лет ты себя ощущаешь сейчас?

– Наверное, лет на тридцать пять. У меня такое чувство, что все еще впереди. Странно, но примерно то же самое я испытывала каждый раз, когда приезжала из-за рубежа. И каждый раз знала, что поеду туда снова. В ту же Латинскую Америку. Я всегда жила в мечтах... Я никогда не прощалась, потому что знала: скоро приеду. Такое чувство у меня и сейчас–как будто у меня все впереди.

— Тебе хотелось бы что-то поменять в жизни?

– Я почти все оставила бы так, как есть. Моя жизнь была тяжелой, интересной и красивой. В ней были и любовь, и страдания. И я не хочу, чтобы в жизни все было гладко, хорошо и спокойно. От такого спокойствия я бы, наверное, сошла с ума.

Интервью вел
Павел МАКАРОВ