С членом Рийгикогу, заместителем председателя Центристской фракции Михаилом Стальнухиным беседует Татьяна ОПЕКИНА
— Г-н Стальнухин, вы — депутат от Нарвы и из Нарвы. Резонно предположить, что вы живете на два дома, проводя будни в столице, на Тоомпеа, а конец недели — в семье. Проблемы Северо-Востока Эстонии вообще и Нарвы в частности общеизвестны. Но время идет, что-то меняется. Каково сейчас, если оценивать по пятибалльной шкале, психологическое самочувствие нарвитян?
— Точно ответить на этот вопрос затруднительно, ибо это предполагает какие-то предварительные исследования. Неделю назад были обнародованы материалы мониторинга межнациональных отношений, проведенного Институтом Открытого общества Эстонии. Ученые, проводившие исследования, отмечают: у неэстонцев пока еще очень мало возможностей влиять на происходящее в стране, они ощущают значительное неравенство на рынке труда. Так что настроение нарвитян я бы оценил на троечку, не более того. Но сейчас, когда отношение к Нарве, к Северо-Востоку меняется, у города и региона вырисовываются перспективы. А живу я не на два дома, а на один дом — в Нарве. В таллиннской квартире, которую для меня арендует Рийгикогу, я бываю три дня в неделю. Прихожу поздно, высыпаюсь и рано утром снова на работу.
— Откуда у вас такой перфектный эстонский? Не из тартуской ли песочницы? Да, конечно, позже вы окончили Тартуский университет, но его многие окончили... Могли бы вы столь же хорошо говорить по-эстонски, если бы родились в Нарве?
— Действительно, я родился в Тарту, но почти сразу же семье пришлось на пару лет перебраться в военный городок (отец был военным летчиком) под Гомелем. Когда мы вернулись в Тарту, рядом с домом не было ни одного детского сада с русскоязычной группой. И меня трех лет от роду отдали в эстонский детский сад. Мама уверяет, что уже через месяц я говорил по-эстонски. Кстати, первым моим эстонским словом было sibul (лук). Я его терпеть не мог, а тут — раз! — и он очутился у меня во рту. С тех пор и говорю по-эстонски. Увы, как-то так получается, что с возрастом язык становится все хуже и хуже. Сейчас это, наверное, бледная копия того, что было в детстве и юности.
— Известно, что вы преподавали эстонский язык. При нашей безработице — это верный кусок хлеба на всю жизнь. Почему вас потянуло в политику? Что послужило толчком, побудительным мотивом?
— Наверное, моя эмоциональность. Был у меня такой период в жизни, когда я решил отдалиться от политики на расстояние пушечного выстрела. Но подоспели очередные выборы в горсобрание Нарвы, я заглянул в список кандидатов в депутаты и... из чувства противоречия дал втянуть себя в политический водоворот. Четыре партии предложили мне войти в их список. Я очень серьезно взвешивал, что я могу сделать в рамках той или иной партии, и решил: то, что мне хочется сделать, возможно только вместе с центристами.
— Русские фамилии в списках эстонских партий... Сегодня этим никого не удивишь, а несколько лет назад такие факты вызывали среди неэстонцев споры, дискуссии, раздражение даже. Мол, это шестерки, предатели, перебежчики, интересы неэстонцев могут защитить только русские партии. Зазывая этих людей к себе, эстонские партии просто пускают пыль в глаза европейской демократии и т.д и т.п. Что вы об этом думаете? Приходилось ли вам испытывать на себе отголоски подобных разговоров?
— Нет, не приходилось, потому что с самого начала моей работы в парламенте я ставил очень четкие цели. У нас с Владимиром Вельманом в Рийгикогу один кабинет на двоих, в нем на стене в рамочке — гордость наша — висят тексты девяти законов, проекты которых мы подготовили и провели, разумеется, вместе с коллегами, в парламенте. Все эти законы в той или иной мере защищают интересы Нарвы, Северо-Востока, вообще неэстонцев. И хотел бы я видеть и слышать того, кто посмел бы предъявить мне обвинение в том, что я отсиживаюсь и отмалчиваюсь в парламенте.
— Сейчас в Японии и Корее проходит чемпионат мира по футболу. Естественно, что все житейские разговоры, даже разговоры о политике, перемежаются впечатлениями от очередного футбольного сражения. Футбольные нападающие по-разному думают, как забивать мячи, но все сходятся в одном: нет более приятного чувства, чем вмазать в эту авоську! А какие радости есть у политика? Что доставляет вам кайф, удовольствие?
— Футбол — это игра, атака, сражение, а у нас — рутинная работа. Конечно, как от каждой работы, хочется получить ощутимый результат. Если его нет, одолевает горечь. Приведу пример из моей допарламентской жизни. В Нарве в Центре языков я обучал эстонскому взрослых, готовил желающих к сдаче экзамена на любую категорию. И у нас получалось. До 90 процентов и более обучавшихся ко всеобщей нашей радости успешно сдавали экзамены, но... через полгода — год выяснялось, что из памяти учащихся почти все испарялось. Эстонский язык, не подкрепляемый практикой, куда-то улетучивался. Такая бессмысленная работа, поверьте, очень угнетает. В парламенте иное. Страна, как ни крути, живет по законам, которые создаются в этих стенах. Но нам платят не только за это. Мы здесь еще и для того, чтобы будоражить общественное мнение, служить для него мишенью. Иначе в обществе ничего не будет меняться. Люди ведь подхватывают иногда на три четверти ложную информацию, и хотя вопрос, быть может, еще в стадии обсуждения, хотя еще не проработаны, не изучены альтернативные варианты, все равно мы становимся мишенью. К этому просто надо привыкнуть, и мы стараемся привыкнуть, хотя, уверяю вас, это нелегко. Если ты работаешь, конечно. У нас ведь можно и мух ловить. И некоторые этим занимаются.
— За полгода в составе правящей коалиции центристы многое успели сделать: повысили пенсии, попридержали ценовый натиск АО «Ээсти энергия», зарегистрировали Эстонскую православную церковь Московского патриархата, продлили срок действия свидетельств о знании госязыка. Русская гимназия получила право на продолжение работы и после 2007 года... Это хорошо. Это очень хорошо. Но тут возникает масса проблем — подготовка учителей для русских школ, учебников, программ и т.п. К тому же в следующем году грядут выборы в Рийгикогу. А если к власти придет другая коалиция? Она может поставить крест на решении о русской гимназии...
— Единственный закон, который сложно, почти невозможно изменить, это Конституция. Все остальные законы, конечно же, могут быть изменены, скорректированы. И это, если хотите, — прямой намек в адрес тех, кто имеет право голоса. Если вы на выборах не выскажете своего мнения, его может высказать кто-то другой, мнение которого коренным образом разойдется с вашим. Мы приняли решение о сохранении гимназического образования на русском языке, твердо веря в то, что наша партия будет входить и в следующее правительство, что мы сможем продолжать нашу политику, а значит, Министерство образования будет заниматься всеми этими проблемами — подготовкой учителей, учебников, программ и т.д.
— Как вы думаете, когда Нарва заговорит по-эстонски? И заговорит ли?
— Десять лет назад в Центре языков мы задавались этим вопросом. И предположили: пройдет лет тридцать, придут новые поколения, и в Нарве зазвучит государственный язык. Но вот десять лет миновали. И хотя какие-то формальные требования все время предъявлялись, реальные жизненные обстоятельства нарвитян никого не интересовали. Сейчас я снова могу повторить: еще два поколения — и Нарва будет знать эстонский. Тут сыграет роль то, что в школу начнут приходить дети из тех самых детских садов, в которых они получат необходимую в этом нежном возрасте подготовку. Потом, окончив школу, они смогут дома помогать уже своим детям... Хотя, видит Бог, я не понимаю, почему двое русских должны говорить между собой по-эстонски?
— Ваш коллега по партии министр по делам народонаселения Эльдар Эфендиев в одном из интервью на вопрос, необходимо ли придание русскому языку в Эстонии какого-либо официального статуса, ответил, что этот статус уже давно определен. Русский — один из иностранных языков на территории страны. Вам есть что, с учетом вашей эмоциональности, добавить к этому ответу?
— Статья 6 Конституции фиксирует, что государственным языком у нас является эстонский, и этим все сказано. Поэтому в той же эстонской школе русский язык воспринимается и изучается как иностранный (в русской школе дети учатся на родном языке). Будем исходить из реальности и просто приводить в порядок нормы использования русского языка, особенно в местах компактного проживания неэстонского населения. Иначе трудно понять, почему в городе, где для 97 процентов населения эстонский не является родным, именно на нем должны, в частности, проходить заседания городского собрания.
— Газета центристов «Правда и право», выходящая на русском языке, регулярно публикует анкету для тех, кто желает вступить в Союз будущих граждан Эстонской Республики. В чем состоит идея этого объединения? Если для получения гражданства — внутри союза или вне его — нужно пройти одну и ту же процедуру натурализации, то зачем нужен такой союз? Или тут задействован принцип: вместе всегда лучше, чем по одиночке?
— Нас волнует принципиальная проблема: как сократить количество людей, не имеющих гражданства. Самый, на наш взгляд, плодотворный подход определен в уставе Союза будущих граждан. Если человек в течение вот уже десяти лет не принял никакого иного — российского, украинского, белорусского — гражданства, значит, он дал знак, что никакое иное, кроме эстонского, гражданство его не интересует. Он лоялен. В упомянутой вами анкете есть вопрос, в какой помощи нуждается человек для получения гражданства. Большинство заполнивших анкету (сейчас их около двух тысяч) называют основной языковую проблему. Союз будущих граждан может выходить с предложениями, обращениями, это организованное сообщество. Мы будем предлагать изменить политику государства в области гражданства, сделать ее более европейской, будем добиваться, чтобы обучение языку — для получения гражданства — шло при прямой поддержке государства.
— Но вы же сами сказали, что с возрастом утрачивается способность к изучению языка, а среди неграждан преобладают как раз пожилые люди...
— В делопроизводстве парламента сейчас находится законопроект № 381, который вносит изменения в Закон о гражданстве, позволяющие приобретать гражданство без сдачи экзамена (то же самое, что уже сделано по предложению центристской фракции для инвалидов). Достигнута договоренность с другими фракциями, прошло несколько «круглых столов», проект прошел даже второе чтение. Не теряю надежды, что мы доведем этот замысел до логического конца.
— Еще недавно считалось, что центристы и реформисты — наиболее отстоящие друг от друга партии. Но вот выяснилось, что они могут работать вместе.
— Простой закон физики: одноименные заряды всегда отталкиваются. Поэтому партиям, у которых совсем разные программы, гораздо проще вступать в политический союз, нежели тем, которые имеют схожие взгляды, ибо, играя на одном мировоззренческом поле, им приходится бороться за одного и того же избирателя. Не зря ведь умеренные отказались вступать с нами в коалицию в начале этого года, а теперь, оказавшись в оппозиции, они вдруг проснулись, и Эйки Нестор передает в Рийгикогу в виде проектов законов те предложения, которые он еще недавно блокировал, будучи в правительстве. Анекдот, да и только.
