С членом Рийгикогу, председателем комиссии по иностранным делам Андресом Тарандом беседует Татьяна ОПЕКИНА.
— Г-н Таранд, вы были одним из кандидатов в президенты республики. Как вы отнеслись к тому, что победу одержал не кто иной, а именно Арнольд Рюйтель?
— Конечно, для всех нас, представителей прежней правящей коалиции, избрание Рюйтеля стало маленьким сюрпризом.
— Или большим шоком?
— Так бы я все-таки не сказал, хотя это действительно было неожиданностью. Но уже через несколько дней выяснилось, что значительная часть народа такого результата ждала и его приветствовала, и, значит, выборщики не ошиблись. Выяснилось также, что народ предпочел бы выбирать президента на прямых выборах, хотя пока еще далеко не все уяснили для себя, что президент Эстонии не обладает исполнительной властью, а значит, не распоряжается материальными ресурсами.
— Вы специалист по охране окружающей среды, вашему перу принадлежат десятки статей на тему будущего энергетики (в Эстонии, как известно, 80 процентов загрязнений связано с энергетикой на горючем сланце). Как вы отнеслись к предложению президента реорганизовать сектор энергетики, опираясь на мнение эстонских ученых, национализировать его?
— Это важное, хотя и не оригинальное предложение. Как вы только что заметили, оно сделано со ссылкой на мнение ученых. Дискуссии о будущем эстонской энергетики идут уже не первый год, в 1998 году в парламенте удалось принять даже Закон об энергетике и ратифицировать соответствующую Европейскую хартию. Увы, правительство в том же году совершило крутой вираж, взяв курс на закрытую сланцевую энергетику с гарантированным рынком. Это был плохой план создания монополии, я был против, написал даже пару статей, но это не помогло. Предложение Арнольда Рюйтеля дает повод начать новый круг обсуждений, имея за плечами опыт неудавшейся приватизации Нарвских электростанций. Что же касается национализации отрасли, то мировой опыт знает разные примеры. Ничего плохого не случилось с Европой, когда ее энергетика была в государственных руках, ничего плохого с ней не случится и сейчас, когда государственная монополия ликвидирована. Монополия — это ведь всегда плохо.
— Предыдущую правящую коалицию, так называемый тройственный союз, в 1999 году благословил на власть Леннарт Мери, предложивший Марту Лаару сформировать правительство. Недавно в печати прозвучало мнение, что этот союз продержался три года именно благодаря поддержке Мери. Не стало президента Мери — не стало и коалиции. Вряд ли вы разделяете такую точку зрения. Почему же, на ваш взгляд, развалился тройственный союз?
— Прежде всего, я не думаю, что именно Мери благословил три наши партии на власть, мы все-таки организовались задолго до выборов-99, понимая, что ни одна из партий в одиночку не сможет получить большинство голосов в Рийгикогу. Если бы в Эстонии существовала традиция поручать формирование кабинета министров лидеру партии, выигравшей выборы, то есть получившей больше, чем другие, голосов, то Леннарт Мери первым назвал бы имя лидера центристов. Но такой традиции у нас пока нет. А коли так, у Леннарта Мери никакого маневра и не было. Хотя центристы обиделись, и их можно понять. А теперь о причинах распада коалиции. Год назад, в феврале, будучи председателем коалиционного совета, я предложил нашим партнерам, реформистам и «Исамаалийту», сделать все для того, чтобы назвать общего кандидата в президенты. Партнеры холодно отнеслись к этому предложению, хотя со мной не спорили. В марте я свое предложение повторил. Снова молчание. У всех были свои планы. Чем все закончилось, известно. К тому же добавились расхождения во взглядах на административную реформу. В октябре мы начали переговоры по всем спорным вопросам, искали компромиссы, которые позволили бы коалиции дотянуть до следующих выборов. Увы, декабрьские события в Таллиннском горсобрании все перечеркнули. Коалиция перестала существовать.
— Нынешний лидер вашей партии Тоомас Хендрик Ильвес заявил, что умеренные покажут образец цивилизованного поведения оппозиции. Но вы начали атаковать новую коалицию с ходу, не дав ей не только ста дней, но и ста часов без критики. Что это — месть? Обида?
— Тут какая-то путаница в рассуждениях возникает. Да, когда после очередных выборов в парламент формируется новое правительство, надо дать новым людям 100 дней на раскачку. Но сейчас ведь поменяли лошадей на переправе. Часть коалиции как была, так и осталась у власти, половина правительства работает в прежнем составе. Конечно, я ни в коем случае не начну критиковать министра образования Майлис Ранд, молодому специалисту надо дать время освоиться, но при чем здесь Сийри Овийр, которая уже в третий раз возглавила Министерство социальных дел.
— Почему тот же Ильвес считает, что приход Центристской партии к власти плохо скажется на имидже Эстонии за рубежом? Получается, что только он, Ильвес, — достойный представитель Эстонии, а Сависаар — недостойный...
— В народе часто говорят, мол, все политики одинаковые, никакой разницы между ними нет. Но разница все-таки есть. И существенная. Умеренные, быть может, потому и не столь популярны, что мы никогда не позволим себе того, что позволяют другие. Выступая на съезде своей партии, прошедшем месяц назад, Сависаар утверждал, что центристы отнюдь не воспринимают политику как драку между партиями, где главное — одолеть оппонента. Но это слова. А что на самом деле? Многих председателей комиссий в парламенте уже поменяли...
— Но вы-то пока остались.
— Для маленькой страны с ее скромным человеческим ресурсом важно использовать всех специалистов, всех профессионалов, которые у нас есть. По-видимому, тот же Ильвес с американцами или англичанами умеет говорить лучше, чем Сависаар. А Сависаар сможет лучше что-то организовать внутри страны.
— Неудобно ловить вас на слове, но ведь тройственный союз поступал точно так же, как нынешняя коалиция. Везде расставлял только своих людей — по принципу партийности.
— Вы абсолютно правы. Я критично и самокритично отношусь к той практике, которая господствовала в Эстонии десять лет. Когда-то нужно ее менять.
— Народный союз обозначил себя как конструктивную оппозицию. В парламенте фракция Народного союза голосует солидарно с коалицией, если взгляды на проблему совпадают. И наоборот, голосует против в случае несогласия. Еще недавно вы мечтали о такой конструктивной оппозиции. И что же? Вы называете теперь Народный союз болотом...
— Я думаю, что Народный союз просто торгует своими голосами, чтобы сохранить за собой председательство в комиссиях, получить места в каких-то делегациях, советах и т.п.
— Как же вы будете строить с ними отношения в парламенте? У нас будут теперь две непримиримые оппозиции?
— Думаю, что в течение оставшегося до выборов времени мы не однажды будем голосовать с ними консолидированно. Пока же все идет так, как я вам сказал.
— На днях обрадовал, хотя и удивил, и поразил бывший министр социальных дел, заместитель председателя вашей партии Эйки Нестор, предложивший увеличить пенсии в среднем на 200 крон с 1 апреля, а не с 1 июля, как планируют новые власти. Пенсионерам, конечно, радостно об этом читать и слышать. Но где же ты был, мил человек, еще два месяца назад? Все три года Эйки Нестор твердил пенсионерам одно и то же — денег нет, денег нет, денег нет. Как только ушел в оппозицию, тут же они и нашлись?
— Эйки Нестор, будучи министром, подготовил закон об индексации пенсий. Теперь закон принят парламентом и должен начать работать. Это значит, между размером пенсии и ростом цен, ростом заработной платы будет существовать взаимозависимость. А новая коалиция хочет оттянуть повышение пенсий до лета, по-видимому, с учетом надвигающихся выборов. Эйки Нестора можно понять, он не хочет, чтобы плод усилий его министерства пошел насмарку.
— Вот назидательная цитата из Нестора: «Обманывать вообще некрасиво, тем более, если речь идет о старшем поколении» (Eesti Paevaleht, 26 февраля). Это был камешек в огород Сийри Овийр. Но кто, как не Эйки Нестор, в прямом эфире Эстонского телевидения утверждал, что сравнительно недорогие лекарства из России, которыми мы лечились несколько десятилетий, являются ядовитыми и потому не могут быть допущены на эстонский рынок... Между тем у непомерно дорогих западных таблеток нередки такие побочные явления, что у одного пациента живот выворачивает наизнанку, а другой так надрывно кашляет в трамвае, что вокруг него быстро образуется пустота...
— Высказываться по поводу лекарств не могу, тут столько мутной воды... Судя по газетным публикациям, вообще непонятно, кто кого больше обманывает. Конечно, каждое лекарство имеет свою цену, и немалую, но сколько при этом на нее накручивается дополнительно, не берусь судить. Не знаю. Во всяком случае, известно, что почти во всех развитых странах шумят скандалы, связанные с фармацевтической продукцией.
— После Сависаара вы второй по популярности парламентарий. За вами — более 11 тысяч голосов избирателей. А вас мало слышно, мало видно. Чего тут больше, природной скромности или усталости?
— Я точно знаю, сколько времени уходит у меня на работу в комиссии по иностранным делам. Эта работа мало освещается в печати, ведь она направлена вовне, за пределы страны, она незаметна, так сказать, на местном базаре. Собственно, не только у нас, во всех странах хорошо знают, чем занимается министр иностранных дел, и плохо знают, что делает председатель соответствующей парламентской комиссии.
— Когда вы были председателем коалиционного совета, вас тоже мало было слышно.
— Моей задачей было сохранить коалицию. Три года это удавалось.
— Почему вы уступили лидерство в партии Тоомасу Хендрику Ильвесу?
— Жизнь так устроена, что рано или поздно (лучше рано) надо уступать дорогу более молодым. К тому же по характеру я не очень партийный человек. Я был служителем науки и потому больше, чем другие, люблю факты, статистику, объективность. А быть партийным, значит быть пристрастным, то есть не совсем объективным. Вы можете спросить, а почему же тогда я вообще вступил в партию и даже возглавил ее. Когда в начале 90-х годов у нас появились десятки партий, маленьких и маломощных, надо было их укрупнять, усиливать. Будучи более уравновешенным, более нейтральным, чем другие, я подошел для выполнения этой задачи.
— Какие настроения царят сейчас среди умеренных? Недавно довелось услышать такой прогноз: если умеренные проиграют на местных выборах, то ко времени выборов в Рийгикогу они сольются с «Исамаалийтом».
— Что ж, три года назад мы действительно вели с «Исамаалийтом» неофициальные обсуждения на этот счет. Аргумент — быть посильнее, покрепче. Но возобладал другой посыл. Дело в том, что «Иса-маалийт» входит в европейское объединение консерваторов, а умеренные — в Социнтерн, объединяющий социал-демократов Европы. Поскольку внешние контакты для наших партий, вообще для Эстонии, очень важны, было решено продолжить самостоятельное плавание. Сейчас же никаких серьезных разговоров об объединении не ведется. Пока.
— В последнее время у всех наших крупных партий появились свои газеты. Когда два года назад центристы приступили к изданию Kesknadal, они объясняли потребность в этой газете тем, что Postimees и Eesti Pдevaleht слишком редко пускали их на свои страницы, а в собственных журналистских публикациях искажали или превратно толковали их позицию. А чем объясняют умеренные появление своей газеты Rahva Haal? Разве вас обижают Postimees или Eesti Paevaleht?
— Нет, наверное, ни одной партии, которая была бы на сто процентов довольна прессой, ибо, по нашему мнению, в ней много необъективных публикаций. Когда партийные активисты сами пишут в газету, читателю все ясно и понятно. Это мнение реформиста. Или центриста. Или умеренного. Но когда пишет журналист, далеко не всегда ясно, что и кто водит его пером, чью точку зрения он выражает. Но пресса в демократическом обществе развивается по своим законам, и мы не вправе что-либо ей советовать или, тем паче, диктовать. Как же в таком случае донести до избирателей наше видение тех или иных проблем? С помощью своей партийной газеты. Такая практика, кстати, существует во всех демократических странах, крупных и маленьких. И если в таких больших странах, как США, уровень саморегуляции общества высок, то у нас, при нашей молодой демократии, очень важно, чтобы все население, каждый человек понимал, что в обществе происходит.
