архив

"Молодежь Эстонии" | 19.03.02 | Обратно

Уравнение с известным

В связи с намерением нового правительства Эстонии пересмотреть отдельные положения законодательства, касающиеся будущего русскоязычных гимназий, — так называемую проблему 2007 года, в эстонских газетах развернулась полемика.

15 февраля в газете Postimees было опубликовано мнение советника Министерства образования по вопросам языковой политики Юри Валге. Заголовок статьи звучал так: «Будущее русскоязычного образования. Вместо удобной и упрощенной учебы — полноценная жизнь».

За прошедшее время в нашей газете не раз появлялись публикации на эту тему. Сегодня мы вновь к ней возвращаемся. Свою точку зрения оппоненту решил высказать человек, знающий проблему не с министерской позиции, но имеющий прямое отношение к русскоязычной школе. Это — председатель попечительского совета Пушкинской гимназии Тарту Валерий Михайлович КАНЧУКОВ.

Но прежде Валерий Михайлович решил сделать краткий анализ выступления советника Министерства образования, иначе будет непонятно, о чем конкретно идет речь. Итак, ситуация в системе образования сейчас такова: в коалиционном договоре записано обещание улучшить обучение эстонскому языку в иноязычной школе и обеспечить получение бесплатного образования на русском языке в гимназии и после 2007 года.

«Против лучшего изучения языка никто ничего не имеет, насчет второй половины обещания мнения расходятся. Наихудшие последствия этого — нарушение принципа правовой надежности и наличие беспокоящей неуверенности для учеников и учителей», — считает г-н Валге.

С 2007 года планировалось начать переход в объеме 60 процентов преподавания предметов на эстонский язык обучения в русскоязычных гимназиях, который завершится к 2010 году. Из представленных в Министерство образования иноязычными школами планов развития следует, что большая часть из них рассчитывает на переход на эстонский язык обучения и некоторые уже близки к 60 процентам.

С 2007 года резко начнет уменьшаться количество как учеников, так и гимназий (очевидно, это коснется больше русскоязычных); эстонское государство не готовит русскоязычных педагогов, кроме преподавателей языка.

Развивающаяся система профобразования уменьшает стремление идти в гимназии; пока увеличивается количество иноязычных учеников, поступающих в эстонские гимназии.

Отказ от перехода на эстонский язык обучения, считает Валге, повлечет углубляющуюся нехватку учителей с русскоязычным образованием. Их что, импортировать из России? На сегодняшний день в русскоязычных школах 4000 учителей, из них 700 преподают государственный язык.

К чему приведет сохранение русскоязычного обучения? — спрашивает сам у себя советник. И сам отвечает: к уменьшению языковых требований к учителям, к ухудшению возможностей для русскоязычных выпускников при поступлении в вузы Эстонии. К продолжению обрусения нерусских иноязычных. Говорит и о том, к чему не приведет сохранение русскоязычного обучения, — к «спасению русского языка (это может сделать только Россия)».

Итак, таковы его главные постулаты. Хотя советник не отрицает возможности какого-то третьего варианта между «да» и «нет», подчеркивая, что проблему, которая касается прямым образом тысяч человек, а косвенно всего общества, нельзя решить быстрым и простым способом.

Право и бесправие

Валерий Канчуков считает, что подобные аргументы отражают скорее точку зрения уже ушедшего правительства. Новое же только декларирует свои намерения и нащупывает основу для их реализации. «Первое, что бросается в глаза, — сказал Валерий Михайлович, — апломб автора. Безапелляционный тон рассуждений о «нарушении принципа правовой надежности» просто не допускает мысли о том, что эта правовая надежность оборачивается надежным правом на образование для одних, для других — надежным бесправием на получение образования на родном языке.

Если говорить о русскоязычных учителях и учениках, а тем более о родителях последних, то их обеспокоенность повернута в диаметрально противоположном направлении озабоченности господина советника. Что касается «проектов иноязычных школ, согласных хоть завтра перейти на эстонский язык обучения», то желание быть «первым из лучших» у определенной части директоров гимназий есть.

Как правило, именно эти субъекты «уже близки к 60 процентам». Хотелось бы обратить внимание на тот факт, что значительную часть плановой документации в гимназиях подписывают председатели попечительских советов школ — единственной структуры, призванной представлять интересы родителей. Так что и учителя, и ученики, и их родители — все мы при существующем положении дел являемся неотъемлемой частью системы аргументации, изложенной Юри Валге.

Непонятным остается и сам предмет обсуждения автора. О чем же все-таки ведет он речь? О будущем русскоязычного образования в Эстонии, как это обозначено в заглавии его статьи, или же об изучении эстонского языка в иноязычных школах? Я вполне допускаю, что чиновникам министерства эти понятия представляются совмещенными. Но понятия понятиями, а закон — законом. Насколько далеко в нашем случае закон ушел от понятий — определить не трудно.

С будущим как таковым законодатели определились предельно однозначно: будущее возможно до 2007 года и как исключение в виде конвульсий до 2010 года.

С эстонским языком в иноязычной школе, с той же точки зрения, не все так просто, хотя вузы оканчивает все больше хороших учителей эстонского языка. По поводу того, что увеличивается количество иноязычных учеников, поступающих в эстонские гимназии, хочу сказать, что выбор последних не всегда доброволен. Многие русскоязычные школы просто закрылись.

Не переусердствовали ли чиновники в стремлении любой ценой угробить «русский модуль» образования? Похоже, вновь спутали понятия и не знают, где заканчивается «русский модуль», а где начинается собственно образование.

Отсюда в том числе и страшная перспектива резкого сокращения как гимназий, так и учащихся. Кстати, Майлис Ранд, новый министр образования, считает своей первоочередной задачей выяснить, почему резко падает успеваемость в школах и все больше ребят бросает учебу. Может, все дело в том, что реальные процессы, происходящие среди всех составляющих населения Эстонии, в той или иной степени отличаются от официальных представлений?

Во всяком случае, складывается впечатление, что новое правительство определенную коррекцию взглядов на данную проблематику вполне допускает.

Между «да» и «нет»

Нетрудно заметить, что и с Запада, и с Востока к правительству Эстонии, кто бы его ни представлял, звучат по сути дела одинаковые претензии гуманитарного плана. В этих условиях политические силы Эстонии пытаются определиться в своем отношении к изменению обстановки. Одни объявляют практически «национальной изменой» любые попытки пересмотра «условий 2007 года». Другие прикидывают, насколько, в принципе, возможны послабления.

Нет необходимости приводить контраргументы на все доводы советника. Для русскоязычных читателей положение в области образования более чем очевидно. Не следовало бы оставлять без внимания и словесную конструкцию советника: «К продолжению обрусения нерусских иноязычных...». Но это - тема для отдельного разговора. Хотя эта конструкция прелесть как хороша с точки зрения диагноза. Если, конечно, считать шовинизм болезнью. Если необходимо, надевается жизнерадостная маска «успешной интеграции».

Следует верно понимать готовность г-на Валге к возможному компромиссу между «да» и «нет». Для него это либо переход русскоязычных гимназий на эстонский язык обучения уже в 2007 году, либо то же самое, но несколько позднее. Для нас либо упразднение образования на родном языке, либо отказ от этих планов.

Решить проблему в данном случае — это снять ее!

Таково мнение председателя правления попечительского совета одной из гимназий. А что думают по этому поводу его коллеги и родители детей, которые обучаются пока что на русском языке?

Ирина БУТЯЕВА