- говорит Александр ИВАШКЕВИЧ, который будет рад видеть всех, кто неравнодушен к настоящему степу, на концертах Jazz & Tap 17 и 18 мая в Русском драматическом театре.
К чему лежит душа
- Вы - актер драматический, к тому же прекрасно танцуете и, как выяснилось недавно на вечере памяти Георга Отса, совсем недурно поете. Может, еще на каком-нибудь музыкальном инструменте играете?
- Нет, в детстве я был очень ленив. Правда, с тех пор ничего не изменилось, я и сейчас ленив. Но когда в шесть лет захотел стать артистом, сказал маме, что должен на чем-нибудь играть. Мама взяла меня за руку и повела в музыкальную школу учиться игре на пианино. И тут я сообразил: «Если буду сниматься в кино, мне ведь надо будет играть на баяне. Значит, надо еще учиться играть на баяне…». Так вот, сейчас не умею ни на баяне, ни на фортепиано, а так, для настроения: ноту возьмешь – и задумаешься…
- Много думаете?
- Честно говоря, много. И все эти думы надо успевать воплощать в жизнь, потому что чем дольше живешь, тем меньше остается времени для того, чтобы что-то делать. А ведь хочется увидеть результат. И хотя вроде много играю, на самом-то деле у меня в театре всего два спектакля. Давным-давно у меня уже была подобная ситуация, и тогда я ушел в танец, чтобы заняться тем, к чему лежала душа. Так вот, теперь, когда опять мало играю, по-прежнему продолжаю заниматься тем, что мне помогает твердо стоять на ногах и быть в хорошей форме, в хорошем внутреннем состоянии.
Перемена работы - отдых
- А как вам объясняют и чем лично вы объясняете, почему у артиста Ивашкевича, любимого публикой, отмеченного наградами за роль князя Мышкина, удостоенного титула «актер года», так сказать, в масштабе страны, - почему у него так мало работы в родном театре?
- Да много можно найти объяснений! А обычное, традиционное, для того, чтобы было спокойнее утром просыпаться: театр - это производство, и сейчас для меня спектаклей нет. Приходится это спокойно воспринимать. Понятно излагаю?
- Вполне. Но есть встречный вопрос: когда однажды актера настигает такой громкий успех, какой выпал на долю Ивашкевича-Мышкина, он, наверное, имеет заслуженное право на короткий отдых? Или не имеет?
- Однажды я был в стройотряде, там мы честно строили железную дорогу: вставали в шесть утра, завтракали – и вперед! И работали не просто дотемна, а до тех пор, когда уже не было видно, что именно ты делаешь. И в тот момент, когда человек уставал настолько, что уже не мог пошевелиться, ему говорили: ну все, ты здесь больше не работай, иди вон туда, там будешь махать лопатой. «Как? А отдохнуть?» – «Перемена работы – это отдых». Я это понял, потому что так оно и есть: когда меняешь вид деятельности, ты отвлекаешься от одного и начинаешь заниматься чем-то другим, и это эмоциональный отдых. Лично у меня с трудом получается отдыхать, вернее, вообще не получается. Я уезжал в Америку и там отдыхал, как никогда: ходил в гости, встречался с замечательными людьми, со звездами Голливуда, меня знакомили с достопримечательностями, водили на киностудии, на телевидение. Это был, что называется, полноценный разнообразный отдых. Но попутно всегда была работа. В Америке у меня есть большой друг, Мириэм Нелсон, ей 84 года, и она известный хореограф, именно с ее постановок начались знаменитые шоу в Диснейлэнде. И мы регулярно занимались танцем. Два часа занятий – я весь взмыленный, а она танцует и попутно говорит, объясняет. Если я в 84 года смогу просто нормально ходить, буду счастлив, а она – прекрасно танцует.
Танец – полное самозабвение, а театр - жизнь
- Танец для вас – это отдушина или полное упоение?
- Полное самозабвение и переход в какое-то новое состояние.
- А как же получается возвращаться обратно?
- Вернут! Поверьте мне, вернут. Есть ситуации, которые очень хорошо возвращают на эту землю.
- Меж тем, наверное, трудно было бы жить, если бы больше ничего не было, если бы был в жизни только степ?
- Нет, я не могу! Говоря «ситуации», я не имею в виду театр. Театр – то, чем живу. Я вообще убежден, что родился, чтобы быть актером. А степ помогает мне в театре, потому что актер, насколько я понимаю, должен уметь все.
- Угу, люди должны быть честными и добрыми.
- И все-таки! Почему в американском мюзикле драматические актеры танцуют, поют, короче, делают все, чего может потребовать жанр и режиссерский замысел? А у нас как всегда было? Я - драматический актер, это значит, что я хожу и переживаю. Или: я - комедийный актер и только, такое вот расчленение. А ведь актер – это многокрасочная палитра. И любая роль позволяет тебе настолько глубоко окунуться в себя, что ты иногда просто просыпаешься другим человеком.
- Так уж и любая?
- Любая. Тут ведь еще такое дело: актер – не просто человек, который что-то изображает, это человек, который непременно что-то людям дает. Можно выйти на сцену, сделать «много лица», развеселить, но ведь надо, чтобы зрителям в душу что-то попало, и это главное. А вот найти способ, как это сделать, труднее всего, потому что текст может выучить любой. И поверьте, я не знаю такого актера, который не стремился бы в любой, даже маленькой самой роли продвинуться вперед, вырасти хотя бы на миллиметрик. Бывает другое, бывают ситуации, когда человек уже готов махнуть на себя рукой: а, ладно, прожил я уже эту жизнь, хватит! Это бывает по разным причинам, ну, например, его не видит режиссер, вот не видит - и все тут! Меня многие не видели. Да тот же режиссер, благодаря которому получил последнюю премию, ставил у нас когда-то спектакль «Жанна». И два месяца я жил мыслью, что буду играть у него, а когда пришел к расписанию, у меня на глазах вычеркнули мою фамилию и вписали другую - и у меня был настоящий шок.
- И что же вам сказали?
- Сказали, что я уже работаю в этом театре, а новому актеру, который должен прийти, нужна роль. Меж тем играл я в сказке и только на вводах. Ну, и что в этом нового?
- Вот тогда вы нашли себе степ.
- Не помню, в тот ли конкретный момент, но мысли-то рождаются, с ними надо что-то делать. Нельзя сидеть у воды и ждать, когда рыба клюнет, надо хотя бы удочку закинуть. А иначе ничего не произойдет.
- Вас в театре любят. Или не любят?
- Ко мне хорошо относятся.
- Совсем скоро два вечера подряд в зале вашего театра будет царить праздник степа, в котором, кроме вас и вашей школы, будут участвовать замечательные мастера из Москвы, Америки. Как вы думаете, коллеги придут на ваши концерты?
- Я приглашал, конечно…
- Но я не спрашиваю, приглашали или нет. Они – придут?
- Ну, кто-то придет… В прошлом году были, но немногие.
Путь к себе
- Спектакль «Идиот» был вашим бесспорным успехом. А «Бульвар заходящего солнца», как вы думаете?
- Могу сказать наверняка, что это была работа с Мастером. Это было очень интересно, и Виктюк мне очень помог в чисто профессиональном отношении. Понимаете, для меня в театре важно найти в себе что-то другое, и Виктюк действительно помог вскрыть мое актерское нутро. Сейчас я играю «Бульвар» с Адой Роговцевой в Москве, и мне нравится, что я продолжаю жить в этом спектакле. А почему вы о нем спросили?
- Просто об этом спектакле разное говорили.
- Об этом спектакле самое разное говорили, и меня даже причислили к другой ориентации. Кстати, я ведь преподаю в студии степа, где занимаются не только дети, но и взрослые, и мне показалось, что после «Бульвара» мужья стали как-то охотнее отпускать своих жен на занятия, дескать, от меня не исходит никакой опасности. Забавно!
- А что, мужья должны опасаться?
- (смеется) Ни в коем случае! Мы там занимаемся только степом. И ко мне ходят заниматься родители со своими дочками.
- А сыновья?
- Вот пацанов не хватает. Есть несколько классных парней, но вообще мало. А они в степе нужны, чтобы там мужчины работали, чтобы продвигали наш вид искусства. И очень приятно слышать, когда наших детей знающие люди хвалят и говорят, что скоро они будут представлять Европу в Америке.
- И будут?
- Не знаю… Ребята хорошие, а вот спонсоров пока нет. Может, я мало прошу. Но я не умею просить. Да мы и без этого обходимся. Знаете, чем меньше ты кому-то обязан, тем легче жить. А мы тем временем потихоньку работаем: дети танцуют, дети развиваются, они это делают хорошо и, главное, с большим удовольствием. А потом, у них появляется какой-то новый стиль жизни, что ли, потому что вокруг совсем другая музыка, джаз, который не отбивает мозги, а каждой ноткой берет за душу – они совсем по-другому растут. И меня это очень радует, потому что чувствую, что могу людям что-то дать. Это же взаимный обмен энергией: я – им, они – мне. Если буду только давать, знаете, как быстро закончусь – и все. Нет, все это – природа.
- Приятно ощущать себя основателем школы?
- Ну, что значит основатель школы? Одно знаю: мне ничего с неба не свалилось, все надо было делать самому, и сначала, и первые полтора года у меня было четыре студента, а мы занимались, занимались. Но то, что здесь появилась такая студия, конечно, в чем-то повезло: меня увидели, меня пригласили, государство помогло - многое способствовало тому, что произошло. Сейчас как-то принято возносить свою значимость на недосягаемую высоту, а моя бабушка говорила, что «я» - это последняя буква в алфавите. Поэтому не хочу выращивать в нашей школе звезд, которые будут считать себя лучше других, а поэтому будут с самого начала изнутри исковерканы. Это неправильно, это нехорошо…