Вновь и вновь приходится возвращаться к трудной и больной теме — положению бывших сотрудников КГБ, которым отказывают в видах на жительство, несмотря на то, что все судебные процессы по их делам завершаются в их пользу.
И сегодня об этой сложной ситуации мы беседуем с Рейном СИЛЛАРОМ, бывшим председателем КГБ Эстонской ССР.
— Через несколько дней, а именно 4 июня состоится очередной, далеко уже не первый судебный процесс по делу Юрия Григорьева. Его жене, прожившей в Эстонии более 25 лет, его детям, родившимся в Таллинне, также отказывают в виде на жительство. Между тем, как известно, в процессе ликвидации КГБ в Эстонии были разработаны документы, обеспечивающие безопасность, социальные и прочие гарантии бывшим сотрудникам КГБ и членам их семей. Сейчас эстонской стороной они оспариваются. Вы, господин Силлар, участвовали в разработке этих документов, под некоторыми из них стоит и ваша подпись. Скажите, как все это было, в какой обстановке разрабатывались эти документы? Считаете ли вы, что они имеют реальную силу, что юридически они обоснованны и значимы? А если считаете, то — почему?
– Действительно, об этом нужно говорить, потому что люди должны знать, какие обязательства взяла на себя эстонская сторона в ходе ликвидации КГБ. Было несколько документов. Первый из них, подписанный 4 сентября 1991 года председателем правительства Эстонской Республики Э.Сависааром, председателем КГБ СССР В.Бакатиным и мной как председателем КГБ Эстонии, так и назывался: «О взаимных обязательствах Эстонской Республики, КГБ СССР и КГБ Эстонии». 9 октября теми же должностными лицами был подписан «Протокол о реализации практических мер, связанных с прекращением деятельности КГБ Эстонской ССР». Было также «Соглашение по правовой и социальной защите, пенсионному и жилищному обеспечению бывших сотрудников и пенсионеров КГБ и членов их семей». И, наконец, был Заключительный акт о прекращении деятельности КГБ Эстонской ССР, который подписали государственный министр ЭР Р.Варе, полномочный представитель Межреспубликанской Службы безопасности, так к тому времени называлось КГБ СССР, В.Широнин и я как последний председатель КГБ Эстонии.
— Вот этот-то документ и подвергается сомнению...
– Да, утверждают, что у Райво Варе не было полномочий подписывать Заключительный акт. Но ведь и тогдашний председатель правительства не отрицает, что полномочия на завершение процесса, связанного с ликвидацией КГБ, были переданы Райво Варе, бывшему тогда государственным министром. И мы знали, что подписываем важные документы не с дворником, не с парикмахером, а именно с госминистром, который уже в течение всего полугодия занимался этими вопросами. И подписание проходило не где-нибудь, а в правительственном здании на Тоомпеа. Словом, все обстоятельства, сама ситуация, в которой происходило подписание документа, говорили о том, что и Варе, и все остальные должностные лица, подписывающие документ, имели на то полномочия. Госминистр Варе действовал, как мы знаем, от имени правительства.
Кстати, в период ликвидации КГБ очень активно и эффективно действовали экспертные комиссии, в которые входили представители и эстонской, и российской сторон. Были выработаны совместные договоренности об инвентаризации, о передаче Эстонской Республике зданий, имущества, вооружения и боеприпасов, автотранспорта и спецтехники. И все это было полностью передано Эстонии. Я последним запер свой кабинет и передал ключи представителю полиции. Все было сделано в соответствии с договоренностями.
— Однако эти-то договоренности никем сейчас не оспариваются...
– Да, что называется, молчаливо приняты. Но и вообще заявлять о недействительности документов, подписанных тогда, в одностороннем порядке неправомочно. Не может, не должно быть так, чтобы одна из сторон, заключивших соглашение, в какой-то прекрасный момент вдруг объявила, что оно ей не нравится и она не собирается его выполнять. Такой вопрос по всем международным нормам должен решаться между Эстонией и Российской Федерацией, а российская сторона, как известно, не оспаривает полномочия эстонского представителя.
Не хотелось бы усложнять газетное интервью цитатами из международных документов, но скажу, что Венская конвенция очень четко определяет все эти обстоятельства. И эстонская сторона, исходя из международных норм и правил, должна выполнять взятые ею на себя обязательства. А в число этих обязательств входит и обеспечение социальных, политических, экономических и прочих прав бывших сотрудников КГБ и членов их семей. Именно положения о социальной защите этой категории людей особенно подчеркиваются в документах, подписанных осенью 1991 года. И именно эти положения сегодня особенно важны.
— Парламентская комиссия, возглавляемая Аймаром Альтосааром, та самая комиссия, которая после шума, возникшего вокруг этих документов, занималась расследованием всех обстоятельств ликвидации КГБ в Эстонии, заявила, что эстонская сторона не брала на себя обязательств по обеспечению каких-то особых, специальных прав для бывших сотрудников КГБ...
– А мы и не хотели, не просили для себя чего-то особенного, каких-то специальных льгот. Мы ожидали лишь, что всем нам, бывшим сотрудникам КГБ, дадут возможность спокойно жить и работать в Эстонии, что сам факт службы в органах КГБ не будет основанием для ограничения, ущемления обычных человеческих прав.
Ведь даже на меня, правопреемного гражданина Эстонии, распространялся, по существу, запрет на профессии, я в течение восьми лет не имел права избираться ни в органы местного самоуправления, ни тем более в Рийгикогу. А уж для тех бывших чекистов, которые не являются гражданами ЭР, ограничения еще более велики. Уже почти два года тянется история с отказом в предоставлении видов на жительство группе бывших наших сотрудников. А уж это дело с семьей Григорьевых вообще выглядит странно, если не сказать больше... Отказывают в виде на жительство детям, которые родились здесь, у которых нет иной родины, кроме Эстонии, – что это, как не нарушение Конвенции о защите прав ребенка, к которой, как известно, Эстония присоединилась. Вспомним и Декларацию ООН о правах человека... И в этих, и в других международных документах всегда отмечается, что дети рождаются свободными и равноправными, что права их не должны быть ущемлены ни из-за социального положения родителей, ни из-за их деятельности. Тем не менее дети Григорьева лишаются права жить в стране, где они родились и росли, только потому, что их отец служил в КГБ. И жена Григорьева также должна страдать, хотя выходила замуж за Григорьева не потому, что он был чекистом, а потому, как я думаю, что его любила. Не слишком ли высокую цену за любовь ей приходится платить?
Для меня самое страшное – что женщины и дети должны страдать. Как тут не вспомнить 1937-38-39 годы в Советском Союзе, когда жены, дети так называемых «врагов народа» попадали в тюрьмы и лагеря. Зачем же следовать дурным примерам прошлого, зачем распространять их на свободную, независимую республику, зачем брать их с собой в XXI век?
Вот вы спрашиваете о тех последних месяцах и днях 91-го года... Сейчас они, конечно, уже не кажутся столь тревожными. Но, в общем, было непросто. Не существовало еще настоящей правовой базы. Но главной нашей заботой было защитить людей, наших сотрудников и обеспечить секретность в отношении тех, кто в разное время оказывал помощь КГБ Эстонии.
— Вы имеете в виду секретных агентов? А их было много?
– Ну, этого я не скажу. Скажу лишь, что, когда работаешь с агентом, то берешь обязательства по отношению к этому человеку даже не от своего собственного имени, а от имени государства. Как представитель спецслужбы государства ты даешь гарантии секретности этому агенту именно от лица государства. И обязан эти гарантии соблюдать.
Кстати, именно то обстоятельство, что бывшие сотрудники КГБ сохраняют секретность, обеспечивают безопасность бывших своих тайных агентов, создает, как бы парадоксально это ни звучало, и выгодные условия для работы нынешних эстонских спецслужб. Никто ведь, очевидно, не думает, что нынешние спецслужбы работают не так, как все спецслужбы мира, которые никогда не обходились без людей, оказывающих им помощь на секретной основе. Но люди ведь видят, что здесь сотрудники спецслужб, во всяком случае, бывшие, не отходят от своих правил и принципов.
— Но, может быть, кто-то из тех, кого вы когда-то вербовали, кто, как вы говорите, помогал КГБ на нелегальной основе, и принимает теперь меры против бывших офицеров госбезопасности? Вы не хотите сказать: мы молчим, и вы будьте к нас справедливы?
– Нет, это был бы шантаж. А это для нас неприемлемо. Иначе кому-то может показаться, что в некоторых случаях мы все же сможем отступить от своих правил. Но мы не можем, нет... Именно поэтому мы и сделали все для того, чтобы документы, связанные с агентурно-оперативной деятельностью, тут не остались. В 91-м году было записано, что такого рода документы могут быть переданы Эстонии, если для этого будут созданы достаточные условия, достаточные законодательные гарантии безопасности для этих людей. Но что такое – достаточные?
Мы, например, передали по актам так называемые «выездные дела», т.е. материалы проверки людей, которые выезжали за рубеж, прежде всего, конечно, в капстраны. Так вот половина этих дел уже пропала. Их просто растащили. Секретность их не была обеспечена. А представьте себе, что было бы, если бы так же отнеслись и к материалам агентурно-оперативной деятельности...
Я всегда говорил и скажу еще раз, что сохранение секретности этих дел, вывоз их за пределы страны – все это в интересах психического и физического здоровья эстонского народа. Пусть они, эти материалы, остаются там, где сейчас лежат. И пусть о них забудут. Тем же, кто беспокоится, пожелаю спокойных снов.
— Но спокойных снов нет, увы, у многих ваших сотрудников...
– Да, и положение некоторых из них особенно тревожит. Я считал и считаю своей обязанностью, своим моральным долгом помогать им всем, чем могу.
Ведь нынешнее ограничение прав у бывших сотрудников КГБ – это вопрос, по существу, коллективной ответственности. Человека наказывают лишением прав не за конкретную вину, а только лишь за принадлежность к определенной организации.
— А коллективная вина не признается международными нормами..
– Конечно. Тем более что история не раз показывала пагубные, трагические последствия применения этого понятия на практике. Гитлер уничтожал евреев только за то, что они евреи. А вспомните, как расправлялись с кулаками в СССР в конце 20-х годов... Сколько ни в чем не повинных людей тогда пострадало. Неужели эти уроки ничему не научили?
— А вы сами ни о чем не жалеете? Как вы считаете, жизнь удалась?
– Ну, подводить итоги еще рано. Но, скажем, минут за пять до того, как прозвонят последние колокола, я вам позвоню и скажу, удалась ли жизнь или нет.
Но если говорить серьезно, то виноватым себя ни в чем не считаю. Законов я не нарушал. Быть может, кто-то хочет искупить кажущуюся им вину тех времен за наш счет? На нас ведь легче указать пальцем... Но это опять-таки вопрос коллективной вины, о которой мы уже говорили.
Еще раз скажу, что обязательства, взятые на себя, надо выполнять. Это не выход – закрыть глаза на документы, которые были подписаны в 91-м году, те самые документы, в которых говорилось о социальной защите бывших офицеров КГБ и членов их семей.
Я убежден, что эстонские власти того времени поступили мудро, политически правильно, осмотрительно, проведя переговоры так, как они были проведены. Ведь нельзя же забывать, говоря о КГБ, что это была военная, вооруженная организация. К тому же, здесь были и советские войска. Словом, иной подход, иное поведение в те времена, иное решение проблемы могло бы оказаться пагубным для эстонского народа. Считаю, что и эстонской, и российской сторонами был проявлен в то непростое время политический разум. И какие-либо упреки делать кому-то неуместно. Надо только выполнить достигнутые тогда договоренности.
— Я слышала, что вам были сделаны тогда, в 91-м году, блестящие предложения по поводу работы. Вас приглашали на высокие должности в Москве. Но вы не уехали...
– Да, предложения были. Но я не мог уехать, если люди, которыми я руководил, оставались тут. Я решил остаться с ними...
