И будет прав, кто не слукавит…

9 октября писателю Григорию Скульскому исполнилось бы 90 лет.

Однажды соседка попросила дать ей почитать какую-нибудь книжку, что-нибудь такое душевное, жизненное. Я растерялась: женской литературы у меня в те времена отродясь не водилось. Подведя ее к книжным полкам, предложила взять все, что понравится. Она пробежала взглядом по строгим многотомникам - Шекспир, Гюго, Золя, Библиотека всемирной литературы – и настойчиво повторила: «Нет, мне бы про жизнь. А у вас есть писатель Скульский?» - «Конечно, есть. Но он все больше про войну пишет, а вы просили про жизнь». – «А война разве не жизнь?» - удивленно вскинула она брови.

Книги писателя Скульского, как и другие, лично подаренные авторами, стояли особняком. Взяв с полки первый том недавно вышедшего двухтомника, соседка, вполне довольная полученным чтением, ушла к себе. При встрече я тактично сказала Григорию Михайловичу: «Нет, вы только подумайте, хочет читать только вас! А ведь совсем молодая женщина!». Тут же почувствовала, что ляпнула не то, и бросилась спасать ситуацию: «Я в том смысле, что военная тематика сегодня многим уже не так близка, как раньше, что соседка моя в том возрасте, когда больше любят читать про любовь…» И, окончательно запутавшись, махнула рукой. Григорий Михайлович улыбнулся: «А молодые женщины чувствуют, что я к ним неравнодушен, и отвечают мне взаимностью».

Отчего-то именно эта, казалось бы, ничего не значащая история резко впечаталась в память, хотя с тех пор прошло ровно двадцать лет (двухтомник писателя Г. Скульского вышел в свет в 1982 году), хотя с Григорием Михайловичем по самым разным поводам (да и без них, просто потому, что бывала у Скульских в доме и сейчас продолжаю бывать) встречались довольно часто. Так уж жизненным порядком заведено, что ответы на многие вопросы получаешь, когда вроде и неоткуда ждать ответа.

Писатель Григорий Скульский пришел в литературу из войны и оттуда привел к нам своих героев. Может показаться, что они живут исключительно своим военным прошлым. Но это только на первый, поверхностный и не очень проницательный взгляд. На самом деле это живые люди, которые, зная тонкости бытия, достойно преодолевают пласты вязкого быта и отнюдь не стремятся отгородиться воспоминаниями от суетной реальности. Другое дело, что он не очень хорошо умеет играть по новым жизненным правилам, и вообще, не стремится играть, этот опаленный войной человек, который проходит сквозь все творчество Скульского. Но то, что живет он в полном внутреннем согласии с собой, со своими внутренними убеждениями, то, что с известной долей юмора оценивает происходящее вокруг и при этом превыше всего ставит силу дружбы и братства, позволяет ему не только сохранять трезвость суждений в непривычных ситуациях, но ощущать свою принадлежность к новому миру.

Вне всяких сомнений, историки литературы еще не раз вернутся к творчеству писателя Григория Скульского, осмыслив его литературный опыт применительно к новейшим временам и трагическим катаклизмам, из которых человечество снова и снова будет выносить опыт взаимодействия любви, ненависти и дороги к себе.

А те, кто лично знал Григория Михайловича, будут хранить в памяти его мягкую, интеллигентную манеру вести светскую беседу и тонкие ироничные замечания, которые всегда придавали этой беседе пряный аромат вполне житейской драматургии. И еще будут помнить его стихотворные строки, которыми заканчивается рассказ «Вечером на чужбине»:

И будет прав, кто не слукавит,
Кто на земле, в грязи, в крови,
Хоть строчку вечную оставит,
Хоть зернышко своей любви.

Элла АГРАНОВСКАЯ