«Можно поставить за всю жизнь всего пять спектаклей»

Это интервью обозреватель «Коммерсанта» Роман ДОЛЖАНСКИЙ опубликовал накануне первого показа спектакля таллиннского Городского театра «Отцы и дети» в Москве. Этим спектаклем закончился выездной «Балтийский дом», который на этот раз прошел в Москве, поскольку в Санкт-Петербурге проходил фестиваль Союза театров Европы (наша газета рассказывала об этих событиях подробно).

Спектакль «Отцы и дети» Роман Должанский смотрел на сцене Городского театра этой осенью во время нашего фестиваля «Драма-2003», членом жюри которого он являлся, и его мнение совпало с мнением остальных членов жюри, отдавших постановке почти все премии. Обоснование премии режиссеру жюри сформулировало так: «Адольфу Шапиро - просто».

- Это вы предложили ставить Тургенева?

- Мы сидели с Эльмо Нюганеном, руководителем Городского театра, как раз в театральном дворике. Он сказал, что хотел бы русскую классику. Я на секунду задумался и вдруг сказал: «Ну, «Отцы и дети». Только попросил его подождать, пока доеду до Москвы и перечитаю роман. Перечитал и понял, что не ошибся. Я очень часто ставлю то, что произвело на меня впечатление в юности - может быть, неосознанное. «Отцов и детей» нам как-то неправильно втолковывали при советской власти, какая-то ерунда про конфликт поколений. Между тем это ведь роман о том, как человек хотел поставить идею выше жизни, а жизнь оказалась выше него.

- В вашем спектакле явственна тема выбора между идейным одиночеством и обывательским счастьем. Понятно, что решения нет. Как вы относитесь к таким людям, как Базаров?

- Для талантливого человека естественно прийти в жизнь, как Базаров. Вопрос в том, насколько велик талант. Кто такой Мейерхольд с его текстами по поводу Станиславского в начале века? Это и есть Базаров. Ниспровергатель. А понимание истинного объема жизни приходит со временем. Вообще, все зависит от продолжения. Людей, наделенных талантом противостояния устоявшемуся, я уважаю. Потом возникает либо боязнь, либо сочувствие к ним - это зависит от развития личности, от того, какая энергия возьмет верх. А об усредненном нет смысла говорить.

- Когда смотришь спектакль Городского театра, кажется, что в маленькой Эстонии самая высокая в мире плотность хороших актеров на душу населения. У вас есть какое-то объяснение этому феномену?

- У них, кажется, еще и самое большое количество посещений театра на душу населения. Еще в советские времена, по данным ЮНЕСКО, Латвия и Эстония делили первое место в мире по этому показателю. Вообще, энергетические центры развития театральных профессий складываются странно. В Прибалтике самая сильная школа сценографии - в Латвии, режиссуры - в Литве, актерская - в Эстонии. А заслуга в создании эстонской актерской школы принадлежит одному человеку - Вольдемару Пансо, который создал кафедру актерского мастерства. Он скрестил три начала: народные, языческие истоки пратеатра, здоровые, сочные, плюс традиции европейского, вернее немецкого, театра, который он хорошо знал, и плюс знание русского психологического театра, он ведь был учеником Кнебель. И этот чудесный сплав теперь плодоносит. У эстонских актеров есть вкус к подробностям, к фиксации жизненного момента, но при этом нет проблемы снятия наигрыша. Они стыдятся быть эффектными без повода. Это феномен не только актерской школы, но и национального характера.

- Вам все-таки лучше знакома латышская школа. Они сильно отличаются друг от друга?

- Мы иногда о Прибалтике говорим, как несведущие люди о Латинской Америке: Венесуэла, Перу, Эквадор - все одно. Они действительно сильно разнятся. В Латвии правильнее говорить не о школе, а о традиции, о манере игры. Их традиция больше тяготеет к внешней эффектности. Когда речь идет о таких крупных актерах, как Вия Артмане или Эльза Радзиня, это производит сильное впечатление. А в общей массе - нет.

- Вы время от времени работаете в Эстонии, и каждый из поставленных вами там спектаклей становится серьезным событием. Там какая-то особая атмосфера работы?

- Кто-то из великих режиссеров сказал, что можно поставить за всю жизнь всего пять или шесть спектаклей, потому что очень многое должно просто сойтись, совпасть. Эстонцы - гордые люди, они живут с достоинством. Достойно жили при коммунистах, достойно встретили капитализм. Это видно по Таллинну: у них нет желания моментально сделать все, как на Бродвее, или чтобы город выглядел, как Лас-Вегас. В пространстве жизни они располагаются как-то очень несуетно.

- Вы тридцать лет руководили знаменитым Рижским театром юного зрителя. После его закрытия уже десять лет живете в Москве и ставите в разных театрах. То есть в силу обстоятельств вы испробовали обе модели профессиональной жизни - создатель театра-дома и блуждающий фрилансер. В свете актуальных ныне дискуссий о судьбе репертуарного театра какая из моделей вам кажется более комфортной?

- Разумеется, я отвечу вам, что в каждом из этих способов есть плюсы и минусы. Но мне лично ничто не может заменить своего театра. Дело не в комфортности моего существования, а в последовательности разработки с группой людей определенных задач. В основе развития лежит лабораторная работа, и она может идти только с постоянной группой людей. Театр развивается только в доме. Дело в том, что способ игры невозможно утверждать на одном спектакле.

- Но ведь количество маразма в репертуарных театрах тоже подчас зашкаливает за все границы...

- Безусловно. И иногда это просто чудовищно, сплошная демагогия для оправдания художественной несостоятельности. Потому что ничего нет уродливее искусственной семьи. В такой семье самое большое событие репетиции - что явились все актеры, что удалось всех собрать в одно время в одном месте. Театру, о котором я говорю, надо отдать жизнь, ему надо посвятить себя целиком. А сейчас у всех деньги в другом банке. Заниматься коммерческим театром или развлекательным театром совсем неплохо, бывают же высокие образцы этого театра. Надо просто отдавать себе отчет в своих действиях. Решите для себя наконец, чем именно вы занимаетесь! Потому что это решение определит и образ жизни, и этику профессиональных отношений, и внутреннюю гармонию. Личностью можно быть и в развлекательном театре. Личность ведь и рождается при определении жизненной позиции.