Третьяк — хоккейный Гагарин

Игорь САВЕЛЬЕВ

В понедельник в Таллинн по приглашению футбольного клуба «Левадия» и Олимпийского комитета Эстонии прибыл легендарный хоккейный вратарь Владислав Третьяк. Трехкратный олимпийский чемпион выступил в роли патрона благотворительной акции во время футбольного матча.

Сразу из аэропорта трехкратный олимпийский чемпион приехал на пресс-конференцию, которая началась спонтанно прямо при входе в конференц-зал, – знаменитый спортсмен оказался удивительно общительным для эстонской прессы собеседником, не стесняясь делать акцент на слове «я». Имя Владислава Третьяка давно стало легендой в мире спорта, и сделал это имя он сам.

Полуфабрикат у Тарасова

В ЦСКА Владислав Третьяк пришел в 11 лет, но уже в 15 лет попал в юниорскую сборную СССР. Именно там его и заметил великий хоккейный тренер Анатолий Тарасов. Ему порекомендовали пацана, который подавал надежды.

— На первой встрече Тарасов, приглашая меня в главную команду ЦСКА, сказал слова, которые я запомнил на всю жизнь: «Ну что, полуфабрикат, будем работать. Выживешь – будешь великим, не выживешь, извини». Он был очень жесткий тренер, с Тихоновым не сравнить. Так в 17 лет я оказался первым вратарем в ЦСКА и вторым в сборной СССР. Первый вратарь сборной Виктор Коноваленко годился мне в отцы. Ему было 34. В те годы на меня легла огромная нагрузка. Я играл в клубе, в первой сборной и в молодежной сборной, где были ребята на два-три года старше меня. Но Тарасов в меня поверил, а ветераны оберегали. Вратаря в хоккее всегда принято защищать, тем более, я был тогда еще молодой. Если бы я был нападающим, то тогда бы пришлось сложнее, во мне видели бы конкурента на чье-то место, а так все сложилось как нельзя лучше.

— Вы поиграли с тремя разными поколениями легендарных хоккеистов — от Фирсова и Рагулина до Фетисова и Макарова. Как складывались ваши отношения с ними?

— Рагулин, Кузькин для меня самого были в те времена кумиры, звезды. Они относились ко мне по-отечески, помогали встать на ноги, а на льду в обиду никогда не давали. Но тогда игроки не имели большого авторитета, и все решал тренер. Как Тарасов скажет, так и будет. Позже Михайлов и Петров стали лидерами команды, и когда тренером ЦСКА стал Константин Локтев, они сами уже входили в тренерский совет и могли влиять на обстановку в команде. Харламов был попроще, он больше общался с «народом». Поколение Фетисова, Макарова, Крутова было еще более демократичным. С каждым поколением уровень образованности хоккеистов рос, от этого и менялись отношения в команде, от этого и возникали конфликты с тренерами.

Четвертая Олимпиада – не стимул

— У вас тоже был конфликт с Тихоновым после Олимпиады 1984 года?

— Нет, у меня конфликта с ним не было. Просто он не хотел меня отпускать в Канаду и делать мне уступки в тренировочном процессе. К тому времени я провел 15 сезонов в большом хоккее. По советской системе игроки по 9 месяцев в году находились на сборах или в разъездах – без семьи, без личного времени. Это очень тяжело, и я попросил дать мне возможность больше времени проводить дома и готовиться самостоятельно. Тихонов был против. Я его не осуждаю и могу понять. Если тренер будет кого-то держать на сборах, а кому-то создавать льготный режим, команда развалится.

— После этого вы приняли решение в 32 года закончить карьеру?

— В общем-то да. К тому времени я трижды выигрывал Олимпиады, 10 раз чемпионаты мира и 13 раз Кубки Европы. Остаться еще на один или два сезона — не стимул: какая разница — 11 раз ты выиграл чемпионат мира или 12. Я хотел сменить обстановку, и если бы не было возможности выступать в ЦСКА по индивидуальному плану, то готов был уехать играть в Канаду. Тем более, что я был задрафтован в НХЛ и «Монреаль Канадиенс» предлагал мне такой же контракт, как у Уэйна Гретцки, – самого высокооплачиваемого игрока. У меня были силы, и я мог еще лет пять поиграть в НХЛ на высоком уровне.

— Вас не отпустили в Канаду, потому что вы были военнослужащим?

— Не совсем. Просто тренер Тихонов не хотел меня отпускать и мог повлиять на ситуацию благодаря воинскому званию. В то время никто не уезжал из СССР в Канаду. Это уже позже Фетисов, Макаров, Ларионов стали стремиться в НХЛ, и из-за этого у них возникли конфликты с ЦСКА и Тихоновым.

— После хоккейной карьеры вы остались работать в ЦСКА?

— Я был начальником спортивного клуба ЦСКА, и в моем подчинении оказались сам Тихонов, а также другие великие тренеры армейского клуба — Гомельский, Морозов, Садырин. ЦСКА во всех видах спорта тогда доминировал, только футболисты подводили. Дослужился до полковника, но потом пришлось уйти из армии. В Канаде, когда меня первым из европейцев включили в «Зал хоккейной славы», тренер «Чикаго Блэк Хоукс» Майк Кинен сделал предложение стать тренером вратарей. Узнав об этом, министр обороны Язов вызвал меня на ковер и дал понять, что никуда меня не отпустят. Произошел конфликт, и на некоторое время, пока оставался в армии, я стал невыездным.

Гашек, Белфур или Бродо?

— В «Чикаго» никто не верил, что я приму предложение, поэтому это стало большим сюрпризом. Считалось, что я советский человек, настоящий полковник. Когда приехал в клуб, мне сказали – вот семь вратарей, и мы не знаем, кто же из них лучший, выбирай и работай. Все они уже были готовыми хоккеистами, и мне приходилось только отрабатывать их ошибки и недочеты. Когда я начал работать, то остановил свой выбор на Эде Белфуре. Именно он стал первым моим учеником в НХЛ. В «Чикаго» он много тренировался, но ему не везло. И тогда я сказал, что надо что-то менять, и посоветовал ему сменить номер. Когда же он перешел в «Даллас Старз», то взял мой 20-й номер и сразу выиграл Кубок Стэнли. В честь этой победы он заказал два золотых перстня, один из которых подарил мне.

— Тогда же в «Чикаго» был и Доменик Гашек...

— Да. Мне все говорят, что «Третьяк не заменил талант Гашека». В то время, в начале 90-х, Гашек уступал Белфуру, который дважды признавался лучшим голкипером НХЛ. Сам Гашек, видя, что уступает, хотел уехать в «Кельн», где ему предлагали хороший контракт, и попросил меня сказать тренеру, что он, мол, не очень хорош, тем более, что в двух просмотровых матчах он пропустил 12 шайб. Когда же Кинен узнал об этом, он обменял Гашека в «Баффало», где чех получил возможность играть.

— Кто еще из вратарей НХЛ считает себя вашим учеником?

— Мартин Бродо из «Нью-Джерси». Именно поэтому в финале Кубка Стэнли 2003 я болел за его команду. Он выиграл, и я рад за него. Он занимался у меня в школе, которую я открыл в Монреале, с 11 лет. Его отец был великим вратарем, и когда он привел сына ко мне, я даже засомневался, что смогу научить его игре лучше, чем отец, но, как видим, все получилось. В этой же монреальской школе занимался и Жозе Теодор из «Монреаль Канадиенс». Кроме того, в «Чикаго» я работал с Джеффом Хэккетом и Жоселином Тибо. Мой контракт с этим клубом заканчивается через два года.

Все хотят забить Третьяку

— Вы очень редко играли в командах ветеранов?

— Один раз я играл в Канаде на матче «Всех звезд» в начале 90-х, но этого мне хватило на всю жизнь. Мне сказали, что будет встреча ветеранов минут на 20 и пообещали хороший гонорар, но когда я вышел на лед, то увидел, что против нас будут играть молодые парни. Три периода они издевались надо мной – каждый старался забить. В конце матча я почувствовал себя физически плохо, как боксер в нокауте, а когда судья сказал, что ничьей (4:4) быть не может и надо играть дополнительное время, уже не выдержал и пропустил пятый гол. С тех пор я не играю ни с ветеранами, ни с друзьми. Все хотят забить Третьяку, а я не люблю проигрывать.

— Создается впечатление, что в Канаде вас ценят больше, нежели в России?

— Канада – родина хоккея, и здесь все о нем все знают. После суперсерии 72-го года я стал для них героем. Уже в 1981 году на Кубке Канады все газеты писали, если Третьяк в форме, то нам будет выиграть трудно. Они считали, что я был лидером команды, а на самом деле у нас была сильна вся команда.

— Канадские нападающие вас не любили?

— Для меня было большим удовольствием играть против них. Я хотел доказать, что мы лучше. Приятно было выиграть в Монреале или Виннипеге, где на игру приходило 20 000 зрителей.

— Какой матч для вас стал самым помятным в карьере?

— Первый — против канадских профессионалов в той же серии 1972 года. Любители обыграли профи – 7:3. Это была настоящая революция в мировом спорте, как Гагарин в космосе!

— Ваш сын не стал хоккеистом?

— У него не получилось. Зато я сейчас поеду в Америку готовить своего внука. Максим Третьяк хочет стать вратарем, как дедушка. Однажды он меня спросил: «Дед, а у тебя все зубы свои?». Я говорю: «Да, потому что я вратарем был и играл всегда в маске». – «Тогда я тоже вратарем буду». Сейчас он занимается вместе с другими в хоккейной школе.

— В Эстонии вы прежде никогда не были?

— Весь мир обколесил, а в Эстонию приехал впервые. Так уж сложилось. Даже в советские времена никогда здесь не бывал, поэтому с удовольствием принял приглашение «Левадии» и Олимпийского комитета Эстонии. К счастью, все совпало – у меня оказалось несколько свободных дней, да и по роду своей деятельности посещать благотворительные акции – моя прямая обязанность. Сейчас я являюсь членом комиссии при президенте России «Здоровье нации» и президентом Фонда Третьяка, который занимается организацией детских хоккейных турниров, а проблемы по охране здоровья детей во всем мире одинаковые – что для России, что для Америки, что для Эстонии. Главная задача – оторвать детей от улицы и приобщить их к спортивному образу жизни.

— Вы знакомы с эстонским хоккеем?

— Помню только Тийта Ламбина. Был у нас в ЦСКА такой защитник – высокий, белокурый...

В Таллинне Владислав Третьяк пробудет два дня. Помимо посещения футбольного матча, у него запланированы встречи с руководством Олимпийского комитета Эстонии, Хоккейного союза и посещение хоккейных площадок. В понедельник он уже поучаствовал в открытии нового дома Олимпийского комитета Эстонии и стал на этом мероприятии главным и желанным гостем. С годами притягательность великого спортсмена не стала меньше. В этом и заключается смысл слов «живая легенда», которой во всем мире считается Владислав Третьяк.