Дама с собачками

Николай ХРУСТАЛЕВ

В летней столице, где мы разговаривали с актрисой Русского театра Еленой Тарасенко, накрапывал дождик. Мы сидели на террасе театрального кафе. До начала спектакля «Идиот», с которым Русский театр приехал в этот недавний августовский день в Пярну, оставалось немного времени, и первое, о чем мы заговорили, как раз и был дождь.

Шкатулка с замочком

- Я дождь люблю. Может, потому что рак по гороскопу. Правда, в тихой заводи.

- А какой-то особый дождь в своей жизни помнишь?

- Один такой был. Второй курс, от нас уходят наши любимые педагоги Юрий Иванович Еремин и Борис Гранатов. Мы провожаем Гранатова в Москву, и на перроне жуткий ливень. Вообще считается, что уезжать в дождь хорошо. Я и сама так часто уезжала.

- Потом везло?

- Особенно не замечала, да и не задумывалась об этом. Но, наверное, в чем-то везло: уехать из Благовещенска, а это так далеко. Добиться, чего хотела, практически без поддержки, одним собственным желанием и старанием. Между двумя поступлениями в театральное училище приехала к тетке в Нарва-Йыесуу, а там - море холодное, не войти, вода ледяная. А когда меня ждет что-то трудное, всегда загадываю: сейчас что-то преодолею - значит, и потом получится. Полчаса стою в холодном море и никак не могу войти. Наконец, говорю: не окунусь сейчас - никогда не поступлю. У-ух в воду - и поступила.

- Но с первого раза поступить в артистки тебе же не удалось...

- Я хотела поступать уже после восьмого класса, но тогда меня отговорили. День рождения, собрались родные, и все одно и то же: ну куда ты, такая тихая, спокойная девочка, вся сама в себе, шкатулочка с замочком. Отговорили. Пошла я в девятый класс и поняла, что зря тогда послушалась, училась шаляй-валяй, прогуливала. Еле дождалась конца учебного года и поехала в Новосибирск поступать. Сколько дней там пробыла - все проревела, никогда же еще так далеко от дома не уезжала. Конечно, провалилась, хотя мне там и сказали: вот окончите десятый класс, приезжайте, примем. Естественно, я поверила, я всегда верила взрослым безоговорочно, лет до 30... Вернулась домой и продолжала реветь. Романтично так рыдала, сидя в своей комнате на подоконнике. Потом после десятого класса работала на почте, принимала телеграммы с домашних телефонов и, когда требовалось, развозила их. А теграммы всякие бывают, и особенно меня угнетали с печальными известиями. Везешь такую, готовишься, что же сказать. Однажды приезжаю, стучусь - никто не отвечает. А в телеграмме про смерть мамы. Захожу, в комнате ремонт, стоит стол, а на нем тетка что-то с потолком делает. Но я же понимаю, что нельзя вот так сразу, подготовить надо. Вот, говорю, тут такое дело, телеграмма вам. Да-да, отвечает, читайте. Так это же вам. Читайте-читайте... И я дрогнувшим голосом читаю. Каково же было мое удивление, когда тетенька, даже со стола не слезши, сказала: ну, хорошо, положите, спасибо.

Любимая тема

- Мы вспомнили о Юрии Еремине, он и учил тебя, и «Идиота», в котором тебе сейчас играть, поставил...

- Юрий Иванович - любимая тема. Начнем с того, что он для нас на курсе был кумиром. Не отец родной, как принято в таких случаях говорить, хотя иначе как «дети мои», нас не называл, а кумиром. Он никогда нас не отчитывал, никогда не ставил в вину, что такие-сякие, этого не знаете, того не можете, не понимаете. Никогда не ставил нас в дурацкое положение, хотя сам при этом поражал эрудицией, имена и сведения разные из него прямо сыпались. Он не умел и не знал, что это такое - кого-то унизить. Его от нас забрали через два года, но он столько нам дал, что до сих пор помнится с великой благодарностью.

- Через несколько лет Еремин приехал в Таллинн на постановку. Как прошла ваша встреча?

- Боже, я так боялась. Он приехал ставить «Ангел полетел» Сологуба, и, с одной стороны, я переживала, что он меня не возьмет, а с другой - что возьмет. И если возьмет, будет так страшно опозориться. Слава Богу, взял, и на первой читке, когда говорили о персонажах, неожиданно говорит: «Лена, а тут я не знаю, как играть». Вот те здрасьте, думаю, а мне-то что делать? А потом продолжил: «Возьметесь - ваша счастье, не возьметесь - ничем помочь не смогу». Потом-то я поняла: разложить по полочкам - он мне разложил, но взять роль эмоционально, энергетически - тут только сам актер может. Кажется, получилось.

- Мне очень нравится твоя Марья Антоновна в финале «Ревизора»: примостившаяся на полу где-то в уголке сцены, оставшаяся ни с чем.

- Так ведь каждой девушке счастья хочется... Вообще-то по-женски и по-человечески я не очень понимаю, как можно было влюбиться в такого. Может, Хлестаков показался ей не таким, как все вокруг, как тут еще оправдать? Но все успокоится потом, наверное, выйдет она за какого-нибудь Землянику или Тяпкина-Ляпкина, счастья не получится, но замуж-то надо. Хотя другого Хлестакова уже не будет никогда.

- Ты свои роли на счастливые и несчастливые делишь?

- Нет. Играть люблю все. Бывает, что не сразу даются, но я, когда репетирую, никогда не халтурю, не умею халтурить, работаю по-честному. Это можно про всех артистов сказать, к тому же халтурить на репетиции не в их же интересах. Другой вопрос, что результат может быть разным. Но в том же «Ревизоре» репетировалось очень тяжело, я не всегда понимала, чего от меня хотят, боялась, что потом на спектакль, как на каторгу ходить буду, а сейчас мне очень нравится его играть. Для меня дорого стоит труд, что в него вложила. Особенно финал, где практически молчу, но на сцене существовать без слов так не просто.

Настасья Филипповна

- Когда находишь в распределении свое имя, никогда не думаешь: почему эта роль, как бы я вот эту, другую, сыграла?

- Вообще-то бывает. В принципе про каждую женскую роль, хорошую имею в виду, любая актриса может сказать: это мое. Уверена, что половина женской труппы театра про Настасью Филипповну подумала: эх, я бы... Или как жаль, что еще не пришло мое время, или уже ушло. Но Достоевский написал конкретный характер с конкретными поступками и проявлениями, и, естественно, есть определенное актерское амплуа для этой роли. Но каждая актриса при этом может сказать: я понимаю это, я знаю, как тут надо играть. И мне кажется, что ту или другую роль сыграла бы. А нет - так нет, я, как правило, не плачу, если роль не досталась. В «Идиоте» мне сначала казалось, что придется играть в свите короля, но у Юрия Ивановича удивительный дар: из огромного романа он собрал по крупицам материал для каждого артиста. И получилось, что ты работаешь и на главных персонажей, но при этом и самому есть что играть.

- Мы пока все о твоих глубокомысленных ролях говорим, но есть ведь и другие, не слишком серьезные как бы...

- Когда я училась в театральном училище, меня тянули на голубую, лирическую героиню. А мне их играть всегда скучно было, ненавидела это и всячески избегала. В итоге на дипломе играла три роли, из которых голубою была только одна. Лирических героинь, по-моему, играть скучно, мое - роли характерные, теперь уже знаю, что там надо делать. Сколько я уже в театре? Лет 20, пора уж приобрести уверенность в том, что делаешь. Но через те же 20 лет уже и для души хочется сыграть что-то, про женщину.

- Интересно, что бы это такое ты хотела сыграть про женщину?

- Знаешь, меня всегда умиляет, когда у артистов спрашивают, какую роль хотели бы сыграть, какая мимо вас прошла? У меня никогда такого не было, никогда ничего не мечтала сыграть. Не потому, что ничего не хочу, но бесполезно чего-то желать. Пусть будет то, что есть, и если сейчас играю это, значит, тут у меня лучше получается. И ничего - и Чехова играла, и Достоевского, и Сологуба. Но самое интересное, что с моим русопятым лицом меня все в зарубежном материале занимают, художница Наташа Осипова на горинском «Кине» вздыхала: как мне твою русскость закрыть? При этом русского играла мало, все французское. И в современных русских пьесах почти не играла, на память приходят только «Чапаев» и «Баловни судьбы». Зато была русская классика, это мне интересно.

- В своем театре любишь ходить на спектакли зрителем?

- Всегда смотрю, премьер никогда не пропускаю, а если такое и случается очень редко, то причины всегда уважительные. Мне всегда интересно смотреть, что делают коллеги. Никогда не понимаю тех, кому это неинтересно. А уж если Фоменко спектакль привезет... Вообще, я люблю смотреть хорошие спектакли, восхищаться хорошей игрой, плохие спектакли меня удручают. Хотя посмотришь такой и думаешь: я могу лучше, начинаешь гордо смотреть по сторонам. Но все равно плохое кино и плохой театр огорчают. Так что хожу избирательно, чтобы не разочаровываться. Зато хороший посмотришь - такой заряд получаешь. Тут же самой на сцену хочется.

- Ты театр от жизни отделяешь?

- На сто процентов. Театр - это профессия, работа, а жизнь - это жизнь. Когда актер говорит, что приносит на площадку свои личные переживания, всегда думаю, откуда у тебя на сцене есть еще время вспоминать, что там с тобой было? Рядом партнер, с ним надо разбираться, с отношениями, с любовью, ненавистью. Более того, если у меня по жизни отношения с партнером сложные, я его все равно начинаю любить, без этого ничего не получится. Так что жизнь и театр такие разные вещи, и путать их, мне кажется, совсем не стоит. Хотя у каждого своя кухня, но я в этом смысле реалист.

- Не жалеешь, что могла бы стать в новых временах бизнес-леди?

- С моей расторопностью я бы в любых временах вряд ли бы стала бизнес-леди или богатой дамой. И потом, я не понимаю, какие они, пыталась было наблюдать, только то и поняла, что одни ухоженные, а другие только тем и заняты, что пашут и пашут. К тому же я в другой профессии себя не представляю. Спасибо мне самой и маме, которая никоим образом не препятствовала моему выбору, у тебя, говорила, упрямый характер, все равно не переубедить. Так что за свой выбор мне и винить некого. Кстати, почему ты у меня не спросишь, сколько у меня собачек?

- Я и так знаю, что две.

- Но ты же не знаешь, что хочу третью. Потому что одна - это дама с собачкой, две - непонятно кто, а три - уже сумасшедшая. Я когда смотрю на кого-то с тремя собачками, сразу понимаю - не от мира сего...