Уголовный подростковый кодекс

Старший инспектор группы по работе с детьми Кесклиннаского отдела Таллиннской префектуры полиции Игорь ЛИТОВЧЕНКО признан лучшим молодежным полицейским 2002 года. С ним беседует наш корреспондент Любовь СЕМЕНОВА.

— Вам, сотрудникам молодежной полиции, как никому другому известны все подростковые и детские проблемы. Поэтому вопрос задам такой. Часто приходится слышать: «А вот мы в свое время... Не то что вы сейчас...», и, в основном, это касается детей и подростков. Как, по-вашему, нынешние дети хуже детей поколения, к примеру, 90-х годов?

— Не хуже. Они такие, какими мы их видим, потому что дети – это отражение нашего общества, а значит, в них мы видим, прежде всего, самих себя, со своими представлениями о жизни вообще и морали и нравственности в частности. На детях особенно сказалось социальное расслоение, начавшееся в период после восстановления независимости. Именно в это время они особенно остро почувствовали, что родителям, занятым добыванием денег, не до них, так как взрослые в лучшем случае считают, что если они детей обеспечивают материально, то на этом их долг выполнен. Им некогда заниматься детьми, потому что в основном они с утра до вечера на работе.

В худшем случае родители не нашли себя в новых условиях и, опустившись, тоже оставили детей без внимания. Ну, а оставшихся без внимания детей привечает улица, откуда все и начинается: и воровство, и наркотики.

Отличие нынешних детей от их ровесников тех лет в том, что сейчас преступления совершают все более юные. И это опасная тенденция.

— Самый младший в вашей практике правонарушитель (все же не хочется называть ребенка преступником)?

— Самому младшему из всех моих подопечных было 6 лет. Он попался на краже, причем совершал кражи неоднократно. Но это, скорее, исключение. А вот 8-9-летние дети уже активно используют преимущества своего юного возраста. Один из таких детей (сейчас ему 12 лет), помнится, гордо заявлял, что сейчас он умеет только попрошайничать, а потом научится воровать, и когда будет уметь хорошо таскать кошельки, он будет жить замечательно и превосходно.

Если раньше наш постоянный контингент был в возрасте 13-14 лет, то сейчас эта возрастная планка опустилась до 10 лет, а это уже ученики начальных классов.

— Знаю, что в ваши служебные обязанности входит, в первую очередь, профилактическая работа с детьми. Поэтому как вы объясняете 10-13-летнему ребенку, что вот так поступать хорошо, а так — плохо?

— Объяснить трудно. Потому что 13-летний подросток — это уже в принципе взрослый человек со сложившимся мировоззрением. За редким исключением, это уже сформировавшаяся личность. Есть, конечно, свойственная детям инфантильность поведения, но ценностные установки у него уже имеются. Я разделяю ту точку зрения, что воспитание заканчивается где-то на уровне начальной школы. Потом можно только корректировать поведение.

Кроме того, в связи с новым законом, предусматривающим ответственность с 14 лет, против прежних 13 лет, хорошо просматривается, что подростки этого возраста оказались в законодательном вакууме. Они знают о своей безнаказанности, о том, что не подпадают под ответственность ни за курение, ни за наркотики, ни за кражи. Дети очень хорошо этот момент улавливают.

Они понимают, что и у комиссии по делам несовершеннолетних, хоть она и принимает на себя роль полиции, реальных методов воздействия как таковых нет. Потому что можно один раз вызвать нарушившего закон ребенка на комиссию, второй раз можно объявить ему выговор, но дальше беседы с психологом, психиатром дело не пойдет. А 13-летнему подростку подобные беседы не интересны, и сколько раз я слышал, как ребенок говорит: а мне скучно.

Опасность вот в чем. Если подросток, допустим, три раза попадется на краже, а наказания за это не последует никакого, он решит: а зачем работать, зачем с этой школой связываться, ходить туда, тратить время, слушать учителей, которые говорят какие-то глупости, когда можно получить все и сразу, и ему за это ничего не будет. Это взрослый человек способен понять, что существуют какие-то ценностные рамки, что вот это плохо, вот это хорошо. А дети... они все слушают, но ровно настолько, насколько ты с ними общаешься. Не приставишь же к каждому по социальному работнику, психологу или полицейскому.

Поэтому считаю, что перспективы таковы, что в будущем больше станет преступлений серьезных, потому что, повторяю, дети не чувствуют грани. Может быть, я утрирую, но они, скорее, воспринимают жизнь такой, как в компьютерных играх, когда тебе снесли голову, ты перезагрузился и начал играть опять. А ведь в жизни все совсем по-другому, но не всегда дети могут это осознать, потому что ценности размыты.

Как пример – два мальчика в Копли, которые забивали человека насмерть для того только, чтобы посмотреть, что с ним будет.

И еще. В жизни современных детей присутствуют наркотики, хотя они были и пять, и десять лет назад, просто общество старательно закрывало на это глаза. А наркотики — это полностью измененное мировосприятие, когда человек может с тобой совершенно нормально разговаривать, и тут же, буквально через пять минут, уже не присутствует. Здесь я опускаю руки, потому что считаю, что здесь делать что-то уже бесполезно. Это мой полицейский взгляд, со мной могут не соглашаться, но я так считаю.

Информация к размышлению. Во вторник, 21 октября, в Таллинне под машину попал пьяный подросток. По сообщению полиции, в 20.29 на Мяннику теэ пьяный 14-летний Вальдо-Кристьян перебегал дорогу перед стоящим автобусом и был сбит автомобилем «Мазда». В больнице пострадавшему диагностировали ушибы и переломы.

— Понимаю, что вы в своей работе привыкли ко многому. Но все-таки, есть ли что-то, что вы считаете особенно ужасным?

— Могу сказать, что психологически на меня давит, например, такая ситуация, встречающаяся в последнее время довольно часто. Бывает, что по решению комиссии 15-летний ребенок отправляется в спецшколу, приезжаешь к нему домой, а там ни электричества, ни воды нет, выходит «никакая» опухшая мама, у нее на руках полуторамесячный младенец, а возле ног еще пять или шесть детишек чуть постарше. Вот это самое страшное. Ты забираешь 15-летнего и уже почти уверен, что и за другими приедешь также рано или поздно.

Или беременная мама, наша бывшая подопечная, ранее судимая, у которой есть семилетний ребенок, который уже ненавидит полицию. Потому что его так воспитали, потому что родители его используют на кражах в магазинах: пока продавцы отвлекаются на ребенка, родители воруют. И ребенок очень хорошо понимает, что они делают и зачем он им нужен.

Мне периодически приходится бывать в школах с лекциями, это и есть профилактическая работа. И знаете, подростки иногда пытаются задать такую тему, как, например: «А ну и что, что он три месяца отсидел за кражу. Зато вы знаете, какая у него теперь машина?».

И что на это сказать?

— А какие-то способы, методы, пути решения проблемы вы сами видите?

— Вижу. Нужно открывать школы-интернаты, где могли бы учиться дети, которые не совершили преступления, но не могут ходить в школу из-за каких-то социальных проблем. Таких детей у нас сейчас достаточно много. Посудите сами: если родители всю ночь пили и скандалили друг с другом, выясняя отношения, разве утром ребенок из такой семьи придет в школу? Как и тот, которого элементарно не приучили мыться, и в школе его просто не принимают. Это был бы интернат для обездоленных детей, которые никому не нужны дома и у которых нет друзей. Именно интернат, а не режимная спецшкола, какие имеются у нас в Тапа, Пуйату или Каагвере.

Информация к размышлению. На впервые состоявшейся в Таллинне конференции о выполнении школьных обязанностей говорилось о том, что у 250 учеников столичных школ серьезные проблемы с посещаемостью. Госконтроль установил, что в 60 процентах случаев причина невыполнения детьми своих школьных обязанностей коренится в социальных условиях, в 11 процентах случаев – на фоне обусловленных школами факторов.

Из досье «МЭ»

Игорь Литовченко, 36 лет. Образование высшее педагогическое, окончил Таллиннский Пединститут по специальности учитель русского языка в национальной школе. По окончании института работал в школе, в декабре 1991 года пришел на работу в криминальную службу Кесклиннаского отдела Таллиннской префектуры полиции. С 1994 года, с первого дня, работает во вновь созданной молодежной полиции. В 1995 году окончил Таллиннскую школу полиции.