Реформы или эксперименты?

Мати Хинт пишет в журнале Elukiri, что Эстонию в наших пропагандистских клише называют вундеркиндом среди стран бывшего коммунистического режима, который смело проводит необходимые реформы в экономике, правовой системе, здравоохранении, образовании и т.д. А то, что иногда эти реформы болезненны с социальной стороны, так это неизбежная цена успеха.

Таково стандартное утверждение. Трудно сказать, насколько внутреннее обнищание является неоспоримой ценой внешнего успеха. Мати Хинт считает, что целью реформы должно быть приспособление системы к изменившимся условиям. А перед тем как проводить реформу, нужно провести основательный анализ, но его в Эстонии искать бесполезно. Поэтому Мати Хинт считает, что нужно говорить не о реформах, а об экспериментах.

«Преобразования, проведанные в Эстонии, часто не являются реформами, а опытами и экспериментами: посмотрим, что будет, а если нужно, проведем новую реформу, то есть опыт, и если нужно – то еще одну реформу». Это напоминает изменение изменения закона. Уже в уездных газетах Финляндии пишут, что Эстония является экспериментальной базой для проведения экономических и социальных экспериментов. Маленькая Эстония очень хорошо подходит для подобных экспериментов – здесь переустройство можно провести быстро, и результат будет сразу виден – что из этого получилось (или же какую политическую или экономическую выгоду получили заинтересованные группы).

Леннарт Мери часто сравнивал Эстонию с небольшим кораблем, который может намного быстрее сменить курс, чем океанский лайнер. В Эстонии можно успеть провести с десяток экспериментов за то время, пока какое-то большое государство только начнет к этому готовиться. Эстонские чиновники очень послушны, но и очень последовательно проводят свою линию. Если их удастся позитивно настроить в отношении проведения эксперимента, то эксперимент получится – будь то ID-kaart или требование иметь на кухне пять раковин. Саботажа бояться не стоит, потому что каждый, кто засомневается, будет обвинен в ностальгии по советским временам. Международные консультанты, МВФ и разные консалтинговые фирмы направляют эти игры с экспериментами и всячески стимулируют их. В общем, заключает Мати Хинт, из народа Эстонии сделали подопытных кроликов. Мол, посмотрим, как они выживут, если мы лишим их некоторых социальных гарантий, к которым кролики привыкли в советское время. Но можно сказать и иначе: мы даем вам совет, мы предпочитаем этот проект, потому что он соответствует свободной рыночной экономике, так – либерально, и у каждого есть индивидуальная ответственность и возможность проявить инициативу.

Политики, которые бредят о модели жизни в Скандинавии, превратили Эстонию в эдакий островок американизма в Европе, где презирают социальную демократию и заботу о человеке, свойственные Скандинавии. В Эстонии деньги стали превыше всего – даже в большей степени, чем в Америке. В Финляндии же, согласно результатам опросов, по-прежнему в высокой цене людская солидарность и профсоюзы. В Эстонии солидарность считают чем-то социалистическим, а профсоюзы – и вовсе школой коммунизма.

Эстонию толкают к американской модели экономики и жизни, но в бедном государстве это приведет к созданию банановой республики. В банановой республике никакой Nokia не будет. Наша Nokia – это смехотворная ID-kaart и напористость в попытке дать приватизировать железную дорогу международным жуликам. Но и в случае таких безумных афер найдутся высокие покровители, которые берут под свое крыло аферистов, а тех, кто сомневается, обвиняют пособниками восточного врага.

Такое бывает в банановых республиках. Например, какой самый явный результат реформы здравоохранения в Эстонии? То, что огромную часть финансовых ресурсов эстонского здравоохранения получили международные фармацевтические концерны, которые диктуют условия купли-продажи. Закупка лекарств по невыгодным ценам составляет значительную часть и так уже опасного дефицита баланса товарообмена Эстонии. К здравоохранению относятся, как к обычному бизнесу. Пациент, у которого мало денег, – эдакий надоедливый клиент, как покупатель в советское время, а врач – продавец и обслуживающий персонал, который сотрудничает с разработчиками недвижимости, с сетью аптек, с другими врачами и с похоронным бюро. Постоянные реформы в сфере образования привели к неразберихе, разрастанию бюрократии и проведению в жизнь идей «главных специалистов» из министерства. А кроме этого – к инфляции научных степеней. Гимназию можно окончить, не умея сказать и трех предложений об Эдуарде Вильде.

На процесс образования также смотрят, как на бизнес – школы и вузы оказывают услуги по образованию, платежеспособным клиентам скармливают мир получше – в частных учебных заведениях, которые дотируются за счет налогоплательщика. Мати Хинт приходит к выводу, что эксперименты с эстонским обществом оказались успешными в том смысле, что все, что возможно, было превращено в бизнес. И даже то, что вроде бы и не должно быть бизнесом, все равно им стало.

Все это происходит в пределах демократических правил игры, но с небольшой хитростью или с чуть большей подлостью. Эти хитрости – эксперименты с демократией, которые, к сожалению, возможны, но опасны для демократии.