Русские в Причудье. Кто они?

Фото Александра ГУЖОВА

Сегодня мы заканчиваем публикацию статьи двух исследователей, двух знатоков Причудья, его истории, его традиций — Федора САВИХИНА и Арне КАСИКОВА, начатую в двух выпусках «Соотечественника» (27 мая и 3 июня). Для обоих Причудье — родной край, и, по их собственным словам, они смотрят на его историю как бы «изнутри». В прошлой публикации мы остановились на том, что причудцы использовали в основном слова, характерные для Новгородчины, Псковщины, Севера России и Сибири. Что же представляет собой их русский язык? Итак, продолжаем…

У причудцев слова, характерные для европейского Севера России и Сибири, составляли около половины от всех выделенных нами региональных слов. Но по полученным нами данным, в общих региональных словах староверов Латвии, Литвы и Эстонии присутствовали только слова в основном из Новгородчины и Псковщины, характерные же для Севера России и Сибири слова практически отсутствовали. Эти факты однозначно свидетельствуют о том, что за время проживания части предков староверов в Эстонии «северные» и «сибирские» слова исчезли из широкого употребления на Новгородчине и Псковщине, откуда в основном переселялись староверы в Прибалтику после Раскола. Почему мы так уверенно говорим об исчезновении этих слов? Если посмотреть карты XIV–XV вв., то оказывается, что основная масса причудских слов распределена в границах земель Новгорода Великого, когда Север входил в их состав и по которому расселялись новгородцы. Образно говоря, еще в прошлом веке язык старшего поколения причудцев «помнил» о границах земель Новгорода Великого, растерзанного войсками Ивана III в конце XV в. ужаснее, чем позже Иваном IV Казань. Более того, он «помнил» и о морских, и о сухопутных путях освоения Сибири в XVI веке.

Таким путем мы установили, что «северные» и «сибирские» слова в языке причудцев являлись остатками старого к XIX веку языка в основном Новгородчины, и по их процентному содержанию можно судить о доли потомков дораскольных православных в русском населении Причудья.

Конечно, язык не меняется в одночасье. Обнаруженные нами столь существенные изменения в составе языка потомков переселенцев в Прибалтику в основном второй половины XVIII века по сравнению с составом языка староверов Эстонии требуют несомненно более столетия и происходят постепенно. Поэтому временные рамки языка (XVI в.) мы установили по времени интенсивного заселения новгородцами Севера (XIV–XVI вв.), по зарегистрированным, общим с Причудьем, следам языка XVI в. у поселенцев устья реки Индигирки в Сибири, обосновавшихся там в XVII в. потомков поморцев Белого моря (новгородцев), по схожести особенностей языка русских Западного Причудья с особенностями языка полуверцев Северного Причудья. Времена распространения элементов русского языка и слов по Западному Причудью мы можем установить по датам упоминаний названий местностей и поселений в ревизиях, в летописях. Так, еще в прошлом веке на острове Межа — Piirissaar поселение Kastre называли и Кастирью (от эст. Kaster), и Костром или Кострами. Название Костер фигурирует в летописях за XV в., а в польских ревизиях конца XVI в. Старый Костер (Vana Kastre) обозначен как Stary Kostr. Произведение названия Kaster или Kastre от русского Костер (крепостица) общепризнано эстонскими исследователями, отнесено к XIV в. и связано с водью, финно-угорским племенем, издревле проживавшим вокруг Чудского озера и в VI–XIV вв. хоронившим умерших в песчаных курганах, как и ближайшие славяне (словене и кривичи). Дань этому культу мы отдаем и сейчас, насыпая над могилой невысокий холмик, а кладбище по старинке называем могилами, домонгольским названием курганов. В давние времена водь вошла в контакт со славянами, часть из них преобразовалась в русских. Названия большинства поселений Причудья и речек с русскими названиями зафиксированы в польских ревизиях конца XVI в. Особенно важно, что названия речек Коса (Koosa fl.) и Косовка (Koosa jхggi), с середины XIX в. Карговка (Kargaja), Ротша (Rotzi), позже Alatskivi, Омут (Omuth), позже Omedu, первично русские: названия речки Коса и Косовка получили по косе, песчаному мысу вблизи общего устья этих речек, Ротша — по ротшам, сараям на берегу озера вблизи устья этой речки для хранения запаса (набора сетей) и временного проживания рыбаков, Омут — по омуту в устье этой речки. Характерно, что все эти речки названы по особенностям в их устьях, а названия были распространены вплоть до верховий. Однако хорошо известно, что речки недавно пришедшим населением не переименовываются. Впервые название Вороний Камень упоминается в летописях в связи с Ледовым побоищем. Вороний камень у причудцев означал просто торчащий над поверхностью озера камень, черный на фоне озера. Поэтому он вряд ли был столь высоким, каким его представляют в фильме о Ледовом побоище… Но чтобы не утомлять читателя, не будем перечислять собранные нами сотни любопытных слов старого к XIX в. для ближних губерний языка, часть из которых содержится в Словаре древнерусского языка XI–XVII вв.

Несмотря на активные контакты с жителями близлежащих русских земель вплоть до переселения части их в Причудье с третьей четверти XVIII в., отходничество, рыболовство в других водоемах, начальное образование, тесную связь с Тарту и Таллинном, сохранение до середины XX в. причудцами не менее 700 слов (из всего массива в 1700), которые вышли к XIX в. из широкого употребления на Новгородчине и Псковщине, у староверов Латвии и Литвы и у переселенцев в Эстонию того же времени говорит о том, что существенную часть русских Причудья составили потомки православных, проживавших в Эстонии задолго до Раскола. Это означает, что задолго до реформ Никона представители славян, части эстов и води (точнее, смешенное славяно-финское население), использовавшие характерные для староновгородского языка слова, объединенные православием, сохранили это единение по сей день в лице основных потомков русских староверов Причудья. Подчеркнем, в XVII в. это сообщество еще, вероятно, некорректно называть русским в нашем сегодняшнем понимании, но и некорректно расчленять, выделяя из него эстонцев и русских по именам. (По сегодняшнему положению мы знаем, что имена и фамилии не всегда говорят о национальности носителя.) С другой стороны, и из документов, и из независимых от документов особенностей языка мы получаем взаимодополняющую, научно обоснованную картину сложения русского населения в Причудье, в которой существенную роль играли дораскольные православные. Более того, и основные виды хозяйства (рыболовство, огороды) сложились до конца XVI в.: как особенность края поляки отмечают «ogrod przi domu…», на самых старых сохранившихся картах эти огороды изображены. Подчеркнем, эта картина получилась не потому, что нам так хочется, а потому, что только она в состоянии объяснить все имеющиеся факты без необходимости привлечения каких-либо неаргументированных предположений. Мнение о том, что предками староверов Причудья являлись только староверы из России, после 1963 г. вошло в противоречие с опубликованными эстонскими учеными фактами и, в принципе, с тех пор не могло рассматриваться в качестве научной гипотезы.