Эмоции захлестывают меня и в работе, и в жизни

- призналась всемирно известный балетмейстер Май МУРДМА в беседе с Павлом МАКАРОВЫМ.

- Это профессиональное качество, которое пришло с опытом. Я уже умею "читать" людей по походке и по жестикуляции, а иногда могу даже узнать какие-то тайны. Смотрю, как человек входит, кладет свои вещи, как двигается и как смотрит на меня, и понимаю, о чем он думает в это время. Все это очень интересно, потому что люди, как на ладони, но сами они об этом не догадываются.

- Чужого человека вы тоже можете "прочитать" и узнать о нем все тайны?

- С чужим человеком сложнее, ведь я не знаю, как он двигается в разных ситуациях. Но если постараться, можно определить тип, психологию, характер. Глаза тут тоже играют свою роль, но движение для меня важнее.

- Вам как главному хореографу театра "Эстония" приходится иметь дело с танцовщиками и балеринами. На сцене они играют какие-то роли и тем самым "обманывают" зрителей. Разве они не могут обмануть и вас?

- Я бы не сказала, что на сцене происходит обман. Для этого нужно быть поистине великим актером. Уланова, например, была ангелом в жизни и гением на сцене. Не все актеры столь безупречны в жизни, но и не все способны на полное перевоплощение. Вообще человек не однозначен: он может переходить из одного состояния души в другое. Сложные люди обладают сложной психикой, которая имеет множество граней. И только сам человек может определить, в каком именно состоянии он сейчас находится.

- А вам интереснее более сложные люди или те, чей духовный мир сравнительно легко просчитывается?

- Я люблю прямых людей. Поэтому больше всего мне нравится общаться с людьми в деревне. Это самое приятное общение. Поскольку я хорошо чувствую людей, меня утомляют встречи с людьми многослойными. Ощущая эту многослойность, я чувствую угнетение и расстройство, получаю лишнюю информацию и утомляюсь. Поэтому мои самые близкие друзья - простые деревенские люди, часто с четырьмя классами образования. Но с ними я чувствую себя очень хорошо.

- Нет ли здесь противоречия? Известно, что в жизни и творчестве вы человек сложный, умеющий ценить эту сложность в других! Может, вам хочется простого человеческого общения, чтобы уйти от многосложности жизни?

- Конечно, вы правы. Общаться с упрощенными людьми мне просто неинтересно. Люди материального склада меня никогда не привлекали и не были моими близкими друзьями. В таких разговорах я теряюсь и не умею поддерживать беседу.

- Дает ли общение с друзьями импульс к творчеству? Случается ли так, что после какой-то встречи вы придумываете новую хореографическую модерн-сюиту или просто какие-нибудь па?

- У меня так получилось, что почти все близкие люди, с кем я так или иначе связана в жизни, - музыканты и композиторы. Общение с ними - единомыслие. И мощный импульс к творчеству. Потому что идеи возникают в пространстве единого представления о жизни в ее философском осмыслении.

- Все ли актеры понимают вас с полуслова, без длинных и пространных объяснений, и делают то, что вы задумали?

- С каждым актером творческий процесс идет по-разному. Одного нужно полностью подчинить себе, не только на сцене, но и в жизни. Иногда, наоборот, актер привязывает тебя. Никита Долгушин, например, очень сильно влиял на мою хореографию. В театре "Эстония" чаще получается так, что мне приходится довольно сильно подчинять себе актеров и создавать для них специальную эмоциональную атмосферу. Они существуют в ней, и им кажется, что они сами что-то придумывают. На самом деле это не так. Просто они находятся в сильной телепатически-биологической связи со мной.

- То есть живут под вашим диктатом?

- Это не диктат. Это творческая атмосфера, в которой рождаются самые лучшие работы. Они сделаны на одном дыхании. Ты вовлекаешь актера в свой мир, зачаровываешь его. Он витает и творит в этом колдовстве, сам того не подозревая. Жаль, не всегда и не со всеми такое бывает. Но лучшее возникает именно так.

- Способность отдавать себя целиком - это признак таланта?

- Но не все его признают. Иногда наши актеры смотрят на меня так, что вряд ли можно говорить о хорошем контакте. И от этого очень больно. Миша Барышников, например, всегда показывает мне свои новые работы и прислушивается к моим словам. Это обычный контакт профессионалов. А вот в театре "Эстония" с моим мнением считаются не всегда. Иногда кажется, что мы просто говорим на разных языках - так велико бывает непонимание.

- Обижаетесь?

- Были времена, когда я держала обиду. Но теперь уже нет. Когда актер не полностью выкладывается, получается совсем не тот результат. Как можно на это обижаться? Хочется, конечно, чтобы они больше понимали, были более открытыми для творчества, избавились от провинциальной узости и предвзятости.

Но мне не нравится балетмейстер-диктатор. Мы делаем общую работу и должны идти вместе к одной цели. Человеческие качества должны уйти на второй план. Они - личное дело человека. А творчество - дело общее, и оно требует чистоты и открытости. Здесь я очень чувствительна ко лжи. Она сразу выводит меня из себя, и я не могу работать. С творчески неоткровенными людьми мне очень трудно.

- Что кроме любимой работы вам еще нужно для жизни?

- Чего мне не хватает? Иногда трудно справляться с собственными эмоциями и кажется, что их у меня больше, чем нужно. Они мешают удерживать равновесие и захлестывают меня и в личной жизни, и в работе. Я моментально вспыхиваю, и мне трудно овладеть собой, абстрагироваться от ситуации. Они, конечно, находят выход в искусстве. Но мне бы хотелось самой научиться быть стабильной и уравновешенной. Пока у меня это не очень получается.

- А где же холодный эстонский характер? Говорят, прибалты неэмоциональны, а вы - сплошная эмоция.

- Я не чистокровная эстонка, во мне смешались пять национальностей. У нас была немножко семья европейская, что ли. Мы жили бедно. Отец погиб, и нас осталось четверо: мама и мои братья. В доме царила хорошая атмосфера, очень эмоциональная, доброжелательная. Жили дружно. У нас всегда было много людей, им нравилось у нас бывать, потому что они в этой обстановке что-то приобретали для себя. В нашей семье были свои представления о порядочности, вежливости, честности, и никому не дозволялось нарушать их. Нас учили так: если у тебя есть кусок хлеба, а ты и твой друг голодны, разломи хлеб и отдай большую половину другу. С такими идеальными понятиями я выросла, и, естественно, в жизни мне было с ними не очень легко. Но я приспособилась. Может быть, не всегда отдаю больший кусок другу, но обязательно отдаю. Моя семья - бабушка, мама, братья - дали мне очень много, и я благодарна им.

- Вы, конечно, не помните первую Эстонскую Республику. Но мама и бабушка рассказывали вам о ней?

- Я тогда только родилась. Мой дедушка был известным педагогом, и о буржуазном времени много знаю от него. Наша семья относилась к интеллигентам-демократам и была в определенной оппозиции к буржуазному режиму Эстонии. А жизнь эстонской интеллигенции в то время никак нельзя назвать раем.

- Сегодняшняя жизнь похожа на ту?

- Мне кажется, это очень сложный вопрос. И я даже не берусь ответить на него. Но думаю, что если какая-то нация отстает от остального мира, который уже ушел вперед, она по меньшей мере должна это осознать. Мы отстали в духовно-интеллектуальном развитии. Посмотрите, какие проблемы интересуют мир и какие - нас. Мир давно занимается глобальными проблемами, мы же только ругаем друг друга и думаем о самых примитивных вещах.

- Откуда вы берете силы?

- Их дает сцена и публика. Мускулатура как бы "самозажигается", как у пианиста: он дотрагивается до клавиатуры, и все получается само собой. Одни актеры повторяют свои эмоции, другие каждый раз рождают их заново. Никита Долгушин, например, больше работает на проверенных чувствах и эмоциях и повторяет их. А Кайе Кырб каждый спектакль танцует по-новому, она зажигается от самого процесса танца - от движений и музыки. Это под силу только самым крупным актерам, потому что такой процесс очень утомительный. Зато он дает больше возможностей для диалога с публикой. Он демонстрирует рождение движения. Даже Бежар говорит, что если актер не чувствует рождения движения, его не чувствует и публика. То есть каждый раз надо показывать не только эмоцию, но и ее зарождение. Поэтому одни актеры влекут публику, а другие нет, хотя танцуют так же мастерски. Вот эта зыбкая грань в процессе творчества и дает силы для следующих выступлений.

- Где вы любите отдыхать от работы?

- Люблю бывать в музеях изобразительного искусства. Самые лучшие идеи приходили ко мне там. Люблю природу, покой. Покой в любом месте. Я люблю быть одна. Я могу работать только в уединении. Тогда я будто отрекаюсь от всего, мне хорошо и спокойно. В привычной обстановке у меня появляются интересные мысли.

- И вы их зарисовываете - эти мысли о движениях?

- Когда-то зарисовывала, но теперь могу представить почти все. Причем если раньше представляла эти движения со стороны актера, то теперь - со стороны публики. А это уже более объективно. Я как будто вижу готовую вещь из зрительного зала. Не всегда можно полностью воплотить на сцене то, что представляешь. Но стремиться к этому надо.

- Вы недовольны собой?

- Надо признаться, да. С гордостью могу сказать, что я себе - самый лучший критик.

- Что бы вы пожелали самой себе?

- Самой себе? Я бы пожелала ничего не желать. Может быть, это звучит парадоксально, но мне кажется, надо просто плыть по течению жизни и целиком отдаться ее воле, ни о чем не мечтая. В таком состоянии человек богаче всего. Жизнь или Бог все ему дадут. Нужно расслабиться и ежесекундно наслаждаться жизнью, ее свежестью и новизной.