Тепло прошедших дней

В первый класс гимназии поступали ученики из разных школ города, приезжали также из Принаровья, приходили ученики из немецкой школы. В городе было только шестиклассное немецкое училище, и для продолжения образования надо было ехать в Тарту или Таллинн, где были городские немецкие гимназии. Были и такие ученики, которые учились дома, они сдавали при поступлении в гимназию экзамены. Надо сказать, что они были лучше подготовлены, а по возрасту младше нас. Была у нас проблема с учебниками, учились мы по дореволюционным книгам, которые покупали, где могли. Задачник Малинина-Буренина, физика Краевича. Последняя вызывала раздражение у моего дяди. "Господи, - восклицал он, - в воздухе парят самолеты, под землей ездят поезда, а вы еще зубрите законы о сообщающихся сосудах по Буревичу".

В старших классах Сергей Никанорович Добрышевский, который преподавал нам математику, раздавал нам напечатанные на машинке тексты по аналитической геометрии. В первом классе мы знакомились с новыми учениками, обращались к ним на "вы", на "ты" мы переходили, когда хорошо узнавали друг друга, когда возникала дружба. Была у нас одна девочка Лизочка Иванова, с которой мы все были на "вы" до самого окончания школы.

Носили мы синие и коричневые платья, форма не требовалась, но так по старинке одевали нас наши мамы.

Учительских журналов не было, оценки преподаватель ставил себе в книжечку, а мы только гадали, какую отметку мы получили. Была трехбалльная система: хорошо (4), удовлетворительно (3), слабо (2). Считалось, что на отлично никто не знает, а плохо знать, присутствуя в классе и слушая объяснение, нельзя. В этом году, то есть в 1928-1929 учебном году, еще был школьный инспектор Константин Дмитриевич Антропов. Я знала его мало, так как в следующем году он проработал месяца два и вышел на пенсию, и потом мы скоро его похоронили. Я хорошо его запомнила: это был высокий, стройный пожилой человек, я не хочу назвать его стариком, его внимательные, живые и доброжелательные глаза говорили о внутренней энергии. Я помню, как удивленно весело взглядывал он на ученика, когда тот отвлекался, он как будто спрашивал: "Что это, милый, с тобой?" В класс он входил спокойно и уверенно, зная, что он нужен нам. Он передал это свое качество своей дочери Евгении Константиновне Антроповой, которая окончила Бестужевские курсы и преподавала в гимназии естественные науки. После войны она еще работала в средней школе города Тарту и оставила о себе хорошие воспоминания. Сын его, Константин Константинович Антропов, был в Нарве детским врачом, которого знали и любили все. Когда я вспоминаю своих учителей, я отмечаю особенно одно их качество - это уважение к ученику. Мы были не просто Ивановы, Петровы, мы были личностями. Каков бы ни был ученик, своим отношением к нему они внушали, что он человек и должен быть достоин этого звания. Не было нотаций, проповедей, нравоучений - были примеры поведения и отношения к человеку. И я благодарна им и сейчас, они внушили мне, как я должна относиться к дарованной мне жизни.

Наша гимназия была маленькая, но теплая и уютная, и нам было там хорошо. Занятия начинались в восемь часов утра. Зимним морозным утром стайки гимназистов в форменных шапочках спешили в свои школы. Большинство шло со стороны Петровской площади по Вестервальской улице. Эстонцы и русские сливались в один общий поток, потом эстонцы шли дальше, а русские сворачивали на улицу Виру, чтобы выйти на Вышгородскую улицу. Здесь меня каждый раз поражал такой знакомый, но каждый раз меняющийся вид старого города. На темно-синем небе выделялась белая башня собора с сияющим золотым крестом. "Господи, весна!" - звучало в сердце.

Мы бежали по Вышгородской улице, из подвального магазина Иванова буквально струился аромат яблок, около кондитерской Вальдмана так вкусно пахло на морозе свежеиспеченным хлебом. С опаской взглянув на часы Ратушной башни, мы ускоряли шаг, оставалось несколько минут, чтобы добежать до гимназии.

В первом классе нас учила синтаксису Ольга Тимофеевна Мухина, алгебре - Сергей Никанорович Добрышевский, биологии и географии - Евгения Константиновна Антропова, эстонскому языку - Август Денисович Крила, черчению - Владимир Германович Радлов, рукоделию - Елена Николаевна Надпорежская, немецкий язык преподавала Зельма Николаевна Блюмберг. Закон Божий вел настоятель крепостной церкви отец Добронравов. На урок Закона Божьего приходило несколько вероучителей. К немцам приходил отец Краак, к евреям - раввин, к полякам - ксендз. Закон Божий преподавали все пять лет, и я удивлением прочла, получив свидетельство об окончании гимназии, такие слова: "Обучалась Закону Божьему, как необязательному предмету, с оценкой "хорошо".

Второй год своей работы директор начал с перемен. Были введены учительские журналы, ученики обязаны были носить форму, девочки - темные платья с белыми воротничками, мальчики - курточки на пуговицах и брюки из темно-серого мягкого сукна. На родительском собрании матери отстояли право на школьные платья подвязывать цветные банты, считалось, что наряжаться не каждому доступно, поэтому, пусть все будут скромно одеты. В старших классах мальчики носили костюмы с белыми рубашками и обязательно с галстуком, девочки могли носить разные платья, предпочтительно темные.

Черные парты были выкрашены в светлый свет. Строго запрещалось появляться вечером на "Вышке", посещать в клубе танцевальные вечера. Ввели новые форменные шапочки, девочки получили темно-синие береты с тремя белыми полосками, мальчики - темно-синие фуражки с широкой тульей и белым окаймлением. Эстонские гимназисты стали носить темно-голубые фуражки с белым окаймлением и широкой тульей.

Были опаздывания на уроки. Директор строго за этим следил: каждого опаздывающего приглашали прийти в воскресенье в школу к двенадцати часам и написать контрольную работу. Наш физкультурный зал был небольшим и плохо оборудованным. Директор договорился с начальством эстонской гимназии, и наши мальчики стали заниматься в прекрасно оборудованном спортзале эстонской гимназии, уроки проводил тоже учитель эстонской школы Топман. Девочки же продолжали заниматься в спортзале своей школы. Уроки вела Людмила Николаевна Лаврова, уже очень немолодая некрасивая женщина. Физкультуру не любили. Ушли из школы некоторые учителя, не имевшие специального образования. Почти все эти нововведения были необходимы, но при этом все сопровождалось тирадами нравоучений и какой-то презрительной холодностью, как будто он ожидал от учеников каверзы, способной испортить все его хорошие замыслы. Это было оскорбительно для учеников, мы не привыкли к такому обращению и замыкались, а он все дальше уходил от нас. Сергей Никанорович не понимал, что юношей нельзя заставить, их надо вдохновить, увлечь, повести за собой. Страх ломает личность, превращает в послушную марионетку. Это хорошо понимали наши старые учителя.

Свидетельства мы получали два раза в год: к рождественским каникулам и в конце учебного года. Осенью, в ноябре, у нас было четыре свободных дня, так называемых "клейстерских". Предполагалось, что в эти дни будут заклеивать бумажками щели на окнах, чтобы не дуло. Потом были рождественские и пасхальные каникулы. На летние каникулы нас отпускали в конце мая. Ежегодных переводных экзаменов не было, переводили на основании текущих оценок.

Был у нас секретарь Нейман, кабинетик его находился рядом с учительской. Он вел всю документацию на эстонском языке, кроме того заполнял журналы, выставлял в свидетельства оценки и тому подобное. Учителя были освобождены от "бумажной" работы.

В первом классе мы еще так же, как и в начальной школе, бегали вечером на каток. Он находился в крепостном рву между улиц Тулевику и Валге. По воскресеньям играл на катке духовой оркестрик. Катались парами, взявшись за руки. Начинающие катались с креслом. Вторым увлечением было чтение детективов. В самом конце двадцатых годов на Петровской площади, приблизительно там, где сейчас находится мануфактурный магазин, открылся маленький магазинчик старой книги. Он был так мал, что вмещал не более шести человек. Хозяином его был Давыдов, ему помогали брат и сестра. Все трое были очень похожи, все светлые и румяные. Вот в этот магазинчик мы заглядывали очень часто, здесь можно было купить учебник, купить или взять за определенную плату на несколько дней детектив. Как сейчас помню эти книжки в мягких и ярких обложках, издавались они в городе Риге, а стоили от восьмидесяти сентов до одной кроны. Печатали детективы английского писателя Уоллеса. Повести эти не решали никаких социальных проблем, это были просто увлекательные головоломки. Фантазия писателя была просто неиссякаема, и на прилавке появлялись все новые и новые книги.

Дела у Давыдова пошли так хорошо, что он смог купить себе дом на улице Мооналаду. Правда, дом этот был старый, в нем никто уже не жил, так как все грозило обвалом. Восстановить его он не успел, началась война, но так случилось, что именно этот дом старой Нарвы был восстановлен после войны.

Во втором классе к нам на урок пришел Алексей Алексеевич Образцов. Теперь мы с ним не расставались до окончания гимназии. Он нас научил любить русскую литературу. Преподавал он особым методом. Он не читал нам увлекательных лекций, но требовал знания или просто прочтения книги, умения анализировать прочитанное, излагать свое собственное мнение. Он что-то добавлял, а потом спрашивал ученика, как он полагает, что хотел сказать и показать автор. В классе вдруг у всех появилось желание говорить, кто-то спорил, кто-то пояснял. Обращался он к нам на "вы", как и все учителя, но если вдруг обнаруживал, что кто-то из мальчиков, а это иногда случалось с ними, не знает произведения, в его веселых глазах зажигался насмешливый огонек, и он произносил: "Эх, ты, мальчонка!" Это было оскорбительно, чувствовалось, как парня от этих слов буквально корежит, но это было справедливо, и мы это понимали. Алексей Алексеевич преподавал нам еще латынь. Мы усердно зубрили ее, боясь показаться дураками.

Учебников по литературе у нас не было. Пушкина, Лермонтова, Некрасова мы много учили наизусть, потом писали небольшие сочинения. А когда пошли произведения Гоголя, Тургенева, Гончарова, Толстого, Достоевского, начали писать рефераты. Произведение делилось на темы, каждый выбирал ее себе по желанию и писал реферат. Объемом он должен был быть не менее ученической тетради. Алексей Алексеевич называл имена литературных критиков, книги которых мы могли почитать в городской библиотеке. Несколько рефератов Алексей Алексеевич предлагал авторам прочитать перед классом. Разбор реферата занимал целый урок. Разгорался диспут, он проходил так оживленно, что после звонка не уходили на перемену.

Вера КРУГЛОВА