"Близости не желала..."

Юрий ГРИГОРЬЕВ.

До вынесения приговора есть минут пятьдесят. Все, кто имеет отношение к суду над восемнадцатилетним насильником, выведены охраной в коридор. На скамейке сидят жертва преступления - тринадцатилетняя Ирина и ее мама. У этой женщины четверо детей, Ира среди всех старшая.

Рядом с пострадавшей стороной сидят только близкие люди, а вот родители насильника ушли в сторону.

Видимо, оттуда, из-за угла, они обдают Иру презрением. Мы видим только реакцию ее мамы: она шикает на обидчиков и снова погружается в свои нерадостные мысли.

Тут же, по соседству, сидит еще один земляк Иры. У него Хосько сжег сено, и пенсионер никак не может успокоиться, убеждает присутствующих, что "сена было аж на десять тысяч крон, а суд насчитал всего три тысячи..." Он, похоже, никак не поймет разницу двух преступлений, потому ему нет дела до того, что Ира и ее мама внезапно начинают плакать. Хотя это только кажется, что внезапно.

Кто-то спрашивает мать, не предлагали ли ей взятку, не пытались ли откупиться, сделать так, чтобы суда не было.

Мать какое-то время молчит: ни да, ни нет. Потом тихо проговаривает: "Как же можно продать своего ребенка... ей и так уж досталось". И тут у нее опять появляются слезы.

Конечно, есть от чего. Это в городе от соседей можно что-то скрыть, а в селе, что называется, каждая собака знает о случившемся.

- Мы же все рядом живем и Хосько этого с детства знаем. У нас все на виду, поэтому тяжело очень, - говорит Ирина мама.

Они приезжали на каждое заседание суда, чтобы ничего не пропустить. Иру допрашивали, а Хосько отказался от дачи показаний в зале. Подсудимый настаивал, что любовь была добровольной.

Но у суда (слушание дела проходило при закрытых дверях) сложилось иное мнение. Противоположное. Изнасилование квалифицировано в ходе следствия и нашло свое подтверждение в судебном процессе.

В зале было тихо. Судья читал приговор без перерыва. Виктор Хосько внешне оставался спокойным, в зал старался не смотреть. Иногда щелкал затвор фотоаппарата. Кстати, когда к печати готовился этот материал, в редакцию позвонили. Не представились, но и так было понятно, что это родственники или знакомые насильника. Просьба сводилась к тому, чтобы мы не ставили в газете его фотографию.

Для нас наличие фотоснимка непринципиально. Заметим только, что в данном случае куда легче скрыть от читателя лицо преступника, чем от "зоны" - его статью. Последнее просто исключено.

Вначале судья читал ту часть приговора, где говорится, как именно Хосько сжег сарай с сеном соседа Николая Емлютина. Это случилось 21 октября прошлого года, когда Хосько выпил с друзьями и отправился на дело. Любопытно, что бензин, которым поджигатель плеснул на стены сарая, он взял в местной пожарке. Там же и пил. Пожар был сильным: горело не только сено, но и шифер, и доски - все, что припас хозяин для своих нужд.

Приятель Хосько, Демченков, сначала принимал участие в пьянке, знал о безмотивных планах поджигателя, а потом вместе с пожаркой поехал тушить... Собственно, спасать было уже нечего. Главным вопросом для пенсионера Николая Емлютина на тот момент стал вопрос: чем кормить скот ближайшей зимой? Суд, правда, потом обязал выплатить Емлютину ущерб, но когда он дождется своих денег...

Через полтора месяца Виктор Хосько идет на новое, гораздо более тяжкое преступление. 17 декабря уже с утра ему захотелось выпить. Странно для совсем юного парня, скажете? Но в суде прозвучало, что поведение Хосько не раз становилось предметом рассмотрения в школе, где он дважды сидел в одном классе.

Итак, в девятом часу он идет к дому Иры, где в этот момент есть все, кроме матери. То есть: отец, братья - Андрей и Дима. Отец девочки даже выносит Хосько стакан и два огурца. Но отцу надо идти на работу. Виктор уходит с ним, но уже через некоторое время возвращается.

Он рвется в дом, но дети боятся и не открывают. Они даже прячутся: один мальчик под кровать, а Ира с другим братом - под стол. Сидели и дрожали там, потому что противостоять пьяному наглецу не могли.

Андрей потом расскажет следователю, как Виктор Хосько разбил стекло и залез в дом без всякого приглашения. А Дима подтвердит, что парень насильно увел Иру из дома. Он нашел девочку под столом, вытащил ее оттуда, и, конечно, маленький братишка не смог отстоять сестру.

Хосько подтолкнул Иру к не работающему детскому саду, заставил залезть в окно, поскольку садик, разумеется, был закрыт...

Виктор еще долго и бессмысленно бушевал: результатом стали поломанные кровати, выбитые стекла в окнах сада. После насилия он водил Иру по дому и бил еще уцелевшие стекла.

Чуть позже он отпустил свою заложницу за сигаретами. К девяти часам девочка прибежала к отцу на работу и все рассказала. Выяснилось, что до нее тут уже побывал брат Дима, жаловался отцу, что Хосько "творит дела", но, видно, суть происходящего ребенок в точности передать не мог. Отец, по свидетельству очевидцев, кричал, что удушит подлеца своими руками.

Судья зачитал текст экспертизы врачей-психиатров, обследовавших Ирину. Они пришли к единодушному мнению, что девочка - обычный, нормальный ребенок, который исключительно с присущим этому возрасту стыдом и отвращением реагирует на любые сексуальные тесты.

Она не хотела и не могла хотеть близости с кем бы то ни было, сопротивлялась, как умела. Но сил у нее было куда меньше, чем у пьяного Виктора Хосько. На девочку давила и обстановка: в закрытом саду она никого не могла позвать на помощь, вернее, звать могла, да ждать этой помощи было неоткуда.

Теперь тринадцатилетней Ире уже, к сожалению, известно: в мире много зла и часто там, где его совсем не ждешь.

Виктор Хосько вины своей так и не признал. Не насиловал - и все тут. Только поджигал дедовский сарай.

Суд, как известно, не поверил ему, правда, учел его первую судимость и определил наказание в пять с половиной лет тюрьмы.