Наш собеседник сегодня — доктор философских наук, супруга президента Эстонии Ингрид РЮЙТЕЛЬ
— В канун Нового года первым делом принято спрашивать, какое событие минувших двенадцати месяцев запомнилось больше всего. Надеюсь, не ошибусь, если заранее предположу, что для вас таким событием явилось избрание Арнольда Рюйтеля президентом Эстонии. Но если сам статус президента ваш муж получил впервые, то первым лицом в республике он уже был и в Кадриорге работал. То были бурные перестроечные годы, закончившиеся — при активном участии вашего мужа — обретением Эстонией независимости. Непростое время выдалось ему и сейчас. Снова кризис власти, глава кабинета министров еще до рождественских каникул подал в отставку. Что бы вы хотели пожелать своему мужу в эти дни, вообще на период его президентства?
– Эстония – парламентская республика, не президентская, тем не менее Арнольд Рюйтель, как он сам сказал после избрания в своей речи в Рийгикогу, постарается в соответствии с Конституцией сделать все от него зависящее, чтобы сократить достигший сегодня размеров пропасти разрыв между различными социальными слоями, политическими силами, институтами и уровнями власти. Его очень беспокоит, что многие жители Эстонии едва сводят концы с концами, что не всем хватает работы и хлеба, что самые слабые из них ищут утешения или забвения в отраве, и это приводит к трагическим последствиям. Арнольд Рюйтель является сторонником уравновешенной и щадящей стратегии развития Эстонии. Разумеется, я желаю ему успеха на этом пути.
— Михкель Мутт на страницах Eesti Paevaleht с грустью и сожалением написал, что с уходом Леннарта Мери в эстонской политике заканчивается период людей культуры. Такое рассуждение вас озадачило? Огорчило? Обидело?
– Прежде всего меня удивило слишком узкое понимание понятия культуры редактором газеты Sirp. Сфера культуры гораздо шире, нежели только литература и искусство. Эта сфера, это понятие охватывает и мир науки, и образование, и многое другое. Арнольд Рюйтель – ученый, доктор наук, бывший ректор высшей школы. Он, безусловно, принадлежит к деятелям культуры.
— Волею судьбы Арнольд Рюйтель и Леннарт Мери стали политическими конкурентами, соперниками. Девять лет назад они оба были кандидатами в президенты и их сравнивали как кандидатов. Теперь их снова будут сравнивать, уже как президентов. Так всегда было и так будет: какое-то время главу государства обязательно сравнивают с его предшественником. Какие у вас сложились отношения с экс-президентом и его супругой? Хотя это, наверное, слишком деликатная тема?
– Тема, действительно, деликатная. С Хелле Мери мы мало встречались, но у нас сложились неплохие отношения. А вот в отношениях с Леннартом Мери есть свои проблемы, о которых сейчас не хотелось бы распространяться.
— Дипломатичность, спокойствие, взвешенность — характерные черты Арнольда Рюйтеля — политика. А какой он в семье? Выходит ли он когда-нибудь из себя? И если да, то по какому поводу?
– Похоже, мне не удастся припомнить такого случая. Конечно, бывало немало ситуаций и проблем, которые его очень тревожили, заботили, волновали, но чтобы он вышел из себя... Нет, не припоминаю. И дело тут не в отсутствии эмоций. Просто у него такой тип характера – меланхолический. Он все переживает внутри, не выпуская пар наружу. Я более эмоциональная натура.
— А ежели это так, последнее слово в семье, наверное, за вами?
– Нет, конечно. Мы всегда обсуждаем свои семейные дела, нередко дискутируем, но, поскольку наше мировоззрение в основном совпадает, многое мы понимаем и решаем одинаково. Быть может, в тактических вопросах, в том, как именно поступить в тот или иной момент, я более радикальна, чем он, я ведь по гороскопу Скорпион, и потому – на уровне интуиции – острее чувствую опасность. Женщинам это вообще более свойственно, чем мужчинам. А он по натуре оптимист.
— К тому же смелый человек, ведь ваша бабушка, как известно, предупредила его накануне женитьбы, что несколько поколений мужчин в вашей семье в круговороте войн и политических потрясений погибли молодыми. (Отец Ингрид Неэме Руус, входивший в состав эстонского правительства в 1940 году, был расстрелян в 1942-м гитлеровцами. Ингрид тогда было 5 лет. – Т.О.).
– Бабушка, действительно, так сказала, на что Арнольд совершенно спокойно ей ответил, что профессия у него мирная, он агроном, да и политикой заниматься не намерен.
— С политикой вечно так, она настигает всех подряд — старых и молодых, физиков и лириков, историков и агрономов... И вас она настигла. Военное детство, эвакуация. Расскажите немного о своей жизни вдали от Эстонии во время войны.
– Это были очень трудные годы. Мы эвакуировались в Россию и жили совершенно самостоятельно, не под крылом государства. Сначала оказались в Челябинске, где нас приютила репрессированная и сосланная туда эстонка. Я попала в совершенно незнакомую, чуждую мне среду. Детская среда вообще достаточно жестока, а это были дети войны, без руля и без ветрил. Потом мы перебрались поближе к Москве, в Егорьевск, где я пошла в школу. Первый школьный день не забуду никогда: я иду, а мальчишки бросают в меня камнями, свистят и прикрикивают, мол, смотрите, нерусская идет. Я не выдержала и повернула назад, к дому. Но за мной из школы пришли. Учительница, очень добрая женщина, сумела справиться с ситуацией и меня интегрировать. К концу учебного года я уже была лучшей ученицей в классе и даже получила премию за свои успехи – несколько кусков сахара, коробку цветных карандашей и небольшую книжицу.
— Вы начали учиться в школе на неродном языке. Как вы с этим справились? Трудно ли было в атмосфере двуязычия?
– Во всем мире двуязычие и многоязычие – вещь довольно обычная. У меня есть хорошо знакомые еврейские семьи, в которых дети говорят на нескольких языках, и это не сказывается ущербно на их идентичности. Еще до школы я научилась читать и писать по-эстонски, и для меня не составляло проблем освоить в школе русский язык. То, что я сейчас вспоминала о детях, об их жестокости, не имеет отношения к их языку.
— Ваша профессия называется очень мудрено — фольклорист, этномузыковед. Что вас к ней привлекло? Почему вы ее выбрали?
– Так это же очень интересно! Хотя своя предыстория в моей профессионализации, конечно же, была. Когда я училась в университете, еще не было портативных магнитофонов, которыми сейчас пользуются повсеместно. А поскольку я к тому времени окончила музыкальную школу и была довольно сильна в сольфеджио, то могла с голоса записывать нотный текст. Причем замечала всякие там нюансы – тут тон повыше, тут четверть тона пониже, – которые в народной музыке очень важны. В результате университетский профессор позвал меня после первого курса в экспедицию на острова Кихну и Рухну и в Сетумаа. Надо сказать, что в то время древняя народная культура в тех краях была еще очень жива. И она покорила меня. Люди ходили в национальных костюмах, пели замечательные старинные песни, очень своеобразные, проникнутые древней мифологией и философией. И сами эти люди были добрые, милые, интересные. Так я стала изучать фольклор, причем не ограничивалась только эстонской культурой. Со временем, накопив солидный материал, я организовала целый ряд всесоюзных научных конференций по народной музыке финно-угорских народов. Со всесоюзного уровня мы вскоре перешли на международный, ибо наконец-то появилась возможность приглашать гостей из-за рубежа. И меня тоже стали приглашать на международные конгрессы, конференции.
— Вы до сих пор продолжаете работать?
– До конца этого года заведую отделом этномузыковедения Литературного музея в Тарту. Но с научной работой не расстаюсь. Есть неоконченные проекты, не хочу их бросать. У меня же не каждый день бывают интервью, так что утро чаще всего принадлежит мне. Официальные мероприятия с участием президента обычно проводятся по вечерам.
— Как национальным культурам, особенно культурам малочисленных народов, устоять под натиском глобализации? Под напором американской масс-культуры?
– В условиях глобализации малочисленный народ, его культура действительно подвергаются опасности. И чтобы устоять, требуются серьезные защитные механизмы, включающие как моральную, так и финансовую поддержку. И высокая ответственность нужна, и заботливость, и внимание. Вне всякого сомнения, без опоры на государство тут не обойтись. Хотя и каждый человек на индивидуальном уровне может и должен заботиться о сохранении родного языка, культуры.
— Носителями устоев, традиций, обычаев являются преимущественно люди пожилые, много знающие, много видевшие, много пережившие. Молодежь чаще увлекается новыми веяниями.
– Это не совсем так. К примеру, международный фольклорный фестиваль «Балтика», проходивший в 2000 году в Таллинне и восьми уездах, привлек три тысячи участников. Четверть из них составляли детские группы. Конечно, хранит традиции старшее поколение. Но на уровне семьи, на уровне самодеятельных фольклорных групп эти традиции передаются новым поколениям, которые, в свою очередь, расскажут о них своим детям, и внукам, и правнукам...
— На уровне семьи вечная проблема отцов и детей сегодня, наверное, не столь остра, как в обществе в целом, где людей пожилых стало обычным считать осколками прошлого, неспособными понять и принять новое. И вот уже один из обозревателей Eesti Pдevaleht совершенно серьезно, без тени иронии, предлагает: у каждого 18-летнего гражданина на выборах должен быть, как и положено, один голос, а затем... Затем голос должен девальвироваться, так что у 65-летнего гражданина останется только... 0,3 голоса. И довод: население стареет, пожилые люди — более дисциплинированные избиратели, и потому, дай им волю, могут привести к власти таких же, как и они сами, консерваторов, уже не способных рисковать.
– 0,3 голоса... Да это же элементарное нарушение прав человека и гражданина! Пожилые люди, действительно, более активные избиратели. А почему? У старшего поколения большой жизненный опыт, оно умеет синтезировать мировые процессы, чего молодому человеку в силу своего возраста еще не дано. Вокруг него кипит бурная сегодняшняя жизнь, но он не может увязать ее с жизнью вчерашней, не может экстраполировать ее в будущее. Молодой человек хочет многого, притом сразу, а еще лучше – сейчас, сию минуту. У него еще только начинает формироваться мировоззрение, которое потом, с возрастом, будет претерпевать изменения. Мы ведь в течение жизни меняемся. И не однажды. Впрочем, не все молодые люди думают так, как этот обозреватель. Вот материалы анкетного опроса, в котором я спрашивала у молодых людей, занимающихся в фольклорных группах, что привело их сюда, нужна ли вообще традиционная культура фольклора? И если нужна, то зачем, во имя чего? Разумеется, все отвечающие, коли уж они добровольно занимаются в фольклорных группах, считают, что такая культура важна и нужна. И поясняют: фольклор – альтернатива американской масс-культуре, он помогает сохранить свои корни, свои традиции, помогает не раствориться, не потеряться в мире. Вот цитата из одного опросного листа: «Это мне нужно для того, чтобы уверенно себя чувствовать в сегодняшнем глобализирующемся мире, где все так быстро меняется, так непостоянно. Я знаю, что я эстонка и двумя ногами стою на этой земле, открытой всем ветрам».
— Будет непростительно, если мы не поговорим, хотя бы немного, непосредственно о вашей семье. Разные есть семейные пары. В одних все делается в четыре руки: вместе в магазин, вместе в театр, в библиотеку, вместе в отпуск. Вы же с Арнольдом Рюйтелем много лет жили на два города. Муж работал в Таллинне, вы — в Тарту. Не боялись оставлять его надолго одного? Красивого мужчину, которого, конечно же, женщины не обходили своим вниманием?
– Еще неизвестно, кто за кого должен был больше бояться. Но это в шутку. А если всерьез, то мы всегда доверяли друг другу. Люди моего возраста – я могу об этом судить по своим сверстникам, однокурсникам и т.д. – более склонны к устойчивым семейным отношениям, нежели теперешняя молодежь. Это вопрос моральных, нравственных ценностей.
— Любите ли вы повозиться на кухне?
– Не-ет.
— А любимое блюдо? Пельмени из коробки?
– Это абсолютно неважно. Когда мы поженились, то сразу же договорились, что никакого культа из еды не делаем.
— Следите ли вы за модой? Предпочитаете ли какой-либо стиль в одежде?
– За модой слежу, но выбираю из нее только то, что мне нравится. Не люблю крайностей.
— Какой вид отдыха предпочитаете?
– Предпочитаю отдыхать на природе. Лучше всего на Сааремаа.
— Большая ли у вас семья? Сколько вас, Рюйтелей?
– У нас две дочери, пятеро внуков. С ними я провожу очень много времени, уделяю им максимум внимания.
— Что бы вы пожелали в Новом году нашим читателям?
— Михкель Мутт на страницах Eesti Paevaleht с грустью и сожалением написал, что с уходом Леннарта Мери в эстонской политике заканчивается период людей культуры. Такое рассуждение вас озадачило? Огорчило? Обидело?
– Похоже, мне не удастся припомнить такого случая. Конечно, бывало немало ситуаций и проблем, которые его очень тревожили, заботили, волновали, но чтобы он вышел из себя... Нет, не припоминаю. И дело тут не в отсутствии эмоций. Просто у него такой тип характера – меланхолический. Он все переживает внутри, не выпуская пар наружу. Я более эмоциональная натура.
— С политикой вечно так, она настигает всех подряд — старых и молодых, физиков и лириков, историков и агрономов... И вас она настигла. Военное детство, эвакуация. Расскажите немного о своей жизни вдали от Эстонии во время войны.
– Так это же очень интересно! Хотя своя предыстория в моей профессионализации, конечно же, была. Когда я училась в университете, еще не было портативных магнитофонов, которыми сейчас пользуются повсеместно. А поскольку я к тому времени окончила музыкальную школу и была довольно сильна в сольфеджио, то могла с голоса записывать нотный текст. Причем замечала всякие там нюансы – тут тон повыше, тут четверть тона пониже, – которые в народной музыке очень важны. В результате университетский профессор позвал меня после первого курса в экспедицию на острова Кихну и Рухну и в Сетумаа. Надо сказать, что в то время древняя народная культура в тех краях была еще очень жива. И она покорила меня. Люди ходили в национальных костюмах, пели замечательные старинные песни, очень своеобразные, проникнутые древней мифологией и философией. И сами эти люди были добрые, милые, интересные. Так я стала изучать фольклор, причем не ограничивалась только эстонской культурой. Со временем, накопив солидный материал, я организовала целый ряд всесоюзных научных конференций по народной музыке финно-угорских народов. Со всесоюзного уровня мы вскоре перешли на международный, ибо наконец-то появилась возможность приглашать гостей из-за рубежа. И меня тоже стали приглашать на международные конгрессы, конференции.